Прокопий Кесарийский - Война с готами. О постройках
Из всех варваров, живущих на Фуле, одно племя, которое называется скритифинами[4] ведет особенно звериный образ жизни. Скритифины не носят одежды, не ходят в обуви, не пьют вина, не добывают себе никакого пропитания посредством возделывания земли. Они сами не пашут земли, и женщины у них не знают никаких домашних работ, но мужчины вместе с женщинами заняты одной только охотой. Находящиеся там леса огромны, изобилуют дикими и другими животными, а равно и горы, которые поднимаются там. Скритифины питаются всегда мясом пойманных животных, а в шкуры одеваются, так как у них нет ни льна, ни приспособления, чтобы сучить нитки, но, связав звериными жилами кожи друг с другом, они таким образом закрывают все тело. И их младенцы вынянчиваются у них не так, как у остальных людей. Дети скритифинов выкармливаются не женским молоком, и сосут они не материнскую грудь, но выкармливаются только мозгом пойманных животных. Как только женщина родит, она заворачивает новорожденного в шкуру животного, тотчас же привешивает ее к какому-нибудь дереву, кладет ему в рот мозг, а сама тотчас же отправляется с мужем на обычную охоту. Они все делают вместе и на это занятие охотой ходят [161] вместе. Таков образ жизни этих варваров. Но другие жители Фулы, можно сказать, все, не очень отличаются от остальных людей: они поклоняются многим богам и демонам (гениям), живущим на небе и в воздухе, на земле и в море, и некоторым другим мелким божествам, считающимся, что они находятся в водах источников и рек. Они непрерывно приносят всякие жертвы, приносят жертвы мертвым и героям. Из жертв они считают самой прекраснейшей принесение в жертву человека, который был их первым военнопленным. Они приносят его в жертву в честь Ареса, так как этого бога они почитают выше всех. Они посвящают этого пленника богу, не просто убивая его, как приносят жертву, но вешают его на столбе или бросают на спицы или умерщвляют какими-либо другими особыми способами, вызывающими жалость к его мучениям. Так живут обитатели Фулы. Из них самым многочисленным племенем являются гавты, у которых и поселились пришедшие сюда эрулы.
И вот эрулы, которые жили в римских пределах, совершив убийство своего короля, послали некоторых из знатнейших своих людей на остров Фулу, чтобы они разыскали и привели с собой, если они будут в состоянии найти там кого-нибудь царской крови. Когда эти люди прибыли на остров, они нашли там многих лиц царского рода; выбрав одного, который им особенно понравился, они вместе с ним поехали обратно. Когда они были в пределах данов, он умирает от болезни. Поэтому эти послы вновь вернулись на остров и взяли с собой оттуда другого, по имени Датия.(Другие рукописи: «Тодасия») За ним последовал брат его Аорд и двести юношей из бывшей в Фуле эрульской молодежи. Так как на все эти поездки было потрачено много времени, то эрулам, бывшим около Сингидона, пришла в голову мысль, что они могут повредить себе, вызывая вождя из Фулы без согласия императора Юстиниана. Поэтому, послав в Византию, они просили императора дать им короля, который был бы ему угоден. Император тотчас же послал им [162] в качестве короля одного из эрулов, давно уже жившего в Константинополе, по имени Сваруаза. Вначале эрулы приняли его и подчинились ему охотно и слушались его, когда он приказывал, что полагалось. Но несколько дней спустя прибыл человек с известием, что посольство с острова Фулы находится уже близко. Сваруаз велел выступить против них, чтобы их истребить, и эрулы, одобрив его план, тотчас последовали за ним. Когда они отстояли друг от друга на расстоянии одного дня пути, ночью все, покинув его, перебежали на сторону пришедших, и он, оставшись один, сумел бежать и вернулся в Византию. Император всеми силами старался вернуть ему прежнее положение. Тогда эрулы, боясь могущества римлян, решили удалиться в пределы гепидов. Такова была причина отпадения эрулов.
16. Велизарий и Нарзес, каждый со своим войском соединились около города Фирма, который лежит у самого берега Ионийского залива и отстоит от города Ауксима на расстоянии дня пути. Там они устроили совещание с начальниками всех частей войска о том, каким образом им будет выгоднее всего идти на врагов. Если они двинутся на тех, которые осаждали Ариминум, то они опасались, как бы те, кто был в Ауксиме, зайдя в тыл, не нанесли им и живущим в этой местности римлянам непоправимого, что и естественно, вреда; с другой стороны, они боялась и за осажденных, чтобы из-за недостатка продовольствия они не испытали чего-либо ужасного. Большинство говорило, сердясь на Иоанна. Его упрекали, что, вследствие своей неразумной храбрости и любви к большой наживе, он поставил себя в такое опасное положение и не дал военным операциям идти в том порядке и тем путем, как это наметил Велизарий. Но Нарзес (так как Иоанн из всех людей был для него самым близким другом), боясь, как бы Велизарий, склонясь к тому, что говорили начальники, не поставил дела под Ариминумом на второй план, сказал следующее: «Вы, начальники, рассуждаете не о том, о чем обычно надо рассуждать на собраниях, и вы держите совет не [163] о том, что, естественно, каждому может казаться сомнительным и спорным, но вы обсуждаете такой вопрос, в котором возможно людям, даже не имеющим никакого опыта в военном деле, выступить с самостоятельным мнением и выбрать лучшее. Если опасность положения кажется одинаковой и при несчастливом исходе дела ущерб, понесенный с той или другой стороны, равновеликим, нужно было бы в достаточной мере дело обдумать, и, сделав все возможные выводы, вынести твердое решение о положении в данный момент. Если бы мы нашли нужным отложить нападение на Ауксим на какое-либо другое время, мы ни в коем случае не понесем наказания и ущерба за пренебрежение к насущным интересам. Что может произойти за это время? Но если мы совершим, как это возможно, непоправимую ошибку по отношению к Ариминуму (да не покажутся слова мои чересчур горькими!), мы разрушим всю силу духа и мощь римлян. Если Иоанн поступил самонадеянно, не подчинившись твоим приказаниям, о славнейший Велизарий, ты получил уже за это полное удовлетворение относительно его и держишь в своих руках возможность спасти поверженного или предать его врагам. Смотри, как бы то отмщение, которое заслужил Иоанн, погрешив по неведению, ты не получил в ущерб интересам императора и нашим. Если готы возьмут теперь Ариминум, то суждено будет стать их военнопленными рабами энергичному Римскому вождю, целому войску и городу, бывшему уже подвластным императору. И несчастье не остановится только на этом; оно может повернуть всю судьбу войны. Сообрази сам о положении неприятелей: количеством воинов они сейчас намного превосходят нас, но они потеряли всякое мужество вследствие многих своих поражений. Естественно, постоянные удары судьбы отняли у них всякую решимость. Если же в данный момент им улыбнется удача, то не в малой степени воспрянут они духом и в дальнейшем не с теперешней смелостью, а с значительно большей поведут с вами войну. Ведь те, кто спасся из бездны несчастий, всегда бывают более воодушевленными [164], чем те, кто еще не испытывал ударов судьбы». Так сказал Нарзес.
Какой-то воин из Ариминума, не замеченный стражей варваров, пришел в лагерь римлян и принес Велизарию письмо, которое написал ему Иоанн. Это письмо гласило: «Знай, что уже давно у нас нет продовольствия, и в дальнейшем мы не в состоянии ни противиться народу, ни защищаться против нападающих, но через семь дней против воли придется и самих себя и этот город сдать неприятелям. Мы уже совершенно не в состоянии дальше противиться грозящей нам неизбежной необходимости, которая безусловно будет служить нам оправданием, если мы совершим что-либо не очень славное». Так написал Иоанн. Велизарий не знал, что ему делать; он попал в безвыходное положение. С одной стороны, он боялся за осажденных, с другой – имел подозрение, что враги из Ауксима после его ухода будут без всякого страха грабить всех, делая набеги на все эти местности, нападать с тылу на его войско и делать всяческие засады, причиняя, конечно, много зла и непоправимого вреда, особенно когда римляне вступят в сражение с неприятелем. Но затем он стал действовать так. Он оставил тут Апатия с тысячью воинов с тем, чтобы они стали лагерем у моря на расстоянии стадий двухсот от города Ауксима. Им он велел оттуда никуда не удаляться и не вступать в сражение с врагами, разве только если они пойдут на них и им придется отражать их от лагеря. Благодаря всему этому он очень надеялся, что при наличии римского лагеря в такой близости варвары будут спокойно оставаться в Ауксиме и не будут пытаться делать им неприятности в тылу. Очень значительное войско он послал на кораблях, во главе этого флота он поставил Геродиана, Улиария и брата Аратия, Нарзеса. Главнокомандующим над этим флотом был поставлен Ильдигер. Велизарий приказал ему прямо плыть к Ариминуму, но чтобы он остерегался пробовать приставать к берегу, если пешее войско намного отстанет от него. Он хотел, чтобы флот двигался вдоль морского берега. Другому войску, под [165] начальством Мартина, он велел двигаться вдоль береговой линии, сопровождая эти корабли, и велел ему, когда оно подойдет близко к неприятелям, разложить многочисленные костры, не пропорциональные численности войска, и дать представление неприятелям гораздо большей своей многочисленности. Сам же он вместе с Нарзесом и остальным войском пошел другой дорогой, более отдаленной от моря, через город Урбисалию, который в предшествующее время Аларих разрушил так основательно, что у него ничего не осталось от прежних зданий, кроме ворот, небольшого количества развалин фундаментов домов.
