Пол Брикхилл - Безногий ас
«Если я буду следовать установленным правилам, то вообще ничего не получу», — отрезал Бадер.
«Я уверен, что вы сможете обойтись тем, что имеете».
«Лучше не стоит говорить мне, что я могу, и чего не могу. Я сообщил вам, что мне требуется, и пока я не получу все это, эскадрилья останется небоеспособной».
«Мне кажется, вас совсем не интересует, к чему могут привести ваши действия. Я могу вам это предсказать. Ваша телеграмма принесет вам большие неприятности. Главнокомандующий в бешенстве», — проворчал штабист.
Но Бадер его уже не слушал.
* * *На следующее утро на аэродроме приземлился маленький связной самолет, на котором прибыл Ли-Мэллори.
«Я решил сам разобраться, что здесь происходит», — сказал он Бадеру.
Больше он не произнес ни слова, пока не ознакомился с состоянием дел в эскадрилье. Когда они покинули стоянки самолетов и направились к ангару, вице-маршал сухо сообщил:
«Ваша телеграмма вызвала большой шум. В чем же дело?»
Бадер сообщил ему обо всем, что он предпринял. Ли-Мэллори лично осмотрел жалкую кучку инструментов, которую удалось собрать, и переговорил с уоррент-офицером Уэстом. После этого он снова вызвал Бадера и сказал:
«Ну, хорошо. Вы рисковали головой, но теперь я вижу, почему. Я опасаюсь, что вас вызовут к главнокомандующему после вашей телеграммы, вы можете повторить ему все, что говорили мне. Не принимайте ничего слишком близко к сердцу. Он может облаять вас, но не укусит».
На следующий день пришел вызов. Бадер вылетел на аэродром Хендон и прибыл в Бентли-Приори, небольшой домик в Стэнморе, где размещался штаб Истребительного Командования. Ожидая вызова к главнокомандующему, он ни секунды не жалел о том, что сделал. Единственное, что его огорчало, — он был единственным командиром эскадрильи, который так поступил. А потом появился капрал и сообщил:
«Вас ждут».
Глава 15
За большим столом сидел грозный главный маршал авиации сэр Хью Даудинг. Его глаза холодно поблескивали под кустистыми бровями, поджатые губы придавали изрезанному морщинами лицу суровый вид. Подчиненные звали его «Склочником», потому что он мог быть очень сварливым. Даудинг, не мигая, уставился на Бадера и сухо спросил:
«Ну что там у вас с техникой, и почему вы отправили такую телеграмму?»
Бадер объяснил, что сделал все возможное, чтобы достать инструменты и запасные части, и решился на такой экстраординарный поступок лишь потому, что в случае немецкого налета его эскадрилья не сможет даже взлететь. Без единого слова Даудинг протянул ему письменный рапорт. Бадер увидел, что он поступил от начальника службы снабжения и содержал запись телефонного разговора. Он быстро просмотрел бумагу и сказал:
«У меня было очень неприятное объяснение с начальником службы снабжения, сэр. Но мы — офицеры в одном звании. Он попытался отговорить меня, утверждая, что вы пришли в бешенство после моей телеграммы, и она мне еще аукнется».
«Так он сказал, что я пришел в бешенство?» — Даудинг нажал кнопку вызова.
Через минуту вошел майор службы снабжения. Он злобно уставился на Бадера, который ответил не менее злым взглядом.
«Вы сказали, что меня привела в бешенство телеграмма из 242-й эскадрильи?» — спросил Даудинг.
«Да, сэр. Я знаю, что вас подобная депеша должна была очень рассердить», — ответил майор.
Даудинг холодно заметил:
«У меня нет офицеров, занимающихся толкованием моих слов и предсказанием моего поведения. Ваша работа заключается — точнее заключалась — в том, чтобы помогать командирам фронтовых эскадрилий. Вы покинете мой штаб в течение 24 часов».
После того как майор вышел, Даудинг немного отмяк. Он надавил другую кнопку, и вскоре появился седой вице-маршал авиации — «Дэдди» Никол, который командовал службой снабжения Истребительного Командования. Он выслушал Бадера, которому пришлось повторить свою историю, потом взял его за руку и мягко сказал:
«Ничего. Вы пойдете вместе со мной, и мы во всем разберемся».
* * *На следующий день в Колтишелле Безигель устроил расследование относительно дел 242-й эскадрильи. На следующее утро, еще до того как начальник склада успел собрать свои бумаги, чтобы освободить место преемнику, мимо часовых у ворот один за другим покатили грузовики. Они направлялись к ремонтному ангару, где Уэст, добродушно подшучивая, мобилизовал всех своих механиков на разгрузку ящиков с запасными колесами, магнето, масляными насосами, гаечными ключами, напильниками, прокладками цилиндров и другими запасными частями чуть ли не 400 наименований. К вечеру, когда ушел последний грузовик, вокруг Уэста высилась настоящая гора ящиков и коробок.
«Теперь вам достаточно, мистер Уэст?» — спросил Бадер.
«Достаточно? Да у меня теперь имущества на 10 эскадрилий, сэр. Теперь мне нужно решать, куда все это распихать», — воскликнул Уэст.
«Ну, это уже ваша проблема. Далее самолетами будете заниматься вы, а я все время отдам подготовке пилотов. Наша эскадрилья станет лучшей в Истребительном Командовании, или я сдохну».
Он отбыл в свой офис и отправил телеграмму в штаб авиагруппы с копией в штаб Истребительного Командования:
«Теперь 242-я эскадрилья полностью боеспособна».
Надо сказать, что пилоты уже начали считать себя лучшей эскадрильей Истребительного Командования, резко изменив свои взгляды. Теперь «Харрикейны» почти все время находились в воздухе, носясь над графством Норфолк туда и обратно. Отрабатывались полеты в строю, полеты в облачности, резкий набор высоты для перехвата, пикирование и обстрел наземных целей, проводились учебные бои. Даже когда летчики оставались на земле, они всегда находили занятие. В основном это были лекции командира, который с пылом проповедника излагал свои взгляды на ведение воздушного боя. Бадер уверовал в свою доктрину настолько пламенно, что вскоре в нее уверовали и остальные. Он заставлял каждого из пилотов вести звено в учебную атаку и нещадно ругался, если кто-то делал ошибку. Это была практическая учеба, учеба на примерах. Но все пилоты понимали, что Бадер «больше лает, чем кусает». Если уж он укусит — рана, скорее всего, окажется смертельной.
Однажды он попытался заставить эскадрилью, выстроенную колонной, выполнить петлю. Но когда первые 4 самолета вышли в верхнюю точку, остальные свалились в штопор, и строй рассыпался. Командира это не устроило. Летчикам пришлось совершить новую попытку. Даже в столовой они продолжали обсуждать эту проблему, пытаясь найти способ выполнить сложный маневр.
Впервые Бадер устроил своим летчикам дежурство и спал вместе со своим звеном в домике на стоянке самолетов. Дежурное звено спало, не раздеваясь, хотя Бадер отстегнул протезы и поставил рядом с кроватью. Впервые летчики увидели его без протезов и не могли скрыть удивления. Разумеется, никто не сказал ни слова, однако было непривычно видеть, что такой энергичный и жизнерадостный человек действительно не имеет ног. Легенда оказалась правдой.
Эскадрилья в дни войны подобна живому чувствительному организму. Летчики обретают славу и умирают молодыми. Наземный персонал живет долго и незаметно, и его изнурительная работа кажется бесконечной. Но если механик ошибется, это может привести к гибели пилота. В эскадрилье должно существовать взаимное уважение и доверие, и командир обязан поддерживать это хрупкое равновесие. (Однажды я попал в истребительную эскадрилью, куда только что прибыл новый командир. Он оказался слабым человеком, и в считанные дни сплоченный коллектив рассыпался на мелкие группки, потеряв уверенность в себе. Это произошло чертовски быстро.) Очень быстро 242-я эскадрилья превратилась в единое целое. Люди поверили своему новому командиру и были готовы ради него на все. Теперь они твердо знали, что должны делать, как и когда. И если они все сделают, как требуется, командир тоже сделает для них все.
В действительности Бадер смотрел на эскадрилью, как на свою собственность.
«Я чувствовал, что они принадлежат мне, все летчики и механики. Я разозлился бы, если бы кто-то плохо отозвался о них или что-то им сделал. Я договорился с полицией Норвича, что они никогда не будут передавать моих парней гражданскому суду, а будут отправлять ко мне, чтобы я во всем разобрался сам. С ними я вел себя строго, но всегда забывал о званиях, если пытался вмешаться кто-то третий. Я полагаю, что бы пристрастен в своем отношении к эскадрилье, однако она принадлежала мне, и я не собирался терпеть чье-либо вмешательство».
Очень часто он заставлял механиков работать, не глядя на часы, чтобы «Харрикейны» могли летать, но изо всех сил защищал их от коменданта авиабазы, который любил требовать выполнения уставных положений. Бадер и Руперт Ли очень часто вместе шли в кабинет коменданта, чтобы отстоять свою точку зрения. Все трое прошли школу Кранвелла, и между ними сохранялись традиционные неформальные отношения. Поэтому старший и младший офицеры снимали фуражки и принимались обсуждать острые вопросы значительно более свободно, чем обычно дозволяла дисциплина. Разговор без фуражек очень часто переходил в жаркие споры, особенно когда немного позднее механики начали нарушать правила затемнения.
