Вольфганг Випперман - Европейский фашизм в сравнении: 1922-1982
В 1929 году произошло – как предполагают, по инициативе Гитлера – слияние группировок Фуругорда и Линдгольма. Новая партия назвала себя Национал-социалистской народной партией («Nationalsocialistiska Folkpartiet») и однозначно ориентировалась на немецкий образец. Но уже в 1932 году, после ожесточенных внутрипартийных конфликтов, Линдхольм был исключен и затем основал организацию под названием Национал-социалистская рабочая партия («Nationalsocialistiska Arbetarpartiet»). Новая партия Линд-хольма пыталась не только устроить свои собственные профсоюзы, что ей в конечном счете не удалось, но также преследовала подчеркнуто антикапиталистические цели, например, национализация банков, участие рабочих в доходах предпринимателей и введение корпоративной системы. Было и требование антисемитского характера, чтобы шведские евреи получили юридический статус иностранцев. Новая партия Линдхольма точно так же осталась совершенно незначительной, хотя ему и удалось в значительной мере вытеснить своего конкурента Виргера Фуругорда. После того как Фуругорд был смещен в 1937 году своими собственными сторонниками, а его преемник, полковник Мартин Экстрем, потерпел неудачу в попытках объединить различные фашистские группировки в Национал-социалистский блок («Natinalsocialistiska Blocket»), немногочисленные члены этой фашистской секты примкнули к партии Линдхольма.
С 1938 года Линдхольм всячески старался избегать слишком отчетливого подражания немецкому образцу. Он дал своей партии новое, более невинно звучавшее имя «Шведское социалистическое объединение» («Svensk Socialistisk Samling») и принял в качестве партийного символа вместо прежней свастики крест династии Ваза. Теперь сторонники Линдхольма приветствовали друг друга уже не возгласом «зиг хайль», а лозунгом «Швеция для шведов». Ввиду все более агрессивной внешней политики «третьего рейха» – шведские избиратели понимали этот лозунг в буквальном смысле и еще больше прежнего избегали шведских национал-социалистов, видя в них агентов иностранного и потенциально враждебного государства. После немецкого нападения на Норвегию шведские фашистские партии полностью потеряли значение. Но только в 1946 году, по «закону против клеветы», они были окончательно запрещены.
Шведская политическая и общественная система, подобно датской и нидерландской, оказалась устойчивой по отношению к приманкам фашизма. Под руководством Яльмара Брантинга и Пера Альбина Ханссона, известных далеко за границами Швеции и уважаемых даже их политическими противниками, реформистски настроенные социал-демократы правили страной, с некоторыми перерывами, с 1920 года. Им удалось ослабить последствия мирового экономического кризиса с помощью интервенционистской политики государства. При этом социал-демократов поддерживала партия «Крестьянский союз». Эта коалиция основывалась на прочном альянсе рабочих и крестьян. Тем самым удалось воспрепятствовать возникновению и радикализации крестьянского движения протеста, с антипарламентскими и антисоциалистическими целями. Если учесть, что именно в междувоенное время происходила особенно быстрая индустриализация и урбанизация Швеции – в 1940 году 35,7% населения были уже заняты в промышленности и только 32% в сельском хозяйстве, – то становится ясно, как важен и необходим был этот компромисс между промышленными рабочими и крестьянами. В отличие от Германии и других стран шведским фашистам не удалось использовать в своих целях различие интересов рабочих и крестьян и политические конфликты между буржуазными партиями и социал-демократической партией.
Поскольку Швеция, некогда бывшая великой державой, после мирного урегулирования спора об Аландских островах не имела каких-либо реваншистских целей, шведские фашисты с их националистической агитацией старались впустую. В Швеции не было также проблемы меньшинств, поскольку саами (лопари) в то время еще не ощущали своей национальной особенности, а евреев – притом полностью ассимилированных – в Швеции было очень мало. И все же антисемитская агитация фашистов имела некоторые последствия.
Начиная с 1929 года в университетских городах возникали демонстрации, в которых принимали участие от 12 000 до 15 000 человек, главным образом студентов. Эти студенты требовали резкого сокращения иммиграции иностранцев, и особенно – с 1933 года – лиц еврейского происхождения, претендовавших в Швеции на академические должности. Эти лозунги, направленные против иностранцев и евреев, были первоначально выдвинуты фашистами, но затем переняты также Юношеской организацией консервативной партии (ЮНСШ, «Sveriges Nationella Ungdomsforbund»), требовавшей, кроме того, запрета всех коммунистических организаций и учреждения сильного корпоративно организованного государства.
Впрочем, далеко не все студенты, протестовавшие по антисемитским и экономическим мотивам против приема еврейских беженцев из Германии, голосовали за фашистские партии. Юношеская организация консервативной партии тоже не была фашистской, хотя в значительной степени ориентировалась на фашистские образцы. И все же эти явления показывают, что идеологическое влияние фашизма в Швеции было несомненно сильнее, чем об этом свидетельствуют число членов фашистских партий и результаты их участия в выборах. Хотя демократический консенсус между шведскими партиями и общественными группировками остался прочным и незыблемым, Швеция не только согласна была вести с «третьим рейхом» активную и выгодную для обеих сторон торговлю, но и занимала ограничительную позицию в вопросе об иммиграции. Когда власти «третьего рейха» изъяли 5 октября 1938 года заграничные паспорта немецких евреев, чтобы пометить их красным знаком «J» [От Jude (нем.) – «еврей». – Прим. перев.], это было сделано лишь после дипломатических переговоров со шведским и швейцарским правительствами. Таким образом, за сохранение демократического консенсуса и за успешное сопротивление фашистской опасности во внутриполитической области шведам пришлось уплатить во внешнеполитическом отношении очень высокую и морально сомнительную цену.
Подобным образом обстояло дело и в Швейцарии. Она тоже соглашалась на сотрудничество с «третьим рейхом», пропуская через страну немецкий военный транспорт и проводя все более ограничительную иммиграционную политику, особенно затрагивавшую еврейских беженцев, часть из которых высылалась обратно в Германию[175]. Этот курс частичного приспособления, проводимый, впрочем, параллельно усилиям по вооружению швейцарской армии и усилению обороноспособности страны против угрозы немецкого нападения, соединялся, как и в Швеции, с внутриполитическими мотивами. Правительство Швейцарии пыталось противостоять националистической и антисемитской агитации швейцарских фашистов, влияние которых оно ограничивало энергичными и успешными политическими и административными мерами. В целом ни существование фашистских группировок, ни указанные защитные меры не представляли серьезной угрозы для старой и прочно сложившейся демократической системы Швейцарии. Но, с другой стороны, заслуживает внимания тот факт, что фашизм мог найти сторонников и в такой стране, которая по праву считалась оплотом свободы и демократии в Европе.
После начала мирового экономического кризиса, сильно затронувшего также Швейцарию – безработица дошла в январе 1936 года до 124 000, – здесь также возникла критика демократических учреждений и традиций. При этом вопрос о меньшинствах и национальностях в многоязычной Швейцарии вообще не играл роли. Напротив, в 1938 году в результате референдума ретороманский язык был признан четвертым официальным языком страны. Поскольку в то же время были расширены и защищены языковые и культурные права итальянцев Тессина, Швейцария могла по праву гордиться, как европейская страна, где вопрос о языках и вопрос о меньшинствах были гармонично и образцово решены. Противоречия между буржуазными партиями и социал-демократами тоже были в Швейцарии не столь резко выражены, как в других странах (в то время как коммунистическая партия была небольшой и почти не имела влияния). И все же, несмотря на такое относительное спокойствие во внутриполитической области, даже в Швейцарии обсуждался вопрос, нельзя ли и не следует ли разрешить кризис авторитарными и фашистскими методами.
Во всяком случае, к таким выводам приходили некоторые студенты и преподаватели Цюрихского университета, собиравшиеся с 1930 года в дискуссионном клубе под названием «Новый фронт». Для политического воплощения и осуществления этих выводов один из членов «Нового фронта» по имени Ганс Фонви основал осенью 1930 года политическую организацию «Национальный фронт», издававшую свою газету, где проводились националистические, антидемократические и антисемитские тенденции и установки. Из статей этой газеты, носившей название «Железная метла», видно, что члены «Национального фронта» все более разделяли фашистские и национал-социалистские представления. Когда и в других городах немецкой Швейцарии весной 1933 года возникли различные «фронты», в апреле 1933 года «Новый фронт» и «Национальный фронт» объединились в политическую партию, отчетливо отражавшую в своей идеологии и организации влияние национал-социалистского образца.
