Федор Тютерев - Необыкновенные приключения юных кубанцев
- А ты че, в марте, что ли, родилась? - пристроившись о бок и намеренно сбавив темп, спросил он.
- Почему так решил?
- Да у нас это самое... телочку корова в марте привела. Ну, мы ее так и назвали -Марта. Я и подумал...
- Скажешь, тоже!.. - улыбнулась она. - Просто мне дали чисто немецкое имя.
- Поп, что ли?
- Почему? Мама с папой. А они по национальности немцы.
- Ка-ак - немцы?.. ик-карный бабай! - Андрей резко остановился. - Ну и лоп-пух же я!
Марта, проскочившая немного дальше, вернулась озабоченная:
- Что случилось? Что-нибудь забыл?
- Наоборот - вспомнил, - холодно произнес он, поставив сумку к ее ногам. - Забери и возвращайся: тебе со мной нельзя.
- Нельзя? Но почему-у?
- Долго объяснять... Вобщем, я передумал.
0шеломленная неожиданным поворотом дела, Марта, казалось, лишилась дара речи. Недоуменно смотрела, как, набычившись, удаляется ее еще мнуту назад дружелюбно улыбавшийся единомышленник, к которому она успела проникнуться благодарностью и симпатией. Какая ж муха его укусила вдруг?..
Но вот он остановился, словно одумавшись. Помедлив, развернулся и, глядя под ноги, ускоряя шаг, затрусил в обратную сторону. Пробегая мимо, на нее даже не глянул. На этом ее оцепенение кончилось, она кинулась следом, решительно остановила:
- Объясни же, что случилось... Не молчи! Отказался от поиска?
- Ниче не отказался! Вот токо сбегаю за рубахой.
- Но ведь я же взяла и для тебя! ...
- Ну, это самое... Вобщем, я еще седни не завтракамши.
- Я и поесть прихватила.
Запас причин был явно исчерпан, а истинную называть не хотелось. Выручили босые ноги - именно их разглядывал он все это время:
- Кроме того, я забыл про обувку, а там знаешь, скоко разных колючек!
- Почему ж не сказал мне во дворе? - не сдавалась и она. - И я не сообразила, а дедушкины чувяки были бы тебе в самый раз. Хочешь - сбегаю? Сам ведь сказал: дорога каждая минута.
Не хотелось Андрею иметь дело с незнакомыми немцами, но все возможные отговорки были исчерпаны. Ничего не оставалось, как выложить правду в глаза.
- Ежли хочешь знать, то я немцам не доверяю.
- И мне тоже? Но почему? - искренно удивилась она.
- А ну как вы заявились к нам на хутор, чтоб шпионить на фрицев, когда придут.
Пальцы, крепко державшие его руку, враз разжались, лицо потускнело, на глазах сверкнули слезы. Спросила голосом, дрожащим от обиды:
- Ты так решил потому, что мы одной с ними национальности? Раз серый, значит, волк - так по-твоему?
- Ну, не совсем так. Про теть Эльзу, что жила до вас, я бы плохо не подумал, хуть она и немка. Их все у нас знают. Но они с Рудиком куда-то делись, а на их месте - вы. Почему?
- Тетя Эльза - мамина сестра, они даже двойняшки... - Слезы капали с ее ресниц, растекались по щекам, но Марта говорила без всхлипываний, лишь подрагивавшие губы выдавали глубину ее обиды, - Они уехали потому, что на них могли донести фашистам. Или ты не знаешь, что дядя был у вас секретарем партячейки?.. А там, где они сейчас, их никто не знает.
Андрей вспомнил, что отец Рудика действительно был, как говорили, партейный; он в числе первых ушел добровольцем на войну. Ежели все так, как она говорит, то на этот раз погорячился он.
- А твой где отец? - поинтересовался, заметно подобрев.
- Мой папа тоже красный командир и воюет против фашистов!
- Ну, ежели так, - пошел на попятную, - то извиняюсь. Беру свои слова назад.
Однако теперь Марта, отвернувшись, заходилась энергично всхлипывать, тереть глаза и шмыгать носом.
- Здрасьте, опомнилась!.. - Дотронулся до плеча, принялся успокаивать: - Не плачь. И не обижайся: не за себя я испугался, за него. Больше не буду, слышишь? Идем, а то зря время теряем. Видишь, я уже выражовываюсь правильно.
- А как же с обувкой? - улыбнувшись сквозь слезы и перестав всхлипывать, напомнила она.
- А, ерунда, не привыкать!
Обидное недоразумение было так же скоро забыто, как и возникло, а потерянное время решили наверстать бегом. Большая половина проезда оставалась уже за спиной, когда Марта начала-таки отставать; он подал руку:
- Потерпи, вон уже и край виден. Выскочим из этого пекла, а там должен быть свежий ветерок.
Но добежать до краю не получилось: в нескольких метрах от него Андрей сам, выронив ее ладошку и несколько раз прыгнув на одной ноге, сел вдруг посреди дороги.
- Что с тобой, ногу подвернул? - испугалась Марта, видя, что держится за стопу.
- Да вот, екарный бабай!.. - показал осколок бутылочного стекла; из подушечки большого пальца сочилась кровь. - От же не везет - обратно задержка!..
- Зажми ранку и подержи, я - сейчас, - посоветовала она, схватив сумку. Порывшись, достала из нее сверток, быстро развернула - в нем оказались бинты, ватные тампоны, пузырек с коричневым содержимым и небольшие блестящие ножницы.
- Ну ты, Марта, даешь! - удивился пострадавший. - Откуда у тебя все это?
- У меня мама доктор. Отпусти-ка палец. Ну вот, уже и не кровоточит. Смочив ватку потом с его лица, протерла ею пораненый палец и смазала порез йодом; ловко забинтовав, стала укладывать принадлежности.
- Если почувствуешь, что повязка ослабла, сразу скажи: надо, чтоб не слетела, а то все насмарку. Не забудешь? - предупредила, управившись.
- Постараюсь. Спасибо. Это самое... - окинул ее взглядом. - У тебя что заместо платья?
- Шаровары до щиколоток и кофта с длинным рукавом.
- Не белая, случайно?
- Голубая, а что?
- Белое сильно заметно, а это в нашем деле нежелательно. Давай-ка заодно и переоденься.
- Ты прав. - Доставая свои вещи, сообщила: - А тебе с длинным рукавом ничего не нашлось, кроме вот из маминого гардероба. Пройдет? - показала нечто цветастое и на пуговицах спереди.
- Впольне. Токо я надену потом, а то жарко.
- Слово "вполне" пишется и произносится без мягкого знака, - поправила она уже в который раз произношение и добавила: - А еще я положила тебе трусы.
- Это, как его... Тожеть мамины?
- Такое скажешь! - глянула осуждающе. - Рудькины остались. Где-то и рубашка лежит, но я в спешке не нашла. - Натянув шаровары и задирая платье, попросила: - Отвернись на минутку, - и, не дожидаясь исполнения просьбы, стала стаскивать через голову.
Андрей отвел глаза, но успел заметить "карман" для носового платка: уголок его торчал из промежутка между чашечками бюстгальтера. Похвальная, казалось бы, предусмотрительность помощницы, "положившей" трусы, поначалу оценена им не была: упоминание о них говорило за то, что его видели голозадым... Конешно, он сам виноват, что так оплошал, но все-таки неприятно, подумалось ему. А просьба отвернуться вызвала даже чувство оскорбленного самолюбия: "Сама, небось, подглядывала, а тут в ливчике - и отвернись. Цаца какая! "
Но это он подумал, а сразу ответил так:
- Пож-жалста! Не больно интересно. Не видел я, что ли, ваших сиськов, что ли!..
- Интересно, где ты насмотрелся "сиськов"? - сделала она ударение на последнем слове; однако объяснять правильность произношения в этот раз не стала.
- Мало ли где! Но я сподтишка не подглядывал, как некоторые...
- Ой, Андрошка, я сразу же и отвернулась - ей... честное пионерское! веришь?
- Ла-адно, поверил... Ты давай поторапливайся.
- Я уже готова, идем. - Заметив, что слегка прихрамывает, спросила участливо: - Болит?
- Нисколько. Это самое... Я имя свое сказал тогда неправильно: меня, вобще-то, звать Андреем. А Андрон - кличка.
- Правда? А почему именно такая?
- Да цыган был у нас в колхозе с таким именем, кузнец. Черноволосый да кучерявый, как я. Но ты не подумай, он появился, когда мне было уже лет десять. Просто батя у меня тожеть чернявый.
- Я, признаться, приняла тебя за цыганчонка... А это твое "екарный бабай" считала за цыганское ругательство.
- Ниче не цыганское и не ругательство, просто приговорка такая.
- Между прочим, неприятная на слух: так и кажется, что ты хочешь заматериться.
- Ну, ежели так кажется, то я больше и не буду, - пообещал Андрей.
Эта ли его уступчивость, или тому появились уже и другие причины, но Марта, поймав его взгляд и улыбнувшись, сказала с задоринкой:
- Ты начинаешь мне нравиться... как любила говорить одна моя учительница. - Но уточнила: - За чуткость, справедливость и еще - что слушаешься старших.
"Тожеть мне, старшая! - подумал он про себя. - Обещал заради уважения. Потому как и ты мне начинаешь".
Подсолнухи кончились, дышать и впрямь стало легче. Хотя солнце, подбиравшееся уже к зениту, калило на полную августовскую мощь, но долетавший со стороны плавней свежий ветерок, обдувая, приносил какую ни есть прохладу.
Торная дорога растворилась в спелой степной траве. От нее влево ответвилась тропинка, в конце которой виднелось кладбище с потемневшими от времени деревянными крестами, поросшее сиренью и небольшими фруктовыми деревцами. Обогнув его справа, со стороны гравийки, ребята вышли в открытую степь.
- А мы с тобой не первые, кто поспешил на выручку, - заметила Марта немного в стороне мужчину в темном картузе и белой рубашке; тот тоже их обнаружил и остановился, поджидая.
