Юрий Семенов - Философия истории
Эта идея была с восторгом подхвачена рядом наших ученых. «Предмет исследования историков, — пишет, например, претендующий на роль теоретика исторической науки медиевист Арон Яковлевич Гуревич, — люди, мыслящие и эмоциональные существа».2 Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа «Анналов»». М., 1993. С. 15.Ему вторит член-корреспондент РАН Ахмед Ахмедович Искендеров, утверждающий, что «в центре исторических исследований» должна находиться «человеческая личность».3 Искендеров А.А. Историческая наука на пороге XXI века // ВИ. 1996. № 4. С. 25.
Таким образом, у всех у них получается, что именно отдельный человек есть субъект исторического процесса. Но естественно, что никто из них не мог выдержать эту точку зрения последовательно до конца. После такого рода заявлений обычно сразу же следовали оговорки, что, собственно, нужно иметь в виду не человека, а людей, связанных друг с другом, образующих реальные коллективы и т.п.
И понять эту непоследовательность можно. К чему можно прийти, если последовательно придерживаться подобного рода взглядов, можно видеть на примере русского философа Владимира Францевича Эрна (1882 —1917). Поставив в статье «Методы исторического исследования и книга Гарнака «Сущность христианства»» (1907) вопрос о том, «что должно быть познанным в истории?», он отвечал: «...Необходимо... каждую отдельную индивидуальную жизнь познать во всем объеме и ее внутреннем содержании и ее внешнего воздействия на окружающее. Но что это значит? Это значит, что нами должен быть познан безусловно всякий из тех миллиардов людей, которые жили на земле и которые ведь все безусловно вошли в исторический процесс. Только когда мы будем знать о каждом человеке все, т.е. когда мы узнаем во всей полноте всю бесконечную массу его всех мыслей, всех чувств, всех переживаний, а также всю совокупность воздействий, полученных им от других, а также произведенных им от себя на других, только тогда заполнятся действительно фактическим содержанием те грубые, часто возмутительно грубые, и пустые схемы, которыми историки хотят подменить познание того, что было в истории, и только тогда обрисуется во всей полноте нормальный образ исторического познания».4 Эрн В.Ф. Методы исторического исследования и книга Гарнака «Сущность христианства» / Сочинения. М., 1991. С. 249-250.
Но историки никогда не знали и никогда не будут знать всего о каждом участнике исторического процесса. Более того, такое знание совсем и не нужно для знания и понимания данного процесса. Все дело в том, что отдельные люди никогда не были и никогда не станут субъектами исторического процесса. Это в равной степени относится как к рядовым его участникам, так и к крупным историческим деятелям. Жизненный путь Наполеона Бонапарта, например, не есть исторический процесс. Это всего лишь момент, хотя и существенный, истории Франции и Европы. Именно в качестве такового он и представляет интерес для историка.
То обстоятельство, что не индивиды, а их объединения являются объектами исторического исследования, давно уже достаточно четко осознано подавляющим большинство историков и вообще обществоведов. И это осознание было не только практическим. Было немало попыток теоретического осмысления и обоснования данного положения. Вот, например, что писал в свое время известный австрийский социолог Людвиг Гумплович: «Мы считаем отдельными реальными элементами в социальном процессе природы не отдельных лиц, а социальные группы: в истории мы будем исследовать, таким образом, не закономерное поведение индивидов, отдельных лиц, но, если можно так выразиться, закономерное движение групп»5 Gumplowicz L. Der Rasscnkampf. Sociologische Untrsuchungen. Insbruck, 1883. S. 39-40.Спор между специалистами идет о том, какое именно объединение людей следует считать субъектом истории.
Нередко в качестве субъекта исторического процесса называется человечество. Такую точку зрения отстаивал, в частности, русский философ Владимир Сергеевич Соловьев, один из немногих мыслителей, четко поставивших вопрос о субъекте истории. «Прежде всего развитие, — писал он в работе «Философские начала цельного знания» (1877; послед. изд.: Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1990), — предполагает один определенный субъект (подлежащее), о котором говорится, что он развивается: развитие предполагает развивающееся».6 Соловьев B. C. Философские начала цельного знания // Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1990. С. 141.И таким субъектом истории он считал человечество. «Субъектом развития, — утверждал он, — является здесь человечество как действительный, хотя и собирательный организм».7 Там же. С. 145.
Его взгляд разделял историк-медиевист и философ Лев Платонович Карсавин в своей «Философии истории» (Берлин, 1923; СПб., 1993). «Содержание истории, — писал он, — развитие человечества, как единого, внепространственного и всевременного субъекта».8 Карсавин Л. П. Философия истории. СПб., 1993. С. 88.Взгляд на человечество как на субъект истории определял его понимания предмета исторической науки. «Предмет истории может быть ближайшим образом определен, — подчеркивал Л.П. Карсавин, — как социально-психологическое развитие всеединого человечества».9 Там же. С. 98.
Но с подобным взглядом на субъект истории были согласны далеко не все. Так, немецкий социолог и философ Пауль Барт (1858—1922) в книге «Философия истории как социология» (русск. перевод: СПб., 1902), заявив вначале, что «история есть история человечества»10 Барт П. Философия истории как социология. СПб., 1902. С. 2., сразу же уточняет, что историки рассматривают «не весь человеческий род, а лишь общества внутри этого рода; и каждое общество образует само по себе солидарное целое».11 Там же. С. 3.«...Предметом человеческой истории, — пишет он, -является не индивид и не род, но общество. Итак, предмет истории — человеческие общества».12 Там же.И историки действительно чаще всего называли объектом своего исследования общество, не всегда, правда, вкладывая в это слово тот же смысл, что и П. Барт. Из-под пера исследователей выходили и выходят книги, носящие названия «История первобытного общества», «История античного общества» и т.п.
Крупный русский историк Сергей Федорович Платонов (1860—1933) в «Лекциях по русской истории» (1917; 1993, 2000 и др.) писал, что «История... есть наука, изучающая конкретные факты в условиях именно времени и места, главной целью ее признается систематическое изображение развития и изменения жизни отдельных исторических обществ и всего человечества».13 Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М., 2000, С. 9-10.
Другое, кроме «общества», часто употребляемое историками слово — «страна». Заглавия типа «Новая история колониальных и зависимых стран», «Новая история стран Европы и Америки», «История стран Центральной и Юго-Восточной Европы в XX веке», «История стран Азии и Африки в новейшее время» и т.п. обычны в исторической литературе.
Нередко в трудах историков как субъект исторического процесса выступает государство. Достаточно вспомнить «Историю государства Российского» (1816 — 1829) Николая Михайловича Карамзина (1766—1826). В противовес Н.М. Карамзину другой русский писатель и историк — Николай Алексеевич Полевой (1796—1846) назвал свой труд «История русского народа» (1829 — 1833). «Всеобщую историю мы понимаем как историю народов», — писал известный русский мыслитель Николай Николаевич Страхов (1828— 1896).14 Страхов Н.Н. Исторические взгляды Г Рюккерта и Н.Я. Данилевского // Русский вестник. Т. 234. 1894. Октябрь. С. 172.Взгляд на историю как на историю народов широко распространен и сейчас. «Народ — главный субъект истории», — довольно категорично утверждается, например, в коллективном труде казанских историков «Периодизация всемирной истории» (1984).15 Периодизация всемирной истории (учебное пособие). Казань, 1984. С. 120.
Известный русский историк Сергей Михайлович Соловьев (1820—1879) попытался синтезировать взгляды Н.М. Карамзина и Н.А. Полевого. В своей работе «Наблюдения над исторической жизнью народов» (1868—1876) он начинает с утверждения, что история занимается изучением народов. Но далее он критикует тех историков, которые отрывают народ от государства. «...Государство, — утверждает С.М. Соловьев, -есть необходимая форма для народа, который немыслим без государства...».16 Соловьев С. М. Наблюдения над исторической жизнью народов // Собрание сочинений. СПб., б. г. С. 1126.Связь между государством и народом есть отношение между формой и содержанием. Но лишь приведенным выше определением предмета истории С.М. Соловьев не ограничился. Как считал он, от изучения отдельных народов историческая наука переходит к исследованию целого человечества. В другой, более ранней работе «Исторические письма» (1858) С.М. Соловьев использует для обозначения предмета исторического исследования наряду со словом «народ» слова «общество» и «общественный организм».17 Соловьев С. М. Исторические письма // Там же. С. 848-854.
У таких выдающихся мыслителей XVIII в., как Джамбаттиста Вико и Адам Фергюсон, в качестве субъектов исторического процесса фигурировали нации. Но ни тот, ни другой даже не попытался обосновать свою точку зрения и раскрыть значение используемого ими термина. Такую попытку предпринял видный немецкий историк Карл Лампрехт (1856—1915) «Наше исследование, — писал он, — привело нас к понятию нации, — к этой единице исторической жизни, в которую включена жизнь отдельной личности, и в развитии которой можно отметить определенные, типичные фазисы... Конечно, кроме наций, есть в истории и другие массовые явления. Но пет никакого сомнения, что последние являются более частными и в то же время более сложными, чем первые, и что для их понимания нужно уже иметь ясное и определенное понятие о нации».18 Lamprecht K. Individualitat, Idee und sozial psychische Kraft in der Geschichte // Jahrbhcher für Nationalökonomie. Dritte Folge, Band LXVII (III. Folge, Band XIII). Jena, 1897. S. 890
