Робин Локкарт - Моя Европа
Ещё до войны Чехословакия являла собой пример европейской демократии; в стране не было очень богатых и очень бедных людей. (Большинство Чехословакии всегда составляли евреи полусреднего уровня. прим. ред.) Большинство чехов и словаков симпатизировали политике Британской Лейбористской партии и не доверяли Консерваторам, которые, как им казалось, не питали симпатии к Чехословакии и были виновными в подписании Мюнхенского Соглашения. В 1947 году, благодаря растущему равенству в стране, такие настроения ещё больше усилились. Тем не менее, в то время самым популярным иностранцем оставался Уинстон Черчилль. Им восхищались не только антикоммунисты, которые, кстати, составляли около семидесяти процентов населения. Ян Масарик рассказывал, что незадолго до моего приезда он выступил на большом коммунистическом митинге в Праге и сказал: «Сегодня я не всегда разделяю политику, проводимую Уинстоном Черчиллем, но всё же хочу подчеркнуть, что нашей победой и нашей независимости мы никому так не обязаны, как господину Черчиллю». Это заявление, отметил Ян, коммунисты встретили с большим энтузиазмом.
Я лично имел возможность убедиться в популярности господина Черчилля. В последний день перед отъездом я зашёл в книжный магазин Топиша, чтобы договориться об отправке почтой купленных мною книг. Войдя в магазин, я сразу обратил внимание на оформление витрины: поперёк широкого окна висела лента со словами: «Второй том речей Черчилля». Всё оконное пространство оказалось заполненным исключительно речами Черчилля на чешском языке. Удивлённый таким количеством книг, я спросил продавца:
- Эти тома у вас не залежаться?
- Что вы! Их раскупят за три дня.
Во время моего пребывания в Праге ко мне приходило много людей. Подавляющее большинство – молодёжь. Почти все они горячо приветствовали в моём лице Великобританию. Одна талантливая журналистка, мисс Бернашкова, которая ещё работала в старой газете Карела Чапека, почти целый час с восторгом рассказывала о восстановлении Чехословакии и о героическом труде Бенеша и Яна Масарика. Она говорила с подлинным восторгом. Сегодня эта журналистка пишет статьи против Запада, насыщенные самой изощрённой коммунистической пропагандой (Крипты перебежчики. Прим. ред.) , но я не уверен, делает ли она это по убеждению или ради хлеба насущного. Были и другие посетители, не изменивших со временем свою точку зрения, но в целях их безопасности, я не стану называть их имён.
Мне давно хотелось опять побывать в Праге, но должен признать, эта поездка принесла больше разочарований, чем радости. Я был подвержен ностальгии, но прошлое неумолимо прошло. Прага выглядела почти по-прежнему, но это была уже не моя Прага. Дома, в которых я жил когда-то, теперь занимали чужие люди. А самое главное, уже не осталось в живых друзей моей молодости. Многие из них оказались в числе двухсот пятидесяти тысяч чехов и словаков, погибших в годы войны. А эти люди составляли сливки чехословацкой интеллигенции. Да, Прага теперь для меня населена тенями прошлого.
Я вернулся домой с тревогой о Яне, с неуверенностью о долговечности Бенеша, но с уверенностью, что будущее Чехословакии зависит от поддержания хрупкого взаимопонимания между востоком и Западом.
После моего возвращения в Англию события в Чехословакии протекали спокойно. Генерал Маршалл http://en.wikipedia.org/wiki/George_Marshall уже определил степень американского участия в оказании помощи Европе, и для выработки конкретных мер в Париже была созвана международная конференция. 4 июля 1947 года Кабинет Министров Чехословакии собрался под председательством Клемента Готвальда, исполнявшего в то время обязанности Премьер-министра, и поддержал предложение Яна Масарика принять приглашение участвовать в конференции. Решение было принято единогласно, и на его обсуждение не стали тратить время.
Пять дней спустя делегация Чехословакии, в состав которой вошли господин Готвальд, Доктор Дртина (прим., Прокоп Дртина – министр юстиции) и Ян, выехали в Москву, чтобы обсудить с советским правительством предложения по Франко-Чехословацкому Соглашению. На следующее утро в Москве засверкали гром и молния. Сталин опасался участия Чехословацкого правительства в парижской конференции. Он прямо заявил Готвальду, что, согласившись на участие в работе этой конференции, Чехословакия совершила акт предательства по отношению к Советскому Союзу. Ян вернулся домой совершенно потрясённым. Позже он сообщил мне: «Я отправился в Москву в качестве Министра Иностранных дел суверенного государства, а вернулся как лакей советского правительства».
В том же июле Бенеш перенёс первый инсульт. Хотя это скрыли от народа, но коммунисты, занимавшие министерские посты в правительстве, были об этом хорошо осведомлены. Они опасались проиграть в предстоящих выборах, намеченных на весну 1948 года, и начали активную подготовку, не жалея средств. Первым намёком на предстоящие события стали так называемые «посылки с сюрпризом». 11 сентября 1947 года три самых влиятельных некоммунистических министра, Доктор Зенкель, Доктор Дртина и Ян Масарик, получили по почте посылки, в которых находились взрывные устройства. К счастью, одна из этих посылок была вскрыта официальным экспертом. Трагедии удалось избежать, но трёх министров предупредили. Подозрение упало на коммунистов, которым, однако, удалось выкрутиться и затормозить официальное расследование.
Тем временем, коммунистам, возглавлявшим секретные службы, удалось «раскрыть» заговор в Словакии, где коммунистические позиции были самыми слабыми. Оперируя шаткими данными, они смогли сократить число представителей от словацких демократов, являвшихся в то время самой крупной партией в Словакии, а затем реорганизовали Словацкий Национальный Совет по своему усмотрению. Этот маленький «путч» стал генеральной репетицией к перевороту в феврале 1948 года.
Летом я много слышал о деятельности Яна Масарика, но от него самого почти ничего поступало. Если быть точным, то с момента моего отъезда я получил только одно поспешно написанное письмо, в котором он благодарил за мои интервью. Дело в том, что БиБиСи пригласило меня вести еженедельный обзор для Чехословакии, и я продолжаю это делать до настоящего времени, не пропустив ни одной недели, не взирая на занятость. В конце сентября Ян посетил Нью-Йорк, где представлял свою страну на сессии Объединённых Наций. Мне всегда было жалко, что он тратил много времени на зарубежные поездки. Его присутствие на этих встречах было двусмысленным, поскольку чехословацкая делегация всегда автоматически поддерживала советскую делегацию, а помимо всего прочего, Яна любили и американцы, и англичане. Я знаю, что далеко не все понимали трудности его положения. Отсутствие Яна дома давало возможность коммунистам плодить своих людей в Чехословацком Министерстве Иностранных Дел. Осенняя сессия ООН в 1947 году (Признание Израиля) растянулась надолго, и я с нетерпением ждал, когда же Ян вернётся в Чехословакию. Мне казалось, что он должен был чувствовать себя несчастным человеком. Наконец, 3 декабря раздался телефонный звонок. Звонил Ян. Он прибыл в свою квартиру в Вестминстерском Саду и приглашал меня прийти.
День выдался мрачным и серым. Ян выглядел ужасно уставшим. Он был в домашнем халате, левый рукав свободно болтался, поскольку рука оказалась перевязанной. Незадолго до отъезда он растянул мышцы плеча, и оно ещё побаливало. Его американские друзья, поведал Ян мне, шутили, что он потянул плечо, упираясь против «железного занавеса».
Во время пребывания в Соединённых Штатах ему пришлось пройти через суровые испытания. Газеты муссировали ходившие слухи о том, что Ян Масарик сколотил огромное состояние нелегальным путём и собирался остаться в США. На самом деле, пояснил Ян, американские друзья уговаривали его бросить занятие политикой и попросить убежища в Соединённых Штатах. (То есть американцам было точно известно, что Москва хочет устранить Яна Масарика. прим. ред.) Ян много размышлял об этом и, наконец, отказался. «Можно уехать из страны два раза или столько раз, насколько хватит сил, чтобы сражаться с внешним врагом. Но нельзя покидать страну, чтобы бороться против своих соотечественников!», - пояснил он.
Ян думал только об одном: как можно скорее вернуться домой, в Чехословакию. Если бы не туман, задержавший вылет за ним самолёта из Праги, Ян уже был бы дома.
Он устало рассказывал о заседаниях ООН. Ян дал высокую оценку генералу Маршаллу. Хорошо держался Гектор Макнейл (Hector McNeil http://en.wikipedia.org/wiki/Hector_McNeil ). Советская делегация вела себя вызывающе, а Вышинский вообще набрасывался на всех с оскорблениями, отчасти потому что он был меньшевиком, и частично по той причине, что желание унизить, обругать человека являлось чертой его характера.
- Вам знакомо имя Дан? Это бывший меньшевик и знаток марксизма. Он умер в
