Виталий Бессонов - Тарутинское сражение
Следовательно, в преследовании отступающего неприятеля принимали участие только иррегулярная и регулярная кавалерия, отдельные отряды пехоты, поддерживаемые огнем артиллерии. Кроме того, наступление русских войск подкрепляли части 2-го и 4-го пехотных корпусов. Задержавшись при переправе через Чернишню, они потеряли контакт с колоннами неприятеля, безостановочно отходившими к Спас-Купле. Так, Радожицкий писал, что наступавшая по Калужской дороге пехота 4-го корпуса не видела уже перед собой противника[476]. В таком же положении, судя по всему, был и 2-й корпус, следовавший правее корпуса Остермана-Толстого, вдоль Чернишни. При войсках последнего, вероятно, находился со своим штабом Беннигсен.
Из полков регулярной пехоты на правом фланге в непосредственном столкновении с неприятелем оказались части под командованием Вюртембергского. Тобольский пехотный, 4-й и 20-й егерские полки при поддержке уже 15 орудий и кавалерии 1-го корпуса пытались сломить сопротивление противника, прикрывавшего между Рождественно и Рогово отход основных сил. Вюртембергский вспоминал, что «6-й кирасирский полк его, прикрывавший отступление, сражался с львиной храбростью, но не устоял. В лесу встречены мы были частью неприятельской пехоты, которая, жертвуя собой, старалась выиграть время, чтобы дать отойти прочим войскам; пользуясь кустарниками, они успели, действительно, занять новую позицию у Спас-Купли, впереди Вороново»[477]. При этом Вюртембергский сетовал, что «судя по местности, главнейшее дело лежало на пехоте, а ея у меня было слишком недостаточно, чтобы совершенно преградить Мюрату отступление»[478]. Сложившееся положение он ставил в вину Беннигсену, который еще в начале сражения остановил идущие к нему полки 4-й пехотной дивизии и отменил запланированное в диспозиции движение 3-го пехотного корпуса на правый фланг. «Тут, — заключает Вюртембергский — должны скрываться какие-нибудь особенные, неизвестные мне причины, потому что Беннигсен всегда был известен как полководец чрезвычайно храбрый, хладнокровный и проницательный»[479]. Следует заметить, что необходимость предпринятых Беннигсеном на начальном этапе сражения действий была вызвана тем, что наступавшие на позицию поляков части 2-го пехотного корпуса столкнулись с серьезным сопротивлением противника и не были своевременно поддержаны силами 4-го корпуса.
План сражения при Тарутино 18 (6) октября 1812 года.
Неприятельские войска стягивались к Спас-Купле, где у труднопроходимого дефиле им пришлось занять новую позицию. Мюрату необходимо было выиграть время и приготовиться к отступлению по окруженной лесом дороге. Сворачивая линию обороны, части противника, прикрывавшие на левом фланге отход главных сил, совершали свое отступление под ударами преследовавших их казаков. Кирасирский капитан, служивший в 1-м резервном кавалерийском корпусе, писал: «Мы принуждены были отступить, но отступили в полном порядке. Ядра градом сыпались на наши ряды. Неприятель не смог привести нас в смятение, но час спустя мы были окружены со всех сторон, и нам пришлось стрелять во все стороны. Всюду были видны одни казаки. Земля дрожала от топота их лошадей. Но их большое количество не устрашило нас, и, если мы спаслись в этой схватке, то обязаны этим не случаю, не счастью, а исключительно только нашей стойкости. Мы отступили в полном порядке»[480]. Тирион, находившийся в составе 2-го кирасирского полка 1-го корпуса, отмечал в своих воспоминаниях: «нам пришлось присоединиться к отступательному движению левого крыла, и к полудню и мы, в свою очередь, с двух сторон и лицом к лицу очутились перед неприятелем, так как он находился и перед нами и на нашем правом фланге; мы были обстреляны в голову и с фланга, неся большие потери от этого флангового огня».
М. Туссэн. Построение кирасирского полка.
Во время этого противоборства Тирион стал свидетелем необычного эффекта «действия снаряда на жирной и гладкой шкуре лошади». В трех шагах от него в лошадь, на которой сидел полковник, попало ядро. «Снаряд, — вспоминал Тирион, — наискось пройдясь по крупу его лошади, только сильно отбросил ее в сторону, ни сорвав ни одной волосинки; ушибленное место только сильно вздулось, но скоро зажило от одних примочек холодной воды»[481].
Как свидетельствует Колачковский, «около часа дня, мы, будучи все соединены, и в самом строгом боевом порядке, остановились на позиции под Спас-Куплей, просто на дороге, ведущей из Воронова, имея лес за собой на расстоянии полумили. На этой позиции еще оживленно шел орудийный огонь с обеих сторон. Наши каре еще несколько раз должны были отражать атаки неприятельской кавалерии»[482].
У Спас-Купли к атакующим русским войскам присоединилось и несколько партий армейских партизан. Отправленный генерал-майором И.С. Дороховым для наблюдения за неприятелем урядник казачьего М.Г. Власова 3-го полка Филатов с 10 казаками «вмешался в дело и, поражая бегущих, убил своеручно генерала, командовавшего гвардиею короля неаполитанского, Дерю, коего дуламан с звездою и 4 крестами, также лядунку представил в доказательство своего подвига»[483]. За проявленное отличие Кутузов произвел его в хорунжие, о чем было объявлено 21 октября в приказе по армии. Убитым был адъютант Мюрата бригадный генерал барон П.С. Дери[484]. В лагере противника смерть генерала была преподнесена с героическим пафосом.
Адъютант командира 2-й пехотной дивизии 1-го армейского корпуса Мишель писал, что Дери был убит не во время отступления, а на первом этапе сражения, когда противник занимал позицию по реке Чернишне. В это время Дери в одиночку поехал проследить за перемещением войск и пропал в долине реки. Вскоре стало известно, что в лагере казаков был обнаружен генеральский ментик и награды. «Обладателей этих вещей, — пишет Мишель, — привели к главнокомандующему, которому они поведали, „что восемьдесят казаков встретили в балке французского офицера; они закричали ему, чтобы он повернул обратно, однако ответом им был удар сабли, после чего пятеро их товарищей были убиты и трое ранены; что они не смогли уйти от ярости этого льва, которого они лишили жизни!“ Увидев офицера, который принес одежду генерала Дери, мы не могли сдержать слез»[485].
Радожицкий вспоминал, что в ночь с 18 на 19 октября «велено было опять развести в биваках веселые огни и петь песни, потому что Мюрат посылал через наш лагерь к фельдмаршалу парламентера, просить сердце убитого друга своего, генерала Дери»[486]. Можно предположить, что первоначально посланец просил передать ему тело генерала, так как в своем рапорте Кутузову от 19 октября Беннигсен писал, что Дери «найден между убитыми. Король (Мюрат — В.Б.) прислал просить его тело»[487]. Н.Н. Муравьев вспоминает, что возвращаясь в свой лагерь, он видел «тело генерала Ферье (то есть Дери — В.Б.), которого французы впоследствии себе выпросили для отдания почестей»[488]. Тогда, вероятно, вместо тела, были переданы в лагерь противника личные вещи Дери, как об этом пишет Мишель. Повторно к этому вопросу вернулся присланный в русский лагерь 21 октября офицер, который явился «за телом убитого генерала Дери» и привез Кутузову письмо Бертье[489]. Вероятно, именно с ним вместо тела было отправлено к Мюрату сердце генерала. По крайней мере, в своих записках Беннигсен отметил, что Мюрат пожелал иметь сердце Дери и «желание это было исполнено»[490].
Победа при Тарутине 6 октября 1812 г. Гравировал С. Федоров под руководством С. Карделли по оригиналу Д. Скотти. 1814 г.
В нападениях на неприятеля приняли также участие партизаны Кудашева и Фигнера. О первом, в представлении его к награждению, Кутузов писал императору, что «во время сражения 6 (18) числа, быв в тылу, взял в плен 200 человек»[491]. Что касается Фигнера, то, по словам Радожицкого, к вечеру он приехал к ним в гости[492] и рассказал, как «участвовал в горячей сшибке с французскими кирасирами; как он близок был к Мюрату, который в одной рубахе едва мог спастись; как при переправе через речки французы везде бросают свои фуры, повозки и сами взрывают зарядные ящики; как лошади их не везут, а они сами бегут сломя шею»[493].
Итак, отступившие к Спас-Купле войска неприятеля оказались прижаты к лесу, через который шла узкой полоской Калужская дорога. Поэтому они были вынуждены под давлением русской кавалерии и артиллерии удерживать эту позицию, чтобы избежать беспорядочного отступления через дефиле. В этот момент отряд Мюрата оказался в тяжелом положении. С фронта к нему приближались пехотные корпуса, появление которых могло значительно усилить натиск русских войск. Однако этого не произошло. В критический для неприятеля момент поступил приказ главнокомандующего об остановке преследования и возвращении главных сил в Тарутинский лагерь. «В час дня, — записал в своем дневнике Дурново, — мы вынуждены были по приказу фельдмаршала Кутузова, ревновавшего к нашим успехам, прекратить преследование»[494]. К следующему с войсками Беннигсену прибыли посланные Кутузовым Толь и П.С. Кайсаров, которые «посоветовали мне, — писал Беннигсен, — вернуть войска более чем 20 верст назад, на позиции, которые они занимали раньше. Мое предложение, чтобы он шел вперед с остальными войском, не было принято; если бы это движение было выполнено, то ни одному человеку из корпуса короля Неаполитанского не удалось бы спастись»[495]. Получив приказ Кутузова, Беннигсен был вынужден остановить движение и, «поручив генералам, которые так доблестно сражались с неприятелем, привести войска обратно на позицию», отправился к главнокомандующему[496].
