Турсун Султанов - Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть
Совсем по-другому сложилась этническая и политическая судьба кочевых родов и племен Монголии, которые в полном составе или отдельной частью переселились в эпоху великих завоеваний в западные улусы Монгольской империи. Точных статистических данных о численности монголов, поселившихся в Улусе Джучи, Чагатайском улусе и в государстве Хулагуидов, нет: разные исследователи приводят разные цифры[11]. Уверенно можно утверждать лишь одно: в каждом из названных выше трех западных улусов оказалось несколько десятков тысяч монголов. С течением времени они приняли язык и веру народов покоренных ими стран и ассимилировались в их среде. Насколько известно, из потомков монголов, пришедших на запад при Чингиз-хане и его преемниках, только две небольшие группы сберегли свой язык до новейшего времени — это афганские монголы в составе хазарейцев и толмукгунцы в Кукунорской области. Данные источников позволяют исследователям сделать вывод о том, что особенно интенсивно процесс слияния монголов с местным населением и образования новых этнических общностей шел в Кипчакских степях.
Мы не будем рассматривать вопрос о влиянии монголов на строй местной жизни покоренных ими стран; эта проблема с той или иной степенью полноты рассмотрена в трудах академика В. В. Бартольда и других авторов. Для нашей темы достаточно отметить, что в политической жизни покоренных монголами стран довольно скоро и прочно укрепилась государственная идея, согласно которой хан — только Чингизид, т. е. право Чингизидов править, о котором говорилось выше, вошло в состав политического обычая, получило общее признание. В этом отношении весьма показательно, что даже в XIX в. в Средней Азии и Казахстане происхождению от Чингиз-хана и титулу султан придавалось такое же значение, как и происхождению от пророка Мухаммада и званию саййид. Об этом звании следует сказать особо.
Саййид — вождь, господин, глава (синоним — шариф: благородный, знатный). Саййидами в мусульманском мире называются потомки четвертого праведного халифа Али (правил в 656–662 гг.), женатого на Фатиме, дочери пророка Мухаммада. К женщинам прилагается термин саййида или ситти («моя госпожа»). Чингизиды признали саййидов «первенствующим сословием» уже в XIV в., когда в Улусе Джучи (Золотой Орде), Чагатайском улусе и в государстве Хулагуидов (Иран) ислам стал официальной религией. Саййиды составляли обособленную группу в социальной иерархии мусульманского общества и искони пользовались у верующих не только почетом, но и многими привилегиями. В сознании мусульман саййиды часто отождествлялись со святыми (аулийа). Саййиды считались главными носителями религиозных идей мусульманства и не подлежали смертной казни. Только они одни могли безнаказанно говорить всю правду мусульманским государям и даже укорять их за неправедный образ жизни. В «Мунтахаб ат-таварих-и Муини» (нач. XV в.) рассказывается, что государь Золотой Орды Азиз-хан (правил в Сарае в 1360-х гг.) вел развратный образ жизни, за что подвергся упрекам саййида Махмуда. Хан прислушался к словам саййида, даже выдал за него свою дочь и выразил раскаяние, но через некоторое время вновь вернулся к прежнему образу жизни и был убит своими приближенными.
Саййиды брали себе жен из любой социальной группы, без различия, но неохотно выдавали своих дочерей за людей из другого слоя, так как потомки от такого брака, каково бы ни было их происхождение по мужской линии, приобретали все права и привилегии саййидов, потомков пророка Мухаммада. Честь быть саййидом ценилась так высоко и саййиды так мало были склонны допускать в свое сословие путем браков посторонних лиц, что бывали случаи, когда, например, среднеазиатские государи-нечингизиды XVIII–XIX вв. насильственно брали себе в жены девушек из первенствующего сословия, чтобы уже их потомки могли присоединить к своим титулам и почетным эпитетам высокое звание «саййид». Известно, например, что основатель династии Кунгратов в Хиве инак (высшее должностное лицо в стране) Ильтузер (в 1804 г. принял ханский титул, в 1806 г. погиб в войне с бухарцами), понимая, что по происхождению он ничем не отличается от других главарей дештских племен Хорезма и не имеет наследственных прав на престол, для упрочения своей династии решил взять в жены дочь одного из ургенчских саййидов, Ахта-ходжи. Саййид, узнав об этом, поспешил выдать дочь за своего племянника; тем не менее Ильтузер насильно перевез ее в свой гарем, отняв у молодого мужа[12].
Следующие разделы этой книги посвящены изучению властных отношений внутри Еке Монгол улуса, Золотой Орды, Чагатайского государства и их политических наследников — Моголистана, государства Тимура, Узбекских ханств и Казахского ханства. Чтобы ясно представлять себе эти властные отношения, необходимо дать краткие сведения о Ясе и биликах Чингиз-хана.
Образование Еке Монгол улуса в начале XIII в. вызвало необходимость выработки общих, закрепленных письменно правовых норм и законодательных уложений для управления государством. Для этой цели было приспособлено обычное право, подвергшееся кодификации и изменениям, отвечавшим новым условиям. Свод законов и установлений получил название «Великая Яса», или просто «Яса», Чингиз-хана.
Яса (более полная форма ясак; монгольское — дзасак) означает «постановление», «закон». Яса Чингиз-хана — санкционированный Чингиз-ханом монгольский свод законов и установлений. Яса, как полагают, была принята на общемонгольском курултае в 1206 г., пересмотрена в 1218 г. и утверждена в окончательной редакции в 1225 г.
Наиболее подробные сведения о постановлениях Ясы мы находим у персидского историка XIII в. Джувайни и египетского писателя Макризи (ум. 1441–1442).
По словам Джувайни, Яса Чингиз-хана была написана уйгурским письмом на свитках (тумар) и называлась «Великою книгою ясы» (йаса-наме-йи бузург). Эти свитки хранились у наиболее авторитетных царевичей — знатоков Ясы. При вступлении нового хана на престол, при отправке большого войска, при созыве собрания царевичей для обсуждения государственных дел и их решений эти свитки приносили, и на основании их вершились дела. Яса не сохранилась в подлиннике и известна лишь в отрывках и сокращенных изложениях у Джувайни[13], Рашид ад-Дина, Иоанна де Плано Карпини[14], Вассафа, Ибн Баттуты, Григория Абу-л-Фараджа, Макризи и т. д.
На основании сохранившихся фрагментов можно полагать, что основной задачей постановлений Чингиз-хана было создание новой системы права, которая отвечала бы запросам и потребностям нового монгольского общества.
Соблюдение постановлений Чингиз-хана было обязательно не только для всех жителей империи, но и для самих ханов. Но Яса, конечно, нарушалась как жителями империи, так и самими Чингизидами. Это и понятно. Яса Чингиз-хана регламентировала лишь нормы кочевой жизни. В большинстве покоренных монголами стран, в частности в Средней Азии и Иране, где издревле существовала своя правовая традиция, подчинить население новому праву было чрезвычайно трудно. Правовая система монголов, выработанная на основе обычного права кочевников и преимущественно для кочевников, в иных условиях оказывалась крайне неудобной. Многие стороны социально-бытовой и общественной жизни оставались вовсе не регламентированы Ясой, а отдельные ее положения вступали в противоречие с мусульманским религиозным правом и обычаями местного населения. На этой почве возникали столкновения между блюстителями Ясы и местным населением, оборачивавшиеся, как правило, трагедией для последнего.
Вот как описывает Джувайни поступки Чагатая, главного блюстителя Ясы Чингиз-хана: «Свое окружение и подчиненных он так сдерживал страхом Ясы и своею расправою за ее нарушение, что в его правление кто бы ни проезжал поблизости от его войска, не нуждался ни в авангарде, ни в конвое и, образно говоря, если бы какая-либо женщина поставила себе на голову поднос золота и пошла бы одна, она бы ничего не боялась. Он издавал мелкие постановления, которые были невыносимы для мусульманского народа, например, вроде того, чтобы не резали скот на мясо [по-мусульманскому обычаю, но по-монгольскому]; чтобы днем не входили в проточную воду и т. п. Было разослано во все области постановление, чтобы не резали баранов [по-мусульманскому обычаю], и в Хорасане продолжительное время никто открыто не резал овец: он понуждал мусульман питаться падалью» (Джуваши, изд. Т. 1. С. 227).
Яса Чингиз-хана, которая возводила всякий проступок, даже простую человеческую халатность и неосторожность, в ранг преступления и предусматривала строгое наказание, вплоть до сметной казни, признается «чрезвычайно строгой» даже историком Монгольской империи Рашид ад-Дином (ум. 1318).
