Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
Пережив террор конца 30-х, продолжал ставить спектакли коллектив Государственного еврейского театра (ГОСЕТ), который с 1929 года возглавлял Михоэлс[337]. Чтобы сохранить уникальный коллектив, он вынужден был включиться в хор обличителей «матерого негодяя» Бухарина и других «правотроцкистских убийц»[338]. Популярный в еврейской среде, этот талантливый актер и режиссер занял в конце 30-х как бы освободившееся после устранения Диманштейна и Литвакова место общественного и культурного лидера советского еврейства. Большое значение имело тогда для Михоэлса покровительство со стороны П.С. Жемчужиной, жены второго человека в государстве — Молотова. В 1939 году не без ее поддержки глава ГОСЕТа был удостоен звания народного артиста СССР, награжден орденом Ленина и избран депутатом Моссовета. Такой же орден получил и поэт П.Д. Маркиш, также находившийся тогда в фаворе у власти. А в 1940 году в Государственном издательстве художественной литературы вышли в свет книги Шолом-Алейхема, Д.Р. Бергельсона, С.З. Галкина, Л.М. Квитко и других известных еврейских поэтов и прозаиков.
Но именно в то время, в конце 30-х — начале 40-х, на этих пока что благополучных деятелей еврейской культуры в тиши служебных кабинетов на Старой площади и на Лубянке стали собирать компромат, который свидетельствовал о зарождении в СССР официального антисемитизма и который в свое время будет пущен в ход. Так, 14 марта 1941 г. в ЦК ВКП(б) на имя А.А. Жданова поступил пространный донос от сотрудника ГОСЕТа Н.А. Белиловского, который обвинил Михоэлса в национализме и противопоставлении им «реакционной теории о жизненности и вечности еврейского народа» сталинскому учению об объективной неизбежности ассимиляции евреев[339]. Показательно, что этот материал был сдан в архив только в ноябре 1948 года, то есть когда Михоэлса уже не было в живых, а в стране развернулась большая антиеврейская чистка.
* * *
Торжественно прозвучавшее на весь мир в середине 30-х годов заявление из Москвы о благополучном решении «еврейского вопроса» на одной шестой части земной суши явилось громадным пропагандистским успехом большевиков. Успех этот был тем более впечатляющим, что подкреплялся такими очевидными достижениями советского руководства, как укрощение массового бытового антисемитизма, обеспечение полного равноправия евреев в образовательной, социальной, культурной и других сферах жизнедеятельности общества. Основным следствием такого реального гражданского равенства евреев явилась их интенсивная ассимиляция, которая тогда носила естественный добровольный характер и не была насильственной. Творцом новой счастливой судьбы советских евреев был объявлен «отец народов» Сталин, увенчанный лаврами создателя нового Основного закона страны, самого демократического в мире. И действительно, вклад этого человека в преодоление многовекового проклятия, тяготевшего над евреями, казался многим, причем не только в Советском Союзе, огромным. Как утверждалось, именно он сначала теоретически обосновал возможность реального решения национальных проблем посредством территориальной автономии и последующего формирования на ее территории полноценной нации, а затем на практике предоставил евреям таковую автономию на Дальнем Востоке. Однако Биробиджанский проект, представлявший собой на самом деле не более чем пропагандистскую акцию, очень скоро обнаружил свою очевидную нежизнеспособность. Но это обстоятельство скорее всего мало беспокоило Сталина. Ведь для него, располагавшего огромными возможностями для манипуляции общественным мнением как внутри страны, так и за рубежом, не составляло большого труда выдать любую фикцию за чистую монету. В дальнейшем пропагандистская шумиха вокруг Биробиджана стала использоваться советским диктатором для стратегического прикрытия подготовлявшегося им с конца 30-х годов реального способа решения проблемы советских евреев: их негласной форсированной ассимиляции, механизм которой будет запущен в полную силу в конце 40-х. Предпосылкой перевода проходившего до этого естественным путем процесса постепенного растворения еврейского населения в русском и других крупных советских этносах на административные рельсы послужили репрессии, обрушившиеся во время «большого террора» на головы идишистских общественных и культурных деятелей. Парадокс ситуации заключался в том, что в основном это были люди, которых власть сначала использовала в борьбе с сионизмом и еврейским традиционализмом, а потом, когда эта задача была выполнена, цинично и без сожаления обрекла на смерть.
Вместе с тем тогдашнее уничтожение представителей еврейской культуры и общественности, а также партийно-государственных функционеров еврейского происхождения вряд ли будет правомерным квалифицировать как проявление целенаправленной антисемитской политики, ибо террор против них проводился в рамках общей чистки номенклатурной элиты и генерального наступления сталинского руководства на права советских нацменьшинств.
Впрочем, репрессивные действия властей наряду с избранным Сталиным тайным курсом на целенаправленную ассимиляцию и заложили основу сформировавшегося вскоре в СССР государственного антисемитизма, на процессе вызревания которого в нашей стране следует остановиться особо.
Глава II. Вызревание официального антисемитизма.
Государственно-патриотическая альтернатива Сталина.
ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ МУТАЦИЯ РЕЖИМА.
Одерживая в 20-е годы одну за другой победы в борьбе с оппозицией, добиваясь абсолютного лидерства в стране, Сталин постепенно прибирал к рукам основные бразды правления обществом, и прежде всего стремился установить свою единоличную власть над партийно-государственным аппаратом, армией и политической полицией. Для достижения этой цели он использовал такой идеологический архимедов рычаг, как взятая им на вооружение теория построения социализма в отдельно взятой стране. Назвав эту теорию ленинской[340], Сталин начиная с 1924 года активно использовал ее в полемике с главным конкурентом в борьбе за верховную власть — Троцким, который потом охарактеризовал установку на построение социализма в одной стране как социал-патриотическую[341]. Вступив в открытое идейное противоборство с таким видным партидеологом и блестящим оратором, Сталин, не обладавший особым опытом да и талантом партийного теоретика, вынужден был до 1928 года отражать интеллектуальные наскоки оппозиции в союзе с Н.И. Бухариным. Тот по сути руководил советской пропагандистской империей (был ответственным редактором таких ведущих партийных органов, как «Правда» и «Большевик») и при активном содействии Сталина оказался в октябре 1926 года на посту генерального секретаря Коминтерна. Однако этот тандем не мог быть прочным и тем более долговечным. Бухарин хоть и подходил, по выражению Троцкого[342], для роли медиума и мог блестяще исполнить тот или иной идеологический заказ, но в то же время сам претендовал на лидерство в партии, прежде всего в теоретических вопросах. Это, конечно, было неприемлемо для Сталина, причем не только в принципе, но и в силу конкретных разногласий, существовавших между ним и Бухариным, чью, скажем, концепцию «аграрно-кооперативного социализма», который предполагалось строить «черепашьим шагом», преодолевая государственный монополизм в экономике путем запуска механизма «свободного рынка»[343], он отвергал. Сталин делал ставку на использование в социалистическом строительстве жестких административных методов, которые казались ему не только более эффективными, но и единственно возможными в той крайне напряженной внутри и внешнеполитической ситуации, которую переживала страна начиная с 1927 года (внутрипартийные распри, разрыв дипломатических отношений с Англией, переход Чан Кайши на сторону Запада и Японии, предпринявших вооруженную акцию «умиротворения» в Китае и т. д.). Сталина поддерживало подавляющее большинство партбюрократии, ибо его методы, в отличие от бухаринских, в оптимальной степени обеспечивали выживание созданной большевиками общественно-политической системы. Ведь в советских верхах была хорошо известна вышедшая в 1925 году в Харбине книга лидера сменовеховства Н.В. Устрялова «Под знаменем революции», в которой автор, предсказывая скорую реставрацию прежнего социального строя в России, отмечал, что русская революция, пройдя весь предначертанный ей историей цикл развития, подошла к стадии, когда уже все более явным становится конечный итог этой крупномасштабной социальной метаморфозы: под покровом коммунистической идеологии слагается новая буржуазная демократическая Россия[344]. И номенклатурный слой в большинстве своем как раз и ассоциировал такую опасную для него перспективу развития страны с экономической программой Бухарина.
