Александр Солженицын - Двести лет вместе (1795 – 1995)
В широком же объёме еврейского сознания уникальность своего народа воспринимается не как бедствие, а как гордость. «Быть евреем по-прежнему больше честь, чем проклятие»[67]. – «Люди не хотят отдавать это ощущение… выделенности, не хотят "обменивать" его на что-либо иное… Отдать свою отмеченность – значит что-то серьёзное и ценное потерять»[68]. – «Наша аномалия как государства, как народа и как движения… поступиться ли величием и страданиями, связанными с этой аномалией, или, наоборот, зная ей цену, всячески укреплять её?»; «мы имеем дело с особого рода сущностью, которую не только никакой топор не вырубит, но не способна объяснить никакая историческая или философская теория»[69]. – «Хотим мы этого или не хотим, наши успехи и поражения, а также наши грехи и заслуги имеют всемирно-исторический характер и всемирно-историческое значение… Борьба за будущее евреев есть также и борьба за тот или иной образ всего остального мира»[70]. – «Особость, не имеющая себе аналога в мировой истории» – это то, что евреи смогли совместить в себе национальное и универсальное начала, это «народ – сугубо национальный и космополитический – в одно и то же время»; «противоречивое единство этих двух начал (самоутверждение и ассимиляция) представляет собой высший закон еврейской жизни»[71]. – «Наше самосознание было в целом и космополитическим, и элитарным»[72].
А глядя в наступающее человеческое будущее – сочетание в себе и национального, и универсального – может быть, самое необходимое (и победное) качество для новых столетий. Можно только пожелать его и нам, русским, и всем народам.
Но ощущение уникальности может придать сознанию и опрометчивый уклон.
Самому стремлению любого народа иметь идеал высший, прозревать предназначение высшее, чем только своё физическое существование, – не может быть упрёка, это стремление возвышает всякий народ в область Духа. Пусть не мессианство по прямому Божьему поручению, но – поиск и ощущение какой-то и своей особой миссии. Однако: что в ней искать?
Если бы вот так, как думают иные израильтяне (Натан Щаранский): избранность «приемлема только в одном плане – как повышенная моральная ответственность»[73]. Или, за 60 лет до него: «Не может безответственность… быть надёжной основой для нашей, еврейской жизни, жизни маленького народа, развеянного по миру… Легко ли это или нет, но мы должны сделать все усилия, чтобы познать себя и понять других»[74].
В 1939 году, перед самой гранью Второй войны, – редакция еврейского (на идише) сборника «На перепутье» поставила нескольким европейским интеллектуалам вопрос: «Следует ли евреям активно участвовать в общей политической жизни, не должны ли они ограничиться одной лишь еврейской политикой?»[75]
На этот вопрос известный писатель Стефан Цвейг, космополит и ассимилированный австрийский еврей, ответил так. Не участвовать в политической жизни мы, как и никто, уже не можем. Вопрос надо исправить: «следует ли нам стремиться к ведущему положению в политической и общественной жизни». Мы уже никак не можем отбросить «наше интернациональное, наднациональное отношение к общечеловеческим вопросам». Однако «считаю не менее опасным… чтобы евреи выступали лидерами какого бы то ни было политического или общественного движения… При наличии равных с другими прав евреи имеют далеко не равную со всеми ответственность», а «во сто тысяч раз» большую. «Служить – пожалуйста, но лишь во втором, в пятом, в десятом ряду и ни в коем случае не в первом, не на видном месте. [Еврей] обязан жертвовать своим честолюбием в интересах всего еврейского народа». (Здесь – поучителен урок о моральной связи и каждого еврея с судьбой своего народа.) «Нашей величайшей обязанностью является самоограничение не только в политической жизни, но и во всех прочих областях… Единственная польза, единственный смысл, которые можно извлечь из трагического урока, выпавшего на долю евреев, – это их внутреннее воспитание. Лишь тогда… наши невиданные страдания имели бы хоть какой-то смысл, если бы они побудили еврея совершать не шумные, а по-настоящему великие дела»[76].
Какие высокие, замечательные, золотые слова, – и для евреев, и для не-евреев, для всех людей. Самоограничение – от чего оно не лечит! Но в том-то и мучительная нить, что именно самоограничение – трудней всего и даётся вообще людям.
Макс Брод, убеждённый сионист и, казалось бы, полный оппонент Цвейгу, – ответил почти буквально то же: «Очень опасно для евреев вмешиваться в политическую жизнь других народов… Такое участие нас непременно раздавит и уничтожит». Еврей «должен ограничивать себя, воздерживаться… Воздержаться, но не отходить в сторону! Воздержаться – это значит: не стремиться к лидерству или к наградам в чужой политике, но действовать с сознанием ответственности, открыто, ясно, отнюдь не тайно, за кулисами»[77].
И это последнее добавление – опять-таки превосходно. (И опять же, честно сказать: и всем людям, и евреям, – как бывает трудно следовать ему.)
И в сегодняшнем Израиле мудро мыслящие евреи отчётливо говорят: «Наше вмешательство в дела других народов всегда оборачивалось плохо и для этих народов, и для еврейского народа»[78]. – Мы «много раз в современной истории… обнаруживали несправедливость в основаниях существующих обществ, а наша безответственность, как меньшинства, способствовала созданию новых, гораздо худших». Мы были «потомственные подаватели советов»[79].
А вот, после советских десятилетий строго оглядясь, пишет современный еврейский автор из диаспоры: «Конечно, эта история [евреев] была, как и у других народов, не только история благочестивых, но и бессовестных, не только беззащитных и ведомых на смерть, но и вооружённых, несущих смерть, не только преследуемых, но и преследующих. Есть в этой истории страницы, которые без содрогания нельзя открыть. И как раз эти страницы систематически и намеренно вытеснялись из сознания евреев»[80].
По заключению Э. Ренана, удел народа Израиля отначала был: стать бродилом для всего мира. Эта мысль, согласно или полемически, повторяется и у наших современников: «Мы стали бродильным началом среди неевреев, в среде которых мы жили»[81]. – «…Дескать, избранность еврейского народа в том и состоит, чтобы вечно жить в рассеянии. "Мы дрожжи… наша задача – сбраживать чужое тесто"»[82].
И по многим историческим примерам, и по общему живому ощущению, надо признать: это – очень верно схвачено. Ещё современнее скажем: катализатор. Катализатора в химической реакции и не должно присутствовать много, а действует он на всю массу вещества.
К этому следует добавить не только несомненную подвижность ума, еврейское «доверие к разуму и ощущение, что конструктивными усилиями можно решить все проблемы»[83], но и – острую чуткость к струям времени. Чутче евреев, я думаю, нет народа во всём человечестве, во всей истории. Ещё только первые молекулы тления испускает государственный или общественный организм – уже евреи от него откидываются, хотя были бы доселе привержены, уже – отреклись от него. И едва только где пробился первый росток от будущего могучего ствола – уже евреи видят его, хвалят, пророчат, выстраивают ему защиту. – «Такое свойство темперамента, при котором евреи всегда оказываются на стороне "самых передовых" идей… очень уж для нас, евреев, характерно»[84].
Предпринятый тут обзор мнений даёт нам до некоторой степени объемлющее сознание, с которым мы вступаем в дальнейшее чтение.
Глава 13 – В ФЕВРАЛЬСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ
123-летняя история неравноправного подданства еврейского народа в России (считая от Указа Екатерины 1791 г.) закончилась с Февральской революцией.
Стоит оглянуться на атмосферу тех февральских дней – каким подошло общество к этому моменту эмансипации?
Первую неделю петроградских революционных событий газет не было. А затем они выступили с трубным гласом, менее всего задумываясь или ища жизненные государственные пути, но наперебой спеша поносить всё прошедшее. В невиданном размахе кадетская «Речь» призывала: отныне «вся русская жизнь должна быть перестроена с корня»[1]. (Тысячелетнюю жизнь! – почему уж так сразу «с корня»?) – А «Биржевые ведомости» выступили с программой действий: «Рвать, рвать без жалости все сорные травы. Не надо смущаться тем, что среди них могут быть и полезные растения, – лучше чище прополоть с неизбежными жертвами»[2]. (Да это март 17-го или 37-го?) – Расшаркивался новый министр иностранных дел Милюков: «До сих пор нам приходилось краснеть перед нашими союзниками за наше правительство… Россия лежала мёртвым весом на деле союзников»[3].
