Эйлин Пауэр - Люди средневековья
После этого надо было уплатить мэру и компании пошлину и налог, которые они собирали в пользу короля.
А потом купцы принимались за свое основное дело — продажу шерсти. Томас Бетсон конечно же старался сбыть ее как можно скорее, сразу же после прибытия судов, но иногда торговля шла вяло, и товар не удавалось продать в течение нескольких месяцев. Шерсть летней стрижки, привезенную в Кале до февраля следующего года или в самом феврале и оставшуюся непроданной до 6 апреля, считали уже старой, и Компания торговцев шерстью заставляла иностранных купцов приобретать на три мешка новой шерсти один мешок старой, и, хотя фламандцы ворчали и требовали, чтобы им продавали один мешок старой на пять мешков новой, им все-таки приходилось подчиняться требованию компании. Много шерсти Бетсон продавал на рынке в самом Кале, где встречался с уважаемыми купцами из Фландрии, которые являлись наследниками старых фамилий и владели своими собственными поместьями, и купцами из простого народа, приезжавшими из Дельфта и Лейдена, а также со скупщиками из солнечной Флоренции, Генуи и Венеции. Среди наиболее уважаемых покупателей Стоноров и Сели (ибо они упоминаются в письмах обоих этих семейств) были Петер и Даниэль ван де Раде из Брюгге. Однажды Томас Хаулейк сообщает о том, что продал им более пятидесяти тюков прекрасной котсволдской шерсти по 19 марок за тюк, сбавив цену за четыре с половиной клова (клов равен 3 кг 175 г) в тюке № 52, и добавляет: «Сэр, спешу сообщить вам, что означенные купцы приобрели вашу шерсть; они лучше всех, кто приезжает из Фландрии, поэтому я отдал им предпочтение и предоставил более длительную отсрочку».
Английские купцы, однако, продавали шерсть не только в Кале, но ездили и на крупные ярмарки, проводившиеся в Антверпене, Брюгге и других городах Фландрии. «Томас Бетсон, — пишет Хенэм своему хозяину, — приехал в Кале в последний день апреля и в первый день мая в добром здравии отправился на ярмарку в Брюгге».
Как-то раз собрался
Купец тот в Брюгге, где намеревался
Товаров закупить.
Только, в отличие от чосеровского купца, Бетсон намеревался не купить, а продать товар. Он пишет сэру Вильяму: «Хочу сообщить вам, что на Троицу я, благодарение Богу, прибыл в Кале, благополучно переплыв пролив и, сэр, с Божьей помощью, собираюсь в следующую пятницу отправиться на ярмарку. Молю Бога, чтобы он хранил меня в дороге и помог мне во всех моих делах. И, сэр, надеясь на милость Божию, если дела пойдут хорошо, я сделаю все, чтобы принести прибыль и вам, и себе. Пока сюда приехало совсем немного купцов, позже, с Божьей помощью, прибудут и другие. Когда начнется сезон, я не буду терять времени, обещаю вам… И, сэр, вернувшись с ярмарки, я пришлю вам письмо о том, как, милостью Божьей, обстоят дела». На ярмарках Томас Бетсон встречал купцов со всей Европы, хотя очень часто политические неурядицы делали дороги опасными, а торговцы подвергались риску быть ограбленными. Английских купцов обычно считали самыми лучшими продавцами и покупателями на ярмарках Брабанта и Фландрии, хотя фламандцы иногда жаловались, что Компания торговцев шерстью издавала указы, разрешавшие своим членам делать закупки только в самый последний день, из-за чего фламандцы, хотевшие поскорее собраться и уехать, вынуждены были спускать свой товар по дешевке. Автор «Пасквиля на английскую политику» с гордостью пишет об отношении к англичанам на фламандских ярмарках:
Но голландцы в Кале наши шкуры скупают,
Да и шерсть поскорее купить норовят.
На брабантских торгах очень нас уважают,
Наши ткани прекрасны — так все говорят,
Славят наши шелка и товары для дам.
А на ярмарки (так называют торги) —
Тут уж в оба смотри, кошельки береги —
Приезжают купцы изо всех в мире стран:
Из Испании, Франции и Каталонии,
Из Шотландии, Генуи и из Гаскони,
Из Ирландии, Англии и из Ломбардии
Приезжает в Брабант вся торговая гвардия.
И в Зеландии, Фландрии видел я сам
Расторопных, умелых купцов-англичан.
Нужных в доме товаров нигде и никто
Больше них не закупит себе ни за что.
И слыхал я такие слова, что не будь
Англичан на торгах, то никто бы не смог
Распродать свой товар, ибо только у них
Кошельки нараспашку, и только они
Покупают вещей больше всех остальных.
Ярмарки проводились в самое разное время и в разных местах, но в течение года было четыре крупные ярмарки, каждая — в свой сезон. Зимой устраивалась Холодная ярмарка, на которую Томас Бетсон ехал, укутавшись в меха, а копыта его коня звонко цокали по замерзшей дороге; весной устраивалась Пасхальная ярмарка, когда он весело насвистывал и прикреплял к своей шляпе цветок фиалки; летом — Ивановская ярмарка, которую приурочивали к Иванову дню. Когда Томас ехал на нее, то страдал от жары и вытирал взмокший от пота лоб. Отсюда он привозил Катерине отрез темно-желтого атласа или шелка из Лукки, купленный в генуэзской лавке Антверпена. Была еще ярмарка Святого Бамиса (28 октября), приуроченная ко Дню святого Рени, которого фламандцы называли святым Ба-мисом. Здесь он покупал для жены шубу из норки или овчины или ганзейскую черную накидку из прекрасных кружев в лавке Ганзейского союза в Брюгге. На этих ярмарках английские купцы, переезжавшие с места на место в поисках покупателей для своей шерсти, оказывали сотни небольших услуг своим друзьям, ибо домашние думали, что купцы существуют только для того, чтобы выполнять их поручения и привозить им подарки. Один заказывал лувенские перчатки, другой — сахарную голову, третий — бочонок гасконского вина («оно там обойдется тебе гораздо дешевле, мой дорогой»), четвертый — ярд или два голландского сукна. Все с радостью принимали в подарок шафран и имбирь, которые можно было купить у венецианцев (Сели называли их «венисианами»). И конечно же нужно было сделать покупки и для своего бизнеса — веревки для обвязывания шкур, производимые в Кале, и холст из Арраса, Бретани или Нормандии, из которого шили мешки. Что касается Сели, то Томас Бетсон считал, что с ними не о чем поговорить — на уме у них был только спорт да соколиная охота. Однажды Джордж Сели проехал десять миль в полном молчании и лишь потом сообщил Бетсону, что в Англии у него ощенилась серая сука и принесла четырнадцать щенков, но затем умерла, и щенки вслед за ней[22].
Томас Бетсон продавал шкуры и шерсть, курсируя между торговым домом в Кале и ярмарками и рынками. Но на этом его обязанности не заканчивались, ибо ему еще надо было получить деньги со своих покупателей, фламандских купцов, и расплатиться со своими кредиторами в Англии, скупщиками котсволдской шерсти. Обычно купцы выдавали этим скупщикам векселя, которые действовали, как правило, в течение полугода, и если иностранные покупатели задерживали деньги, то Томасу Бетсону нечем было оплачивать эти векселя. Более того, дело сильно осложнялось разной стоимостью денег, находившихся тогда в обращении. Мы полагаем, что знаем кое-что о колебаниях курса валют в наши дни, но даже представить себе не можем, какие сложные вычисления приходилось производить торговцу XV века и какие выдерживать споры. Менялся не только курс валют, ходивших в Англии и на континенте, но и, как пишет редактор «Документов Сели», «большое число правителей всякого рода чеканили свою собственную монету, содержания золота и серебра в которой никто точно не знал, что сильно усложняло для Сели оценку стоимости товара, и им, очевидно, приходилось брать столько, сколько им давали». Представьте себе, с какими трудностями сталкивался Томас Бетсон, когда в его торговый дом поступали гульдены Святого Андрея из Шотландии, арнольдовские гульдены из Гелдреса (очень сильно обесцененные), гроши (серебряные монеты достоинством в четыре пенса) Карла Бургундского, новые и старые кроны из Франции, давиды и фалевы из Утрехтского епископства, серебряные монеты графов Вестфальских, левы или французские луидоры, лимбургские гроши, миланские гроши, фелиппы или филидоры из Брабанта, плаги из Утрехта, постлаты различных епископов, английские риалы (стоимостью десять шиллингов), шотландские или бургундские всадники (они назывались так потому, что на них был изображен человек на коне), флорины рено епископа Кёльнского и сетиллеры. Он должен был знать курс всех этих валют по отношению к английским деньгам, установленный компанией на тот период, хотя большая часть этих валют была уже обесценена до предела. В этом отношении английские деньги пользовались доброй славой, которой все завидовали, пока Генрих VIII не начал обесценивать и их в своих гнусных целях. Письма Сели полны сетований на неразбериху с деньгами, да и Томасу Бетсону можно только посочувствовать. Но он, вне всякого сомнения, был похож на чосеровского бородатого купца: «Умел он обменять все шильды по очень выгодному курсу» (шильды — французские кроны).
