Галина Петреченко - Рюрик
- Отчего Бог Отец стал отцом-убийцей своего сына? Бэрин приподнялся с табуретки:
- Ну, Эфи, нельзя же так... толковать!
- А я ждал именно этого вопроса от нее, Бэрин, - спокойно возразил ирландец и тихо попросил: - Не мешай ей узнать все то, что мучает ее мужа.
Эфанда вспыхнула.
- Рюрик знает ответ на этот вопрос. И я могу ответить на него сама.
Акинф удивленно посмотрел на ожесточившуюся маленькую женщину и растерянно кивнул ей головой.
- Бог предал сына своего Христа и не пощадил его, чтобы примирить с собою народ, который враждовал с ним, а затем он сделал этот народ особо избранным,- на память, но волнуясь от необычайности спора, проговорила Эфанда.
- Так! Все правильно, - подтвердил Акинф, пристально вглядываясь в порозовевшее лицо Эфанды.
- Так ли уж правильно? - сознательно обыграла ответ ирландца недоверчиво и насмешливо княгиня.
Ирландец, которому была понятна ее насмешливость, утвердительно кивнул головой.
Эфанда встала. Бэрин никогда не видел ее еще такой рассерженной. Но и в гневе она не позволила себе ни одного резкого движения, ни одного резкого слова.
- Ты считаешь, что можно предать своего сына? Мой отец - вождь Верцин потерял в битвах четырех своих сыновей, но он был рядом с ними. Я не могу поверить, чтобы он смог предать их, сколь бы ни важна была причина для этого. Ваша же вера допускает предательство, причем самое позорное предательство отцом своих детей. - На глазах у Эфанды навернулись слезы. Так чего же вы хотите от Рюрика? И ты, Бэрин, тоже допускаешь это?!
Эфанда не могла уже стоять на месте. Ей стало душно. Она отвернулась от своих собеседников и отошла к окну. Бэрин тяжело поднялся с табурета, подошел к маленькой женщине и осторожно погладил ее по плечам. Княгиня, отстраняясь от этой отеческой ласки, нагнулась и распахнула створки окна. В комнату ворвался свежий морской ветер.
Наступила тишина. Акинф сидел сгорбившись на табурете. Волнение рарожской княгини передалось и ему. До чего же упрямы эти рароги-русичи, один Бог знает! Можно подумать, что нет у них большего греха, чем предательство! И кто в это поверит? Да и о каком предательстве идет речь? Акинф поднял голову и тихо сказал:
- Княгиня, Бог Отец не мог предать своего сына. Эфанда, все еще не поворачиваясь, передернула плечами. Непонятно было, то ли она озябла от холодного ветра, то ли приняла слова проповедника за уловку.
- Бог Сын бессмертен. Человек не мог его убить. Бог Отец знал это.
Эфанда широко раскрытыми глазами смотрела на миссионера, и вдруг стон вырвался у нее из груди:
- И ты хочешь сказать, что Христос не страдал, когда римляне распинали его на кресте?
Акинф с сожалением посмотрел на молодую женщину:
- Ты так молода и прекрасна, княгиня. Ты ведаешь многие тайны природы, но ты еще плохо знаешь законы человеческой жизни. Пока тебя никто не предавал! Но это тебя и только пока! Трудно проникнуть в суть наших поступков. И неизвестно, каково будет следствие, если даже знаешь причину. И так пугающее тебя слово "предательство" тоже многосмысленно... Эфанда гневно прищурила глаза:
- Да-да, вот в этом, во многосмыслии, вы, ирландцы, преуспели! И вам непереносима мысль о том, что есть еще и неподкупные...
- Эфанда, - сурово напомнил ей Бэрин, - ты уходишь от самого главного вопроса...
Эфанда вспыхнула, но сдержалась. Сосредоточиться на самом главном вопросе сию минуту было так трудно.
- Хорошо, - горячо и взволнованно сказала она. - Тогда я повторю свой вопрос: "Разве Божий Сын не страдал, когда римляне истязали его?"
Акинф, не смутясь, твердо ответил:
- Страдал!
- Ну вот! - торжествующе воскликнула Эфанда. - Как же тогда это понять?
Акинф жестом пригласил княгиню рарогов присесть. Эфанда повиновалась, а ирландский миссионер все так же спокойно и твердо продолжил:
- Все мы, живущие на этой грешной Земле, страдаем. Вот и люди вашего племени...
- И что ж, ваша вера возводит страдание в закон? Но я не хочу страдать, я хочу радоваться жизни! - прервала его Эфанда.
- Страдания, как и испытания, посылает человеку Бог, - уверенно изрек Акинф, выдержав напряженный взгляд Эфанды.
- Наши испытания приходят вместе с германцами. Это они убивают и грабят, жгут и насилуют, - гневно отбивалась Эфанда.
Но Акинф был спокоен.
- Христос, которого много раз предавали: и Иуда, и апостол Петр, простил врагов своих. Он ушел смиренно. Ибо зло несет зло, а насилие насилие. И так без конца. Кто-то же должен разорвать эту цепь.
- Я понимаю, - сочувственно проговорила Эфанда, - Но зачем же в жизни Христа на Земле было столько печали и мрака? И нас вы со своей верой хотите повергнуть в этот мрак?
- А ваши боги сумели сделать жизнь племени беспечальной, радостной? В вашей жизни только свет и нет мрака? - Глаза Акинфа блеснули, он выпрямился, и лицо его стало строгим.
- Я же сказала, - холодно ответила ему Эфанда, - наш мрак - это наши враги. И кто-то очень умело натравливает их на нас... Рюрик же изо всех сил старается бороться с этим мраком.
- Если бы мы были столь богаты, - перебил ее возмущенно Акинф, - что могли бы с помощью войны убеждать людей в силе своего Бога, то мы не посылали бы никуда своих проповедников! - Он встал, выпрямился, отошел от Эфанды и жестко произнес: - Ты умна, княгиня, а потому наберись терпения и выслушай следующее откровение Христа.
Эфанда согласно кивнула ирландцу головой, и тот, закрыв глаза, медленно, останавливаясь на каждом слове, произнес:
- Кто убог, тот и есть мой верный раб и мудрый тем, что не ищет сомнения в истине моей. Только такого и поставлю господином над домом его!
Эфанда встала и засмеялась:
- Может быть, верный слуга Христа напомнит еще одну притчу? - Акинф недоуменно посмотрел на нее. - Или мне самой поведать легенду о Вавилонской башне? - все так же смеясь спросила Эфанда и вдруг резко оборвала свой смех. - Может, ты и прав, Акинф. Пожалуй, все наши беды оттого, что мы слишком самонадеянны. - Она произнесла это таким растерянным голосом, что стало видно, как сама испугалась своих слов.
Акинф затаил дыхание. "Неужели маленькая княгиня и до этого нашего с ней разговора старалась постичь истину Христа? Если это так, то она многого стоит... Как бы мне заставить ее до конца открыть свою душу?" - лихорадочно думал миссионер и ласково смотрел на рарожскую княгиню.
- Да, княгиня, люди не всесильны и никак не могут смириться с этой истиной, - тихо проговорил он и протянул к ней руки.
- Но это значит, что ваш Бог жесток и не хочет помочь людям, - хмуро возразила Эфанда, не замечая протянутых к ней рук миссионера.
- Бог есть Бог: он не жесток, а милосерден; испытание людям он посылает с тем, чтобы они поняли истину. И тот, кто постигнет эту истину, становится избранным и как избранный несет свет истины дальше. Именно поэтому мы должны быть едины и молиться, давая ему понять, что мы знаем 6 его грозной силе и всегда готовы смиренно исполнять его любые заветы, ибо только в них содержится мировая мудрость.
Эфанда покачала головой:
- Ты хочешь сказать, проповедник, что нам не дано приблизиться к истине? И если Рюрик не примет вашей веры, значит, мы будем вечно обречены на испытания, посылаемые вашим Богом?
И тот твердо ответил, глядя ей в лицо:
- Да.
- О-о! Это ужасно. - Голос Эфанды прозвучал глухо. - Но Рюрика ведь мне не переубедить, - обреченно проговорила она и беспомощно посмотрела на верховного жреца.
Бэрин понимающе смотрел на поникшую княгиню и молчал. Он верил, что Эфанда сама во всем разберется. А ирландец между тем продолжал:
- Учение Христа, Эфанда, - он впервые назвал княгиню по имени, словно она уже признала его право быть ее учителем, - близко и понятно простым людям. И если сегодня его принимают еще не все, то завтра оно овладеет душами многих. И мы, проповедники этого учения, не боимся никаких каверзных вопросов. Ибо если бы учение это было ложным, то мы бы сознательно изменили историю жизни Христа на нашей земле. А мы ее оставили такой, какой она и была на самом деле. И свидетельство тому - священный холм в Иерусалиме.
Слова ирландского миссионера прозвучали в ушах Эфанды тревожным звоном колокола Сионского храма.
"Ну почему мы все такие разные и так глухи к бедам других?.." - вдруг подумала Эфанда, и лицо ее исказила страдальческая гримаса.
- Акниф, ты действительно веришь, что все наши предки когда-то были единым народом, говорили на одном языке, а затем стали строить высокую башню?
- Княгиня, - устало воскликнул Акинф, - мы все наказаны за свою гордость и самонадеянность! И Бог послал нам испытание в наказание за непослушание и неверие в его силу! И потом, Эфанда, борьба твоего Рюрика с германцами, та борьба, которая связана со столькими жертвами, могла бы давно закончиться... - горячо проговорил Акинф и робко дотронулся до плеча княгини.
