Дж. Киддер - Япония до буддизма. Острова, заселенные богами
Однако вернемся к вееру. Изображения церемониального веера сохранились как на стенах гробниц, так и в фигурках ханива; края веера могли быть как круглыми, так и зубчатыми, причем последние сохранились значительно хуже (рис. 38; 58, а). В Японию были принесены два вида церемониальных вееров, придававших особое достоинство высеченным на барельефах китайского государства Вэй фигурам местной аристократии, причем со временем, даже учитывая воображение местных умельцев, ни один из них не претерпел слишком сильных изменений. Стоит отметить, что изображенные в технике ханива веера по крайней мере на столетие старше этих бронзовых экземпляров. Вероятно, веера ханива — это одна из вариаций продолговатого китайского опахала V века, а веера из гробницы Кинреи — другая вариация изделий того же века, изображения которых сохранились на стенах пещерных храмов Лунмынь в Китае.
Подобное произошло и с зонтом от солнца. Но он, в отличие от веера, приобрел весьма живописный и в то же время нехарактерный для этого предмета вид (рис. 58, б). Правда, не исключено, что он произошел от довольно большого по размеру переносного зонта для защиты от солнца — такие зонты изображены на зеркале с четырьмя зданиями. Сохранились свитки с зарисовками сцен одной из церемоний в храме Исэ: участники процессии несут зонты, украшенные различными декоративными элементами, отделка по краю зонтов поднята вверх. Судя по иллюстрациям, пышность изделий действительно заметно преувеличена, однако не до нереальных масштабов. Некоторые зонты декорированы вездесущим узором тёккомон. На скульптурах воинов часто можно видеть томо лучника — пустотелое шарообразное приспособление, помогающее посылать стрелу и усиливающее сопутствующий этому звук; обычно его вешали на пояс. Увеличенный во много раз по сравнению с обычными размерами, он тоже стал достойным для изображения в ханива (рис. 58, в).
Мечи ханива помогли по-новому взглянуть на проблемы, связанные с предметами, не представленными в захоронениях в своем натуральном виде. Внешне эти мечи напоминают небольшой ручной огнетушитель, имеют гарду, защищающую тыльную сторону руки, и всегда вложены в длинные ножны (рис. 58, г). Ничего подобного, выполненного в бронзе или железе, в захоронениях найдено не было, поэтому, по мнению С. Гото, можно предположить, что мечи такого типа не были предназначены для обычного использования по своему предназначению. Он считает, что эти мечи имеют непосредственное отношение к церемонии Сенгусики в храме Исэ, связанной с переносом каждые двадцать лет резиденции божества в новое святилище. Участники этой церемонии, совершаемой в точном соответствии с книгой X века «Энгисики», традиционно несут определенные символы: зонт на длинной ручке, опахало тоже на длинной рукояти, копье, щит, колчан и меч. Меч относится как раз к тому типу, который изображают ханива. Следовательно, предназначение таких мечей чисто церемониальное, вероятно не имеющее никакого отношения к культу мертвых и всему, связанному с ним. Однако это не исключает такой возможности, что данные мечи могли нести участники храмовых и погребальных церемоний, а после того, как государственным декретом были запрещены сложные погребальные мероприятия, мечи стали использовать исключительно в храмах. То же самое, вероятно, имело место и в том случае, когда положение умершего с точки зрения служителей храма не было высоким.
Найденные в захоронениях изделия из стекла представлены главным образом бусинами, однако были обнаружены и две великолепные стеклянные чаши: одна, якобы извлеченная из гробницы императора Анкана, правившего в эпоху Токугава в 534-535 годах нашей эры, а до того принадлежавшая Сайриндзи, почти идентична чаше из захоронения императора Нинтоку (рис. 59). Поскольку по происхождению ни одна из них не может быть японской, в поисках возможного места ее создания представляется необходимым обратить внимание не только на ближайшие страны континента, но и на более отдаленные места — например на Византийскую империю. Самое древнее в Японии стекло было найдено в Сугу и Микумо в одной ассоциации с кувшинными захоронениями, оно датируется примерно I веком до нашей эры или нашей эры. Это были целые бусины и их фрагменты. В эпоху Яёй появились другие изделия из стекла, в том числе магатамы. Учитывая то, что магатамы имели ценность только в Корее и Японии, напрашивается вывод, что их не могли делать где-то далеко. Возможно, уже к началу периода могильных курганов стекло изготавливали в.Японии из импортного китайского сырья; напомним — на этот момент в Китае была уже давно известна одна из разновидностей свинцового стекла. Из встречающихся в захоронениях стеклянных изделий обращают на себя внимание предметы, где участки разноцветного полосатого стекла заключены в круги стекла другого цвета. Тем не менее, кажется совершенно невозможным, что техника шлифовки стекла и резки по нему достигла такого высокого уровня, чтобы позволить изготовить чаши Анкана и Нинтоку. Нет сомнения, что они свидетельствуют о связях Японии с отдаленными государствами на уровне посланников.
Местные ремесленники обычно быстро начинали производить на месте товары по образцу заграничных, однако в случае с зеркалами было иначе. Дело в том, что совершенно непонятная японцам чужеземная символика и та поначалу неоднозначная роль, которую играло зеркало в религиозной практике, могли выступить в качестве сдерживающих факторов, препятствующих местному производству зеркал. В течение трех столетий Китай удовлетворял потребность Японии в этом товаре, а когда под влиянием буддистских верований зеркал там стали делать меньше и, соответственно, сократилось их поступление в Японию, местные мастера были вынуждены компенсировать их нехватку. Это произошло примерно в середине III века, в то время, когда племенной клан Ямато стремился укрепить свои позиции, поэтому началом производства зеркал японцы, возможно, обязаны именно этому клану, покровительницей которого была богиня Солнца. В этот период зеркало, до того момента имевшее особую важность только для группы Кинки, так как она считала его символом Солнца, стало символом лояльности.
Прототипами изображений на большинстве японских зеркал были давно и хорошо знакомые по даосизму божества и священные животные, духи которых обрели форму во времена правления династии Хань и чьи воплощения сохранились с некоторыми вариациями до времени государства Вэй. Незначительные отличия в Японии заключались в объединении трех или четырех символов, причем последние утратили все свои характерные признаки и стали аморфными и похожими на червей, за счет чего приобрели еще большую таинственность (фото 91). Вероятно, следует упомянуть и о тех случаях, когда зеркала, отлитые в одной форме, потом находят в одной гробнице или в гробницах по соседству. Сразу же возникают вопросы о центре производства, контроле за распространением, о том, не были ли зеркала переданы кому-то в качестве дара и являются ли они свидетельством признанной власти.
Возвращаясь к китайским зеркалам, скажем, что в той части хроник «Вэй Ци», где описываются события 239 года нашей эры, есть отрывок, посвященный народу Японии. В нем и идет речь о том, как передавались зеркала. Хроники утверждают, что Пемифу (по японской терминологии, химеко, — общепринятое название женщины-правительницы), королева Яматай (Ямадай) преподнесла императору государства Вэй много даров, а в качестве ответного дара ей была прислана сотня бронзовых зеркал. Имеющиеся в рассказе неточности усиливают сомнения относительно местонахождения Ямадай. Фонетическое сходство с названием Ямато вполне очевидно, и сторонники точки зрения, что на самом деле Ямадай — это Ямато, утверждают: путаница связана с тем, что летописцы Вэй хорошо знали только Западную Японию и поэтому отождествили одну из местных правительниц — среди правителей, судя по всему, были и женщины — с верховным владыкой равнины Ямато. Те, кто считает, что Ямадаи находится на острове Кюсю, отмечают, что, согласно историческим анналам, в Ямато правила только одна императрица — Дзинго. Годы жизни этой императрицы, которые указывает традиция, не противоречили бы хроникам, однако фактически она жила на 150 лет позже, поэтому и хронология Вэй этого периода представляется более приемлемой. Получается, что все аргументы «за» — на стороне тех, кто ставит знак равенства между Ямадай и равниной Ямато, ведь многие упоминаемые в китайских хрониках детали могут относиться только к столице достаточно густонаселенной местности — например Кансая.
Японские зеркала часто имели весьма внушительные размеры и находились в захоронениях в больших количествах. Как говорят, вместе с зеркалом с изображениями четырех зданий во вскрытой в 1881 году гробнице было обнаружено 35 других зеркал. В захоронении Синъяма были найдены 23 зеркала, в том числе три со знаменитым орнаментом тёккомон (фото 90). Две явно фальшивые надписи на одном из четырех зеркал типа TLV из данной гробницы в определенной степени подтверждают то, что содержимое могильника относится, скорее всего, к концу IV или началу V века; эти зеркала воспроизводят малопонятный и вышедший к тому моменту из употребления вид изделий (фото 88). К V веку появляются поражающие воображение усовершенствования континентальных образцов изделий, и наиболее удивительным и характерно японским является в этом смысле зеркало из префектуры Гумма, на котором изображены люди с мечами и щитами. К сожалению, оно и зеркало с четырьмя зданиями были найдены довольно давно и отчеты об обстоятельствах их обнаружения отсутствуют. Тем не менее, они — по крайней мере последнее, где даже сохранились остатки ткани, в которую оно было завернуто, — не похожи на подделки. С меньшей уверенностью можно утверждать то же самое в отношении зеркала с изображением фигур охотников. Весьма необычны и его зеленое, как глазурь, покрытие и само изображение (фото 92). Обращает на себя внимание тот факт, что на зеркале все мужчины — левши (они держат щит необычной формы в правой руке) и, хотя традиционно изображение на нем называют сценой охоты, самих охотников, похоже, совершенно не интересует добыча — олень. Щиты представляются излишне тяжелой и бессмысленной ношей во время погони за зверем, да и для танца перед началом охоты на столь миролюбивое животное, как олень, тоже. Люди показаны анфас, а их расставленные, как у лягушки, ноги — в профиль; угрожающе занесенные мечи производят впечатление обоюдоострых. В целом сценка напоминает традиционный танец. Круги и параллельные линии, заполняющие свободное пространство, бугорки и отделяющие части рисунка полосы в нескольких случаях образуют своеобразные косички. Во внутреннем круге виден сосуд с расширяющейся кверху горловиной. Безусловно, народа, все представители которого были бы левшами, никогда не существовало, иначе китайские летописцы наверняка оставлили бы упоминания о нем. Судя по всему, отливавший зеркало мастер не очень внимательно отнесся к работе и не перевернул изображение таким образом, чтобы получилась правильная картинка. Несмотря ни на что, трудно отказаться от мысли, что на зеркале изображен магический ритуальный танец, предшествующий охоте. Тем не менее, это объяснение представляется не слишком состоятельным. Однако после всестороннего детального анализа изображения почти фарсовый характер вполне правдоподобной сцены едва ли можно объяснить простой некомпетентностью изготовившего зеркало мастера.
