Иван Беловолов - Истра 1941
Школа! Сколько раз здесь произносилось сегодня это слово! Та самая школа в Снигирях, у которой с раннего утра идет жестокий и безрезультатный бой!
Вижу железную дорогу, вижу шоссе — четкий просвет меж двумя параллельными, пробегающими через весь лист.
Это Волоколамское шоссе. Край листа обрезает линию шоссе, — в этой точке я различаю какие-то мелкие буквы. Напрягаю зрение, всматриваюсь, читаю. На странном для нас языке военных карт, не признающих склонений, в точке, где обрывается шоссе, написано: «в Москва».
Это слово, словно взблеск молнии, вдруг озаряет смысл происходящего, как-то затерявшийся, куда-то отодвинувшийся в мелькании событий дня.
Ведь все, что совершается сегодня в этих безвестных подмосковных поселках: захват с криками «ура» окраин Рождествена; продвижение в Жевнево; многочасовой, все еще длящийся бой у школы; неудачный удар танков; нестихающая пальба пушек, минометов, пулеметов; залп «раисы» — все это наша атака.
Наша армия, прижатая к Москве, атакует немецкую армию — эту чудовищную силу, не испытавшую ни одного поражения в десяти завоеванных странах Европы.
Удастся ли атака? Опрокинем ли врага? Погоним ли его?
Хочется ответить: да, да, да! Но карта — не ведающая пристрастия «третья сторона», инструмент, от которого требуется только одно: точность, — карта, над которой склонился генерал, вглядывающийся в оттиск сражения, не говорит сейчас, в полдень 8 декабря, ни да, ни нет.
Боевой день еще не дал решения, судьба атаки неясна.
12.25. Подняв круглую стриженую голову, Белобородов к чему-то прислушивается. Я тоже слушаю. Мне на минуту кажется, что пулеметная стрельба как будто продвинулась к нам. Но генерал спокоен. Он спрашивает Витевского:
— Какие у тебя последние сообщения из Рождествена? Я что-то давненько никого там не тревожил.
— Мне тоже давно оттуда не звонили.
— Почему? Связь действует?
— Да, все время действовала.
— Что они, обязанностей своих не знают? А ну, вызови их. Пробери начальника штаба, чтобы другой раз быстрее поворачивался.
Витевский соединяется с начальником штаба бригады:
— Говорит шестьдесят два. Я уже полчаса ничего от вас не имею.
Большой хозяин приказал поставить вам это на вид.
Белобородов не выдерживает:
— Грубей, Витевский! Дай сюда трубку!
Генерал подходит к телефону, но в этот момент из соседней комнаты доносится странный шум.
Кажется, кто-то рвется к двери, его задерживают, слышен чей-то голос: «Обожди!» — и другой, взволнованный: «Мне надо лично к генералу».
Белобородов быстро идет к двери, распахивает ее и спрашивает с порога:
— Кому я нужен?
12.30. Шум сразу прекращается. Среди наступившего молчания раздается:
— Товарищ генерал, разрешите доложить. Полковник Засмолин просит подкрепления.
По голосу слышно, что человеку не хватает дыхания: он говорит запыхавшись.
И вдруг Белобородов громко, по-командирски произносит:
— Как стоите? Докладывать не научились! Фамилия? Должность?
— Виноват, товарищ генерал. Командир разведывательного батальона старший лейтенант Травчук!
— Не Травчук, а чубук вы! От дырявой трубки! Какого черта напороли паники? Откуда вы сейчас?
— Из Рождествена, товарищ генерал.
— Зачем нужны там подкрепления? Вам и самим там делать нечего.
— Разрешите доложить, товарищ генерал.
— Вольно, можешь не тянуться. Иди сюда, рассказывай.
Вслед за генералом в комнату входит Травчук. Поверх шинели натянуты широкие белые штаны, туго подвязанные кожаным сыромятным шнурком. Подвернутые полы шинели сбились на животе под белыми штанами. У Травчука растерянное, оторопевшее лицо.
Вместе с Травчуком в комнате появляется еще один человек. Я знаю его: это лейтенант Сидельников, командир мотострелкового батальона, отчаянный мотоциклист. Он очень молод, лицо кажется юношеским, но он умеет приказывать — в нем есть командирская жилка, в батальоне его слушаются с одного слова. Мотострелковый батальон расположен рядом, в 50 шагах отсюда. Это тоже резерв Белобородова…
Щелкнув каблуками, Сидельников замирает, вытянув руки по швам и слегка подавшись корпусом к Белобородову.
На нем меховая шапка и хорошо подогнанный короткий полушубок, к рукавам пришиты варежки.
Сидельников не произносит ни слова, но весь он — сосредоточенное и вместе с тем радостное лицо; напряженная, словно на старте, фигура, — весь он сама готовность. Приказ — и он вмиг вылетит из комнаты. Приказ — и через две минуты батальон отправится выполнять задачу.
Взглянув на Сидельникова, Белобородов спрашивает:
— Это он тебя с собою притащил?
— Так точно, товарищ генерал.
— Ишь какой расторопный, где не надо. Неплохой разведчик. В момент разведал, где резерв. Не там разведуешь!
Последнюю фразу генерал выкрикивает. Потом обращается к Сидельникову:
— Слетай туда, дружище, посмотри, почему они там в штаны пустили. И сейчас же мне доложишь!
— Есть, товарищ генерал!
Стремительно повернувшись, Сидельников выходит.
12.40. — Ну, товарищ мастер! — говорит Белобородов. — Мастер разведывать, что у него сзади!
Белобородов смеется. Мне странно, как он может смеяться в такую минуту, еще не узнав, с чем прибежал к нему этот взволнован-
ный, запыхавшийся человек. Травчук тоже смотрит на генерала с удивлением, но его лицо становится осмысленнее, спокойнее. Резко оборвав смех, Белобородов спрашивает:
— Выкладывай, с чем пришел?
— Нас выбивают из Рождествена, товарищ генерал.
— Кто? Сотня вшивых автоматчиков?
— Нет, товарищ генерал, они подбросили туда два танка и свыше батальона живой силы.
— Ну и что ж? А у нас там полк.
— Бьет термитными снарядами, товарищ генерал. Зажигает дома, которые мы заняли. Бойцы не выдерживают, откатываются.
— А для чего вам подкрепление?
— Как для чего? Не понимаю вопроса, товарищ генерал?
— Я спрашиваю, — голос Белобородова опять гремит, — для чего вам подкрепление?
— Для того… для того, чтобы выбить…
— Значит, дяденька за вас будет выбивать? Варяги к вам придут выполнять вместо вас задачу?…
— Мне приказано, товарищ генерал…
— Передай полковнику, что никаких подкреплений у меня нет.
— Здесь у меня только мотострелковый батальон. Это мой резерв. Его дать не могу. Понятно?
— Понятно, товарищ генерал.
— Передай, что надо учиться воевать, учиться побеждать теми силами, которые имеются. Передай, чтобы выполнял задачу! Все! Можешь идти!
— Есть, товарищ генерал.
Белобородов задумчиво ходит по комнате. Потом произносит:
— Нет! — И, обращаясь ко мне, продолжает: — Вот положение — никакой формулы не подберешь. Ни алгебра, ни тригонометрия не помогут. Одно знаю: не хватит выдержки — сорвешь всю операцию.
9
12.45. Белобородов вызывает к телефону командира бригады:
— Засмолин? Говорит семьдесят шесть. В чем дело, Засмолин? Почему мечете икру? Танкетки? Эти танкетки любое противотанковое ружье берет. Поставьте пять ружей и щелкайте. Что? Сколько перед вами противника? Вся группа генерала Гудериана, что ли? Не обстреляны? Знаю, что не обстреляны, — вот вам и обстрелка. Никаких подкреплений у меня нет! Что? Куда может ворваться? (Лицо Белобородова вдруг вспыхивает темным румянцем.) Вы что — пугать вздумали меня? Немедленно отправляйтесь лично наводить порядок! Шагом марш на высоту «201» и руководите там боем! Марш! Все! Генерал сердито кладет трубку.
— Ну и Рождествено, — говорит он, — чтобы ему сгореть!
12.50. Разговор по телефону с командиром первого гвардейского полка:
— Николай? Как дела? Что-то у тебя голос невеселый? Дорогу пересек? Нет? Почему нет? Откуда тебя прижимают огнем? С кирпичного завода? А на кой черт ты туда лезешь? Простреливает насквозь всю просеку? Это мура на постном масле! Почему не забираешь глубже? Что у него — на пять километров пулеметы бьют? На
крывает минами? А твои огневые средства что делают? Ведь у тебя в пять раз больше этого добра. Я тебе приказываю забирать глубже!
Подавляй огонь и пересекай дорогу. Давно бы по одному перебежали! Пересекай и выходи на шоссе — выполняй задачу! Ползком, но только вперед, вперед! Сейчас же разрешай проблему, а то получается спячка. Пойми, Николай, — задачу надо выполнить. Любой ценой, но выполнить!
12.55. Белобородов требует к себе начарта. Генералу докладывают, что Погорелов сейчас находится на командном пункте одного из артполков.
— Вызовите к телефону, — приказывает Белобородов.
Через несколько минут начарт у телефона.
Генерал берет трубку:
— Погорелов? Ты когда мне минометные батареи подавишь?
В кирпичном заводе. Они туда посадили минометчиков и накрывают весь лес минометным огнем. Что? Стены? Мне хоть стальные, хоть железные, — я спрашиваю, когда подавишь огонь? Здесь по площади можно было давно подавить все это. Если засветло не подавишь, впотьмах будешь давить. Давайте долбайте, чтобы ничего там не
