Филипп Дженкинс - Войны за Иисуса: Как церковь решала, во что верить
Крестовый поход Кирилла
Как это часто бывает в подобных полемических перепалках, каждая сторона могла думать, что одержала победу, но Кириллу было недостаточно победить оппонента в споре. Он принимал меры к тому, чтобы свергнуть и уничтожить противника, ощущая себя крестоносцем. В истории Александрийского патриархата говорится: «Кирилл прибег к оружию своих отцов, Александра и Афанасия, надел броню веры своих предшественников, которые передали ее церкви святого евангелиста Марка, и вышел на войну, подобно Давиду, с сердцем крепким во Христе, который есть Бог».
Он созвал епископов Египта, которые заявили, что нынешняя ситуация необыкновенно опасна – настолько опасна, что здесь требуются чрезвычайные меры: вмешательство в дела другой провинции. Они сравнивали Нестория с самыми печально известными ересиархами двух предшествовавших столетий: «Хотя Арий с его последователями, и Павел [Самосатский], и Мани, и прочие еретики не были патриархами, они сбили с истинного пути множество людей. Как может такой человек оставаться патриархом Константинополя?»[212]
Кирилл искал поддержки у всех других епископов, кого только он мог уговорить, и среди прочих его сторонником стал папа Целестин, что сыграло решающую роль в дальнейшем развитии событий. Для египтян Римский престол имел огромные преимущества, поскольку наследники Петра пользовались огромным авторитетом, а также потому, что Рим стоял вдалеке от традиционной борьбы за власть между церквами Востока. В начале 430 года Кирилл разослал подборку свежих текстов и писем главам различных церквей, включая папу Целестина. У папы в этом деле были свои интересы. Он не претендовал на роль глубокого богослова (Несторий считал, что он слишком доверчив и прост, а потому не сможет поддерживать Кирилла), однако Кириллу удалось убедить папу в том, что эта ситуация опасна для церкви. Кроме того, в Риме настороженно относились к растущему влиянию константинопольского престола, и здесь можно было преподать ему важный урок. Среди прочего, Несторий вызывал недовольство Целестина тем, что в письмах обращался к нему как к равному по статусу, как брат к брату, как бы показывая, что слава Нового Рима не уступает славе Старого[213].
Целестин поручил своему диакону Льву исследовать, насколько справедливы опасения Кирилла. После проведения местного собора в августе 430 года папа представил Несторию ультиматум с жесткими сроками. Несторию надлежит в течение десяти дней «с помощью открытого исповедания в письменной форме отказаться от безбожного новшества, которое ведет к разделению того, что соединяет Священное Писание», и учить о Христе именно так, как это делают церкви Рима и Александрии и как раньше делал Константинополь. В противном случае его ждет отлучение[214].
В ноябре того же года Кирилл, зная, что Рим на его стороне, написал Несторию третье послание, где он излагал свои взгляды резче и грубее, чем раньше. Тем самым Кирилл объявил Несторию войну:
Кто поможет нам в День судный или чем мы оправдаем то, что так долго хранили молчание относительно твоей хулы на [Христа]? Если бы ты вредил лишь самому себе тем, что учишь таким вещам и веришь в них, это было бы не таким важным делом, но ты сеешь соблазн по всей церкви и распространяешь среди людей закваску странной и новой ереси[215].
В этом третьем послании, которое часто цитируют, Кирилл требует, чтобы все христиане признали его учение об ипостасном союзе, отказавшись проводить разделение между человеческим и божественным. К письму прилагались двенадцать анафематизмов, каждый из них описывал определенное богословское заблуждение и завершался предупреждением: кто в это верит, да будет предан анафеме. (См. приложение к данной главе «Двенадцать анафематизмов».) Эти анафематизмы использовались как формула ортодоксии на протяжении последующих десятилетий, так что они повлияли на развитие официальной христологии церкви. Но их можно было интерпретировать по-разному. Кирилл столь решительно противостоял Несторию, что в созданных им формулировках легко было увидеть поддержку теории одной природы. Особенно это касается двенадцатого анафематизма, где проклинается тот, кто «не исповедует Бога Слова пострадавшим плотью, распятым плотью, принявшим смерть плотью». Это было лобовой атакой не только на Нестория, но и на все антиохийское богословие[216].
Вместе с другими епископами Кирилл обратился к императору с просьбой созвать собор для исследования убеждений и поведения Нестория. Это было непростым делом, поскольку здесь косвенно предполагалось, что Феодосий II выбрал дурного архиепископа. При этом нельзя было сказать, что Несторий вначале был прекрасной кандидатурой, а потом, став главой церкви, постепенно соскользнул в ересь. Он занимал свой пост лишь два года, и Феодосий в какой-то мере нес ответственность за убеждения Нестория. Но Кирилл умело сыграл на знаменитом благочестии Феодосия, считавшего себя защитником церкви. Кириллу помогал его посланник при дворе императора архимандрит Виктор, которого Феодосий глубоко уважал за святость и аскетизм. Кроме того, Феодосий знал, что в столице легко возникают беспорядки, так что он вынужден был принять какие-то решительные меры. В ноябре 430 года император распорядился о проведении собора в древнем городе Эфесе, на западе Малой Азии. Собор был должен открыться 7 июня 431 года, в день Пятидесятницы – праздник сошествия Святого Духа на апостолов. Кроме того, эта дата была знаменательна и тем, что ровно за пятьдесят лет до того Феодосий I созвал другой великий собор в Константинополе, что напоминало о славе императоров[217].
Однако было неясно, согласится ли Феодосий II превратить собор в суровый суд, как того требовал Кирилл. Хотя Несторий вызвал недовольство двора, Кирилл также оттолкнул от себя императора тем, что устроил этот шумный скандал. Феодосий написал Кириллу письмо, которое можно вольно пересказать примерно так: «Ты должен был знать, что я забочусь об этих религиозных предметах. Что же заставило тебя действовать здесь самостоятельно? Это наполняет смущением всю церковь и вызывает беспорядки. Где же твои осторожность, мудрость, сдержанность, здравый смысл? Знай же: что бы ни произошло, ты будешь за это отвечать»[218]. Император также осудил Кирилла за то, что тот искал поддержку у двора и членов императорской семьи. Когда начнется собор, Кирилл должен туда своевременно явиться и не проявлять самовластия или не говорить того, чего ему не позволено. Когда мы сегодня читаем это письмо, может показаться, что Феодосий готовит собор, чтобы окончательно разгромить Кирилла, так что можно предположить, что он ожидал наступления этого события в страхе и трепете.
Несторий же, как ни странно, был рад такому повороту событий – вероятно, он думал, что тем лучше докажет свою невиновность. Он сам просил собрать ученых и богословов, чтобы обсудить предмет спора, но Вселенский собор также не был для него неприятной неожиданностью. Фактически, он надеялся, что собор осудит Кирилла, а не его, поскольку (как он думал) Кирилл высказывает идеи, которые слишком напоминают учение Аполлинария. Папу Целестина удивила радость Нестория ввиду предстоящей битвы. Несторий мог рассчитывать на благожелательное отношение Феодосия, а также имел сильных сторонников, в частности Иоанна, епископа Антиохии. Намечалось великое столкновение: Александрия вместе с Римом выступали против Константинополя вместе с Антиохией. Иоанна беспокоила мощь сил, ополчившихся против Нестория, и он советовал своему другу сделать необходимые уступки. Обращение Theotokos, как считал Иоанн, не было столь уж неприемлемым, поскольку многие отцы ранее его употребляли. Но Несторий рвался в битву[219].
Горячее лето в Эфесе
Нам известен весь ход событий собора, мы знаем все его отвратительные подробности и грязные дела участников так же хорошо, как знаем, например, о закулисной политике США столетней давности. В V веке так же создавались подробные отчеты о ходе соборов, поскольку их участники были склонны к легализму и знали, что эти записи наверняка будут использоваться в позднейших спорах[220].
Предполагалось, что в работе собора примут участие представители разных восточных церквей, а также церквей Африки и Запада. В каком-то смысле Эфес был удобным местом для встречи, поскольку сюда было несложно добраться и морским, и сухопутным путями. Однако традиции этого города работали не в пользу Нестория. Эфес гордился тем, что связан с апостольским веком. Было принято думать, что святой Иоанн привез сюда Деву Марию после распятия Христа, так что это было не лучшее место для обсуждения вопроса о статусе Девы на небесах. Кроме того, епископ Эфеса Мемнон испытывал неприязненное отношение к Константинополю и потому имел причины радоваться низложению Нестория, так что с точки зрения церковной политики это также было невыгодно последнему[221].
