Иосиф Кулишер - История русской торговли и промышленности
Такую характеристику русского купечества мы находим и у других иностранцев. «Народ по природе склонен к обману», «обман и всякого рода пороки свойственны русским», «обман в торговле слывет у них хитрой штукой и делом умным», «в делах торговых хитры и оборотливы», «им ничего не стоит нарушить договор, если это им выгодно»{288} — этот рефрен повторяется у всех, за исключением таких, как Камнензе, который утверждает по поводу русских, что «обмануть друг друга почитается у них ужасным, гнусным преступлением»{289}, хотя и он имеет в виду отношения русских между собой, но не их поведение в делах с иностранцами.
Но тот же Герберштейн, который жалуется на русских, что они «продают каждую вещь очень дорого и просят пять, восемь, десять, иногда двадцать червонцев за то, что можно купить за один червонец», считает нужным прибавить, что и сами «они покупают у иностранцев редкую вещь за десять или пятнадцать флоринов, тогда как она едва стоит один или два»{290}, иначе говоря, обе стороны применяют те же приемы, платят друг другу равной монетой. В этом отношении русские торговцы могли многому поучиться у торговавших с ними иностранцев, и поэтому рассказ Олеария о том, что московские купцы упрашивали обманувшего их в торговле на большую сумму голландца, чтобы он вступил с ними в компанию{291}, весьма ярко освещает картину нравов того времени. В особенности англичане приписывали своим конкурентам — голландцам все пороки, которые у них и заимствовали русские купцы. «Русские хитры и алчны, как волки, — писал в 1667 г. англичанин Коллинс, который девять лет прожил при дворе «великого царя русского», — и с тех пор, как начали вести торговлю с голландцами, еще более усовершенствовались в коварстве и обманах»{292}.
Во всяком случае, этот характер торговли русских с иностранцами свидетельствует о том, что капиталистической ее отнюдь еще нельзя назвать. Она производилась еще в малоразвитых формах, торговец имел в виду заработать не на расширении сбыта, не на закупке товара там, где он дешев, и т.д., а при помощи разного рода хитростей и обманов. Она напоминала скорее торговлю тех же англичан и голландцев в заокеанских странах, с той только разницей, что там они сплошь и рядом прибегали не только к обману, но и к насилию, от чего в Московском государстве приходилось отказываться.
Иностранцы обращали внимание на своеобразный характер торговли в Московском государстве и в том отношении, что она ведется в рядах, из которых каждый сосредоточивает товары определенного рода, напоминая в этом отношении восточные базары. В западноевропейских городах они ничего подобного не находили.
Самое замечательное и вместе с тем похвальное в Москве, говорит Кильбургер, это что каждый сорт товара, от самого высокого до самого низкого (простого), имеет свои определенные улицы и рынки{293}. «У входа в крепость, — читаем в сочинении Бальтазара Койета, описывающего путешествие нидерландского посольства в Москву в 1675 г., — находится самая большая и самая лучшая площадь всего города, на которой с утра до ночи толпится народ. Возле площади и на соседних улицах находится много лавок, причем каждому роду товаров соответствует особая улица или место на площади; таким образом, представители одинаковых занятий или промыслов помещаются тесно друг возле друга»{294}. «Площадь так обширна, — рассказывает Таннер в своем описании польского посольства в Москву в 1678 г., — что достаточна для торговых помещений всего города. Там виноторговцы продают разного рода вина… За ними торгуют шелковыми материями, тканями турецкими и т.п., после золотых дел мастера, и таким образом во всяком ряду свое производство… Любо в особенности посмотреть на товары или торговлю стекающихся туда москвитянок: нанесут ли они полотна, ниток, рубах или колец на продажу, столпятся ли так, позевать, от нечего делать, — они поднимают такие крики, что новичок, пожалуй, подумает, не горит ли город, не случилось ли внезапно большой беды… Некоторые во рту держали колечко с бирюзой. Я в недоумении спросил, что это значит. Москвитяне ответили, что это знак продажности бабенок… Есть еще улица, куда ходит простой народ вычесывать грязь из головы, почему она получила прозвище Вшивого рынка. Там набросано столько волос, что шагу не сделаешь без того, чтобы не ступить, точно на подушку, на грязную их кучу»{295}. «На особой улице, — читаем у Рейтенфельса, — продаются сыр, ветчина и сало, на другой свечи и воск, отдельно вещи деревянные, кожаные, конские приборы, лекарственные травы, шелк, канитель серебряная и золотая, женские наряды, ожерелья и прочая. Короче: для каждого рода товаров назначено особое место, в том числе для продажи старого платья и для низеньких лавочек брадобреев». Рейтенфельс весьма одобряет такой порядок, ибо благодаря этому каждый «из множества однородных вещей, вместе расположенных, может весьма легко выбрать самую лучшую»{296}. Корб перечисляет всего 13 рядов{297}, но он соединяет по нескольку рядов вместе в целые группы, ибо на самом деле их было гораздо больше. По описи 1695 г., в Китай-городе насчитывалось 72 ряда, в том числе одних рядов, торговавших материями, было до двадцати. Были ряды кушачный, рукавичный, чулочный, башмачный, голенищный, подошвенный, пушной, бобровый, соболиный и т.д. — деления, как видно, очень дробные{298}. Находим ряд для книг, другой для икон, ряд для торговли ладаном, особый ряд для продажи облачений священников, особый монашеский ряд; специальный ряд для торговли колоколами и церковными сосудами{299}.
Этот рассказ о том, что для всякого товара имеется особый ряд, повторяется постоянно в описаниях иностранцев — и у Дженкинсона в половине XVI ст., и у Петрея в 1608 г., и у Москевича в 1611 г., и у Олеария в 1636 г., и у Зани в 1672 г.{300},{301}
Иноземцы постоянно упоминают о рынке, «где цирюльники обрезают простому народу волосы на голове теми же ножами, которыми разрезают хлеб и прочую пищу», и который так «устлан волосами, что по нем ходишь, как по мягкой обивке». Но там же продавалось и много прекрасных и дорогих вещей, почему Вшивый ряд, по мнению Кильбургера, мог бы справедливо претендовать на другое название{302}. О мясном и рыбном рынке иностранцы говорят, что «приближение к ним можно узнать по запаху раньше, чем увидишь, — смрад здесь так велик, что все иностранцы затыкают нос, тогда как русские его не замечают и чувствуют себя отлично»{303}.
Различные авторы указывают на то, что такое распределение торговцев по рядам, в зависимости от вида продаваемых ими товаров было установлено правительством: «Купцам по роду их торговли назначены особые места, рынки и местности; в прочих местах торговать им не дозволяется»{304}. Этого не следует, однако, понимать в том смысле, что самые ряды созданы распоряжением властей. Они возникли, надо думать, самопроизвольно, и мы находим рядки или ряды уже в отдаленные времена, находим их не только в Москве, но и во всех других городах{305} как необходимые места торговли{306}, где сидели местные купцы (для приезжих были гостиные дворы). Однако с течением времени обнаруживается стремление торговцев производить свои операции и в других местах, и поэтому для сохранения прежнего, постепенно переживающего себя порядка правительству приходится выдерживать сильную борьбу с торговцами. В 1626 г. было приказано, чтобы «в рядах торговых всякие люди сидели с товарами своими; которыми товары в котором ряду торгуют, где кому указано, а порознь бы никто никакое человек с разными товары в иных рядах не торговали». К этому прибавлено, чтобы торговцы «по кресцом ни с какими мелкими товары и в воротах и в окнах и на скамьях ни с каким товаром не сидели и не торговали, а торговали в рядах и сидели на скамьях с товары своими, где кому даны места»{307}. Этих бродячих торговцев, стоявших в воротах и сидевших на окнах или расхаживавших, старались «усадить»: «по рядам с белой рыбицей не ходить», «с сдобными калачами не ходить», «сидети с пирогами в лукошках»{308}. Однако едва ли эта борьба с ходячими торговцами, которых «переводили» и «ссылали» в другие места, приводила к лучшим результатам, чем стремление рассадить всех и каждого, «которыми товары в котором ряду торгуют». Нам известно, что запрещение торговать в неуказанных рядах повторяется неоднократно, например в 1676 г. о неторговании на Красной площади, по перекресткам и в иных неуказанных местах разными мелочными товарами, кроме рядов, в 1683 г. о торговании всякими товарами в указанных рядах по учиненному расписанию, в 1685 г., в 1698 г., в 1704 г.{309} И все же в лапотном ряду можно было купить веревки и кадки, в конюшенном — беличий мех, в овощном — сургуч или слоновую кость, в скобяном — ремни и многое другое{310}.
