Виталий Бессонов - Тарутинское сражение
После разговора с Кутузовым Беннигсен со своим окружением отправился в Леташевку, куда прибыл в 4 часа[509]. Евреинов вспоминает, что все были «чрезвычайно усталые, потому что не сходили целые сутки с лошадей»[510]. «Никогда, — писал в своем дневнике Дурново, — я не был так счастлив, как после выигранной битвы. Первый раз в жизни я находился в таком состоянии. Огромный бокал королевского пунша помог восстановить мои силы»[511].
После отъезда Беннигсена Кутузов оставался некоторое время на месте, где он перекусил и затем отправился в Леташевку[512]. Мимо гвардейских полков главнокомандующий проехал, когда «уже день клонился к своему окончанию»[513]. «С места сражения, — вспоминал Ермолов, — верхом у колеса дрожек фельдмаршала сопровождал я его до лагеря, и из слов его легко мог понять, в каком смысле готовился он сделать донесение государю». По свидетельству начальника штаба 1-й армии, главнокомандующий говорил: «„Какой дал Бог славный нам день! Неприятель потерял ужасно. Взято много пушек, и, говорят, по лесам разбросано их много, а пленных — толпами их гонят! Надобно собрать точные сведения“. Пушек всех и пленных я не видел. Неприятель не был тесним в отступлении и не был в положении бросать пушки. Выслушавши рассказ, я не обманусь, заключая, что донесение будет не без украшений»[514].
Армия постепенно возвращалась в Тарутинский лагерь. Так, после проезда Кутузова в Леташевку, в четвертом часу оставил свою позицию 5-й пехотный корпус. «Мы, — вспоминает Симанский, — ворочались назад с песнями. Экспедиция сия была для нас весела, ибо отдыхая несколько времени на долговременных биваках, мы пошли за славой, желали ее иметь и наконец победа была наша… Биваки наши были уже готовы и мы приходили на готовое. День уже склонялся, когда мы переправились через реку Нару; подходя к бивакам, мы слышали играющую музыку и огни разложенные — пришли на отдых»[515]. Примерно тогда же, вероятно, отправились к Тарутину и другие войска, находившиеся на левом берегу Чернишни. О движении 6-го корпуса Митаревский вспоминал: «Почти смеркалось, когда приказано было идти в лагерь». Заблудившись на обратном пути в лесу, он с артиллерией прибыл к Тарутино «очень поздно»[516]. Следовательно, возращение войск левого фланга и центра началось около 4 часов, и только к ночи они смогли достичь своих биваков.
На позиции у Винькова, под командованием Милорадовича, были оставлены 2-й, 4-й пехотные и 2-й, 3-й, 4-й кавалерийские корпуса. На аванпостах расположились казачьи полки. Вероятно, 1-й кавалерийский корпус был возвращен в лагерь, а 3-й пехотный корпус оставлен на позиции за деревней Дмитровской[517]. «Мы, — вспоминал Радожицкий, — почитали себя победителями и радовались, что уже ночуем на отнятой земле. Каждый из нас с большим любопытством рассматривал все предметы, брошенные неприятелями; удостоверяв, что они точно ели лошадей, мы не могли надивиться их терпению и преданности Наполеону»[518].
18 октября Кутузов отдал приказ по армии за № 42, в котором писал: «Завтрашнего числа во всех полках на случай одержанной над неприятелем победы быть благодарственному молебствию в 12 часов по полуночи; между 1-й и 2-й линиями в одно время, принимая начало с правого фланга, куда вынести и Смоленскую Божию Матерь»[519]. 19 октября, вероятно, после молебствия, войска простились с телом Багговута. «Прах его, — вспоминал офицер 11-й артиллерийской бригады Мешетич, — был почтен, в гробе лежащий, церемониальным маршем и проходом в трауре всех войск, участвовавших в оном сражении»[520]. Тело Багговута было перевезено в Калугу и похоронено в некрополе Лаврентиевского монастыря[521].
Лаврентиевский монастырь. Фотография начала XX в. Калужский областной Краеведческий музей.
Могильный камень над прахом генерал-лейтенанта К.Ф. Багговута на кладбище Лаврентиевского монастыря. Фотография 1912 г. Надпись на гробнице: «Под сим камнем лежит тело генерал-лейтенанта Багговута, убитаго в сражении под Тарутиным октября 6-го числа 1812 года, родившагося сентября 16 числа 1761 года, воина предприимчиваго, смелаго, неустрашимаго, начальника кроткаго, мужа скромнаго, добронравнаго».
Заключение
В результате Тарутинского сражения русские войска одержали победу над отрядом Мюрата и заставили его ретироваться примерно на 18 км к Воронову. Весь ход сражения можно условно разделить на два этапа. Первый, начавшийся ближе к 7 часам утра и закончившийся около 10 часов, характеризуется активной борьбой, развернувшейся у лагеря противника. В начале сражения русские войска внезапно атаковали неприятеля. Особенно активно действовали части под командованием Беннигсена и Милорадовича. Однако сначала было остановлено движение 4-го и 6-го корпусов, а затем — наступление левого фланга. Поэтому основные действия развернулись на правом фланге. Колонна Орлова-Денисова, несмотря на внезапность атаки, встретила серьезное сопротивление и не смогла отрезать неприятелю путь отступления. Мюрат начал выстраивать свою линию обороны на правом берегу Чернишни, прикрывая путь отхода — Калужскую дорогу. В то же время, на левом берегу активное противодействие пехотным и кавалерийским колоннам русских войск оказывали части 5-го армейского и 2-го кавалерийского корпусов. Давление на польские части 2-го и 3-го корпусов под общим командованием Беннигсена заставило противника начать отступление на правый берег Чернишни. Также были вынуждены поступить 1-й кирасирский и два карабинерских полка, против которых действовала иррегулярная кавалерия Орлова-Денисова.
Торжественное открытие Тарутинского памятника 7 июля (25 июня) 1834 г.
Введение в бой 4-го пехотного корпуса Остермана-Толстого окончательно сломило сопротивление противника, который начал отходить по Калужской дороге.
На втором этапе, длившемся примерно пять часов, происходило активное преследование неприятеля. Отряд Мюрата под давлением кавалерии левого фланга и войск Беннигсена поспешно, но не теряя порядка, отходил к Спас-Купле. Пройдя примерно 8 км, противник занял перед лесным массивом новую позицию. В преследовании наиболее активно участвовали казаки, регулярная кавалерия и части пехоты (в том числе — отряд Вюртембергского), действовавшие при мощной поддержке артиллерии. Главные силы левого фланга и центра (6-й пехотный корпус), выдвинутые главнокомандующим к Чернишне, не принимали участие в преследовании (исключая стрелков 19-го егерского полка). К часу дня наступление русских войск по приказу Кутузова было остановлено, что позволило Мюрату удержать позицию при Спас-Купле. Около 3 часов атаки на противника закончились. После перехода дефиле неприятель, преследуемый отдельными отрядами казаков, отступил к Вороново. Русские войска вернулись на исходные позиции, выдвинув сильный авангард к Виньково.
В Тарутинском сражении против 19-тысячного отряда Мюрата находилось более 40 тысяч русских войск, которые, вопреки диспозиции, действовали недостаточно согласованно. Несмотря на малочисленность и лишения лагерной стоянки, противник не потерял своей боеспособности, оказав в сражении серьезное сопротивление. По этим причинам войскам Мюрата было нанесено чувствительное, но далеко не полное, поражение, что отметили практически все участники. Так, по свидетельству Щербинина, Коновницын, возвращавшийся в Леташевку после сражения, «сказал нам, что все это дело постыдно для русского оружия, что Мюрат должен был истреблен быть, что, напротив того, ему дана возможность отступить в порядке с малою потерею, и что никто не заслуживает за это дело награды»[522]. Маевский в своих воспоминаниях констатировал: «Мы разбили его. И если бы в общем было больше связи и действия, тогда бы из всего корпуса не ушло ни души»[523]. Левенштерн, в свою очередь, отмечает, что победа «была действительно блестящей, и если ее результаты были не так славны, как можно было бы ожидать, то она произвела во всяком случае на обе армии глубокое, хотя весьма различное впечатление; одну из них она деморализовала и подняла дух другой»[524].
Современники называли несколько основных причин, повлиявших на результат сражения: опоздание пехотных колонн правого фланга, смерть Багговута, общая несогласованность действий, нерасторопность Беннигсена и вмешательство Кутузова[525]. Анализ источников позволяет предположить, что на результат сражения, главным образом, повлияла именно деятельность главнокомандующего, который всячески препятствовал исполнению принятой диспозиции. Активизация действий не входила в планы Кутузова, а сражение фактически было ему навязано. Поэтому он не принимал деятельного участия в подготовке нападения. Незаинтересованность главнокомандующего в наступлении привела к отмене 16 октября назначенной атаки. Вероятно, в ходе проведенной им 17 октября рекогносцировки он выработал свой план действий, которому следовал, находясь вдали от места боя. В ходе сражения Кутузов остановил наступление Милорадовича, движение корпусов Дохтурова и, как можно заключить, Остермана-Толстого. Эти действия привели к срыву выполнения диспозиции. Наступление правого фланга русских войск не было поддержано, что дало возможность противнику выиграть время, организовать сопротивление на новой позиции за Чернишней и начать постепенное отступление к Спас-Купле. Направив для преследования неприятеля кавалерию левого фланга, Кутузов остановил сначала движение пехотных корпусов у реки Чернишни, а затем, без каких либо веских причин, потребовал вернуть наступавшие русские войска на исходные позиции. Тем самым он помог отряду Мюрата выйти из затруднительного положения и позволил ему спокойно отступить через дефиле к Вороново. Все эти действия Кутузова привели к тому, что цель нападения — уничтожение неприятельского отряда, не была достигнута. Поэтому победа в Тарутинском сражении не получила однозначной оценки со стороны его участников и, несмотря на нанесенный неприятелю серьезный урон, оставила чувство неудовлетворенности. Можно предположить, что результаты Тарутинского сражения явились прямым следствием существовавшего в Главной квартире противоборства между Кутузовым и Беннигсеном, которое оказалось продолжено на поле боя и привело к тому, что окрепшая русская армия не смогла одержать решительную победу над малочисленным отрядом Мюрата. Вероятно, неслучайно Раевский в письме своему дяде А.Н. Самойлову 19 октября писал: «Я в Главную квартиру почти не езжу, она всегда отдалена. А более для того, что там интриги партий, зависть, злоба, а еще более во всей армии эгоизм, несмотря на обстоятельства России, о коей никто не заботится»[526].
