Александр Доманин - Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники
Куда больший успех имело посольство, отправленное Темучином к своим неверным родственникам — Алтану, Хучару и Даритаю. Темучин призвал их вспомнить события 1186 года, когда решался вопрос о том, кому быть ханом монголов-нирун. Тогда ведь сам сын Есугэя предлагал ханство и Алтану, и Хучару, но те отказались, предоставив престол Темучину и поклявшись верно ему служить. Напомнил он им и о непостоянстве Ван-хана, который, столько лет будучи другом Борджигинов, внезапно стал их врагом. Темучин предрекал ту же судьбу и своим родичам-отщепенцам, и, надо сказать, эти его слова явно подействовали на них нужным для монгольского хана образом. Отступники решили повременить с помощью кераитам, более того — по сведениям Рашид ад-Дина, якобы даже сами решили напасть на кераитские кочевья, попытавшись сыграть собственную партию в борьбе за власть в монгольской степи. Трудно сказать, насколько соответствует истине это сообщение персидского историка, но факт остается фактом: никакой помощи от монгольских противников Темучина кераиты так и не получили. В стороне остался и вечно выжидающий Джамуха.
Осенью 1203 года Темучин оказался вполне подготовлен к большой войне с кераитами за власть в степи. Его военные силы по-прежнему значительно уступали военным возможностям кераитов, но монгольский хан решил проделать тот же маневр, который ранее не удался Тогрилу и Сангуму. Темучин решил определить исход войны внезапным нападением на ставку Ван-хана. Чтобы обеспечить эту внезапность, хан придумал хитрость в стиле своего старого друга-врага Джамухи.
В степи давно было известно, что брат Темучина, Джочи-Хасар, поссорился с первенцем Есугэя. Действительно, у Хасара и Темучина всегда были непростые отношения, подогреваемые и скрытым соперничеством, и завистью младшего брата к старшему. Вспомним, что Джочи-Хасар — хорошо ли, плохо ли — в течение десятилетия замещал Темучина на ханстве и сполна вкусил от сладкого яблока власти. Считая себя не менее достойным правителем, чем старший брат, Хасар откололся и ушел от Темучина, в то же время не примкнув и к его врагам. Неверный братец, однако, просчитался: с ним не пошел почти никто; монголы предпочли остаться верными куда более богатому талантами первенцу Есугэя. В конце концов, Джочи-Хасар впал в полную нищету и брошенный всеми, включая собственную семью (которая выбрала более сытую жизнь в кераитской ставке), скитался по степи. Будучи уже на грани смерти от голода, он пришел с повинной к Темучину на его стоянку у реки Тунге. Хан простил своего блудного брата, — хорошими воинами не разбрасываются, — но решил, пока об этом событии не стало известно в степи, сделать хитрый ход.
Он отправил в кераитскую ставку на Толу двух старых нукеров Джочи-Хасара с тем, чтобы они передали Ван-хану, якобы от имени Хасара, что тот готов перейти на сторону кераитов. Поскольку Ван-хан хорошо знал обоих как давних сподвижников младшего брата Темучина, он поверил посланцам. Не последнюю роль сыграло и то, что семья Джочи-Хасара проживала у кераитов, так что это обращение ее главы выглядело вполне оправданным. В общем, ход Темучина оказался хорошо рассчитан и позволил ему убить сразу двух зайцев. Во-первых, он успокоил Тогрила насчет возможного монгольского наступления, изобразив дело так, будто бы в ставке монголов бушуют раздоры. Во-вторых, посланцы сработали и как разведчики, определив точное место кочевки Ван-хана и силы, которыми тот располагал. К тому же положительный ответ кераитского вождя подразумевал, что послы Хасара должны отвезти это известие своему господину. То есть, после успешной разведки они без каких-либо препятствий могли вернуться к Темучину, который с лучшими своими войсками скрытно подходил к Черному бору.
Так все и случилось. Мнимые послы были отпущены, и вскоре Темучин уже знал, что кераиты не ждут монгольского нападения, а Ван-хан беспечно пирует в своем золотом шатре. И тогда Темучин бросил своих орлов-нукеров во внезапный набег. Монголам удалось окружить кераитскую ставку, и после трехдневного ожесточенного боя остатки кераитов сдались на милость монголов. Ван-хану и Нилха-Сангуму, правда, удалось бежать, но кому были опасны два беспомощных скитальца — без войска, без богатств? Кераитский улус был поделен между победителями, а вскоре Темучин получил известия, что оба его кераитских противника погибли. Ван-хан, пытавшийся бежать к Таян-хану, был убит начальником найманского караула, который не поверил нищему старику, что он и есть знаменитый Тогрил Кераитский. Нилха-Сангум смог добраться почти до Туркестана, но в Кашгарии погиб в схватке с отрядом местного эмира. Так было окончательно уничтожено древнее кераитское ханство, а сами кераиты стали подданными Темучинова улуса.
Победа над кераитами сделала Темучина подлинным хозяином монгольской степи. Со всех сторон, от всех степных обоков к нему потянулись посланцы с выражением покорности. Стремительно росло его войско: весной 1203 года у Темучина было только две тысячи шестьсот человек, а всего через год он располагал не менее, чем пятьюдесятью тысячами конных воинов. Все его противники — Джамуха, Алтан, Хучар, меркитский Тохтоа — бежали к Таян-хану найманскому. Дядя Даритай-отчигин пришел к победоносному племяннику с повинной головой, был лишен всех богатств и людей, но жизнь ему хан сохранил.
Зиму 1203–1204 годов Темучин посвятил серьезной реформе своего сильно разросшегося войска и установлению нормального порядка в огромном улусе. Здесь, в степи Темен-кеере, формирующаяся монгольская держава начала обретать тот облик, под которым и вошла в историю.
В военной реформе главным нововведением Темучина стал отказ от родового принципа комплектования армии. Вместо исконного деления на родовые отряды, все войско Темучина было разделено на десятки, сотни, тысячи и тумены — каждый под командованием поставленного ханом начальника. Родовые связи при этом, за редким исключением, не брались в расчет, зато власть воинских начальников в своих отрядах была почти абсолютной. Во главе каждого, даже самого мелкого воинского соединения Темучин постарался поставить людей из числа своих верных «балджунту», то есть проверенных и лично преданных хану воинов. Родовые старшины в военное время теряли всякую власть в армии. Это позволило значительно укрепить воинскую дисциплину и сделало монгольскую армию великолепно управляемым механизмом.{Подробнее об особенностях монгольской армии, ее тактике и стратегии см. в главе 9.}
Другим крупным новшеством стало образование особого, подчиненного непосредственно хану, корпуса кешиктенов-телохранителей. Он делился на три части: кебтеулов — ночную стражу, тургаудов — дневную гвардейскую стражу, и собственно кешиктенов. Первые две группы находились на особо привилегированном положении и набирались из сыновей нойонов, тысячников и сотников. Кебтеулов было восемьдесят, а тургаудов — семьдесят человек. Из числа же лучших монгольских богатырей была отобрана тысяча гвардейцев-кешиктенов (после 1206 года эта ханская тысяча разрослась до тумена). Таким образом, Темучин создал мощный военный кулак из людей лично преданных хану. Служба в этой гвардии считалась чрезвычайно почетной (позднее кешиктены стояли выше простых тысячников) и была предметом стремлений для любого ханского воина.
В области внутренней политики главным стало объявление законов, которым должны были подчиняться монголы. Позднее свод этих законов был утвержден на великом курултае 1206 года и известен нам под именем Великой Ясы Чингисхана.{Сохранившиеся законы из Великой Ясы приведены в Приложении 2, в конце этой книги. Принципы построения монгольского государства см. в главе 8.}
В этих делах по упорядочению возникающей великой державы незаметно пролетела зима, а весной 1204 года Темучин получил в общем-то ожидаемое сообщение о том, что могущественный Таян-хан Найманский готовится идти войной на монголов. Известие пришло едва ли не из первых рук. Таян-хан уже зимой решил напасть на Темучина. — «Как быть на земле двум государям в одном владении?» — говорил он (Рашид ад-Дин, Т. I. Кн. 2. С. 146). С целью обеспечить правый фланг в предстоящей войне и этим взять монголов в клещи, найманский властитель направил своего посла к вождю онгутов Алахуш-дигитхури.{«Дигитхури» — скорее всего, неправильное прочтение уже известного нам звания «джаутхури», — «полномочный пограничный комиссар», — которое носил и сам Темучин. Поскольку онгуты испокон веков кочевали у Великой Китайской стены, то есть на границе Китая и Степи, то такое имперское звание представляется самым вероятным для их племенных вождей.} Он предложил онгуту стать его правой рукой в походе против «каких-то ничтожных монголов» («Сокровенное Сказание», § 190). Алахуш-дигитхури оценивал ситуацию куда более трезво и категорически отказался помогать найманам. Более того, он тут же отправил к своему могучему монгольскому соседу посла с подробным рассказом о намерениях Таян-хана.
