Лев Поляков - История Антисемитизма. Эпоха Веры.
С другой стороны, интерес современников, и особенно «интеллектуалов» того времени, вызывали специфические, необычные черты иудаизма. Этот интерес колеблется между двумя полюсами: его отталкивает еврейский партикуляризм и привлекает религиозный монотеизм – то, что Ренан называл «странным очарованием» и что подтверждается успехами еврейского прозелитизма.
Об этом с гордостью писал Иосиф Флавий: «Издавна множество людей выражает страстное желание перенять наши религиозные обряды, нет ни одного греческого города, ни одного варварского племени, ни одного народа, на который не распространился бы наш обычай воздерживаться от работы каждый седьмой день и где бы не соблюдались наши посты, зажигание светильников и наши многочисленные ограничения в том, что касается пищи» («Иудейская война», 2, 16, 4.)
Добавим к этому, что в наше время часто проявляется стремление противопоставить ревнивую избирательность Бога евреев терпимости языческих богов. Но если внимательней рассмотреть эту проблему, то окажется, что дело обстояло не так просто. Верховные боги античного города занимались только своими собственными адепта-ми. Чужеземец не мог рассчитывать на их защиту, он оставался связанным с богами своих предков. Таким образом, признавая чужих богов, местный или региональный культ в пределах собственных границ оставался нетерпимым и исключал любые другие. В то же время универсальный Бог евреев не допускал соперников, но для всех оставалась открытой возможность присоединиться к избранному народу, а на его защиту мог надеяться каждый человек. Как сказал пророк: «Вот, ты призовешь народ, которого ты не знал, и народы, которые тебя не знали, поспешат к тебе ради Господа, Бога твоего» (Исайя, 55,5).
Отметим в этой связи, что под непреодолимым воздействием эллинистической культуры иудаизм претерпевал определенные изменения. Ритуальной стороне отводилось меньше места, зато незаметно получали распространение идеи, заимствованные у греческой мысли и философии. Согласно талмудической традиции, в доме раби Гамлиэля пятьсот молодых людей изучали Тору и еще пятьсот -греческую философию… В результате этой эволюции появляются такие эллинизированные еврейские мыслители как Филон Александрийский, пытавшийся сочетать доктрину стоиков с предписаниями Торы. Естественно, что подобные тенденции весьма способствовали распространению еврейского прозелитизма.
Кроме того, эта эволюция подготавливала почву для будущих успехов христианской пропаганды, которая в свою очередь станет оказывать воздействие на положение евреев. Но перед тем, как перейти к этим проблемам, попробуем подвести некоторые итоги этой вводной, но очень важной главы, взяв в качестве исходной точки несколько меланхолические выводы специалиста по папирусам Жозефа Мелез-Моджеевского, написавшего:
«Враждебность и ненависть с одной стороны, симпатия и восхищение с другой» – эта формулировка принадлежит Марселю Симону… С античных времен существовал некий «еврейский вызов», исключавший безразличие. Следует признать, что враждебность к евреям не была христианским изобретением. Исторический опыт показывает, что, к несчастью, враждебность чаще всего оказывалась сильнее симпатии. Можно задать себе вопрос о том, насколько постоянной окажется эта тенденция и в будущем – вопрос, сохраняющий свою актуальность. Разумеется, хотелось бы пожелать, чтобы симпатия возобладала – без восхищения и прочих крайностей, всегда несколько двусмысленных. Еще лучше было бы, чтобы эта напряженность окончательно уступила место более нейтральным отношениям. Но не означало ли бы это мечту о том, чтобы когда-нибудь евреи стали «таким же народом, как все остальные», не перестав при этом быть евреями?
По крайней мере, в одном можно не сомневаться: нельзя безнаказанно пытаться стать одновременно евреем и греком. Изучение языческого антисемитизма помогает с большим реализмом отнестись к этому фундаментальному заблуждению нашей культуры» (J. Méléze-Modrzejewski. Sur l'antisémitisme païen, in: «Pour Léon Poliakov, Le racis me, mythes et sciences», pp. 427-428, Ed. Complexe, 1981.).
Однако если ограничиться только четырьмя последними веками нашей эры, то можно обнаружить достаточно многочисленные исключения из этого правила, что вынуждает усомниться в его универсальности. Настоящее исследование часто будет приводить к необходимости вносить поправки как по этому, так и по другим поводам, поскольку подлинная история часто вынуждает делать это даже в связи с самыми фундаментальными обобщениями. Здесь я ограничусь тремя достаточно характерными случаями.
Разве два народа нашего континента, обладающие самыми длительными культурными традициями, а именно итальянцы и голландцы, начиная с XVII века не были свободны от вспышек антисемитизма и не поддерживали добрососедских отношений со «своими» евреями?
Разве в обширном англо-саксонском ареале католики не находились по крайней мере вплоть до конца XVIII века в ситуации, весьма похожей на еврейскую, с папством и иезуитами в качестве главных поводов для беспокойства? В Америке роль козлов отпущения была отведена неграм. Что же касается англичан, то они предпочитали, чтобы евреи прежде всего оставались… настоящими евреями независимо от того, воспитаны ли они по нормам западной культуры или нет.
Наконец, разве в конце тридцатых годов военные правители Японии, которым их нацистские союзники внушали теории о еврейской заразе, не извлекли из них диаметрально противоположный вывод и не решили использовать этот динамичный и трудолюбивый народ, от которого добрая половина Европы хотела изба-виться, для колонизации завоеванной Маньчжурии? То, что этот так называемый «план Фугу» не был осуществлен, произошло отнюдь не по вине руководителей экспансионистской Японии ( M. Tokayer et M. Swartz, Histoire inconnue des Juifs et des Japonais pendant la seconde guerre mondiale, Ed. Pygmalion, 1980).
Теперь можно вернуться к преобладающему христианскому или постхристианскому предрассудку, который, по моему мнению, является составляющей частью условий, требующихся, по всей видимости, для обеспечения выживания и существования еврейского народа, о чем я уже говорил выше.
С 1960 года я довольно тщательно изучал этот вопрос. Вот что я писал по этому поводу:
«Изучение полемaической литературы, обсуждавшей эту проблему в течение двух тысячелетий, эти потоки чернил, которые предшествовали потокам крови или следовали за ними, часто вынуждали автора задавать себе вопрос, не получалось ли в конце концов так, что письменные обращения или действия, направленные в пользу евреев, приводили к тому же результату, что и те, что были направлены против них, так что в целом они являлись инструментами одного огромного оркестра, который обеспечивал живучесть антисемитизма. С этой точки зрения апологеты иудаизма часто добивались эффектов, прямо противоположных своим намерениям. Но по мере того, как их жалобы и проповеди оборачивались против них, возбуждаемая таким образом ненависть народов способствовала сохранению иудаизма. Следует подчеркнуть, что этот аспект всей проблемы в целом заслуживает особого внимания.
Автор не является верующим евреем; в наши дни большинство апологетов иудаизма не относится к таковым; такое уже бывало раньше, как это увидит читатель на примере средневековой Испании. Но в главах этой книги, посвященных трагедии испанских евреев, описывается также, как неверующие отцы приближали наступление катастроф, воз-вращавших их сыновей в лоно древнего Бога Израиля. Иногда спираль кажется бесконечной: если верить пророкам, то так было в библейские времена; так продолжается и в наши дни, когда самая дикая вспышка ненависти, с которой когда-либо сталкивался иудаизм, привела к его замечательному возрождению в Израиле и за его пределами.
Таким образом, имелись как духовные, так и социальные условия выживания еврейского народа в рассматриваемой перспективе накануне новой эры и в ее начале. Следует ли добавить к этому, что, по мнению Сириуса, одного из многих римских авторов, разница между еврейской сектой и только лишь зарождающейся христианской не имеет сколько-нибудь существенного значения? В любом случае очевидно, что изучение этого сочетания обогащает любые рассуждения на темы антисемитизма в целом. Так, во втором томе будет показано, что начиная с века Просвещения писания Апиона, Тацита и их единомышленников способствовали распространению антиеврейской пропаганды, хотя они первоначально были направлены исключительно против
П. АНТИСЕМИТИЗМ В ЭПОХУ ПЕРВЫХ ВЕКОВ ХРИСТИАНСТВА
Hовому учению, произошедшему из иудаизма и обращавшемуся к Богу Авраама, потребовалось три века борьбы, чтобы триумфально утвердиться на всех просторах Римской Империи. Невозможно себе представить, чтобы событие такого масштаба не оказало влияния на жизнь евреев, оставшихся верными древнему Закону. Эти последствия не заставили себя ждать и оказались очень значительными. Весь этот процесс, крайне сложный и иногда противоречивый, следует подробно рассмотреть с самого начала.
