Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
Тайную материальную помощь еврейским религиозникам в СССР Розен стал оказывать с начала 20-х годов и в основном через А.Л. Фукса, бывшего фабриканта, открывшего в 1924 году в Москве кооперативно-кредитное товарищество «Трудкредит». Когда через пять лет товарищество было закрыто, Фукс вместе с членами правления был арестован по обвинению в экономической контрреволюции и негласном финансировании еврейской религиозной общины под прикрытием кооперативной организации еврейских кустарей. Однако вскоре его выпустили на свободу, и он вплоть до нового ареста продолжал тайно сотрудничать с Розеном.
После краха своего проекта в СССР Розен тем не менее остался верен главной цели своей жизни — расселению европейского еврейства на новых землях. Вплоть до своей смерти в 1949 году он пытался использовать накопленный в России опыт в Британской Гвиане и Доминиканской Республике.
По мере того как в СССР искоренялись сионистское движение и нелегальный иудаизм, наставали нелегкие времена для официальной идишистской культуры, которая поддерживалась советскими властями только как альтернатива сионистскому гебраизму. Поскольку идишизм не мог не препятствовать полной ассимиляции еврейского населения (а именно в этом заключалась истинная суть решения еврейского вопроса по-сталински), он со временем стал все больше восприниматься советским руководством как нечто подобное уничтоженному сионизму — потенциально питательная среда еврейского национализма, объявленного вне закона. Поэтому на смену преференций в отношении идишистской культуры приходит латентная политика ее постепенного удушения.
Весомым объективным аргументом в пользу такого курса стал широкомасштабный ассимиляционный процесс, который захватил еврейскую среду еще начиная с 1917 года, то есть со времени отмены черты оседлости и объявления советской властью «свободного развития национальных меньшинств»[322]. Причем открывшаяся тогда перед веками дискриминировавшимся народом широкая возможность общественного роста и жизненного преуспеяния меньше всего требовала знания собственного национального языка и культуры. Даже наоборот, чтобы занять в новых условиях место под солнцем, необходимо было, если так можно выразиться, максимально русифицироваться. Ускоренной ассимиляции способствовали также почти полное переселение евреев из исполненных национальной специфики местечек в города и мегаполисы с доминирующим русскоязычным населением, массовый их отход (в том числе под воздействием сильного бытового антисемитизма и советской интернационалистической пропаганды) от национальной религии и традиций, постоянно растущее количество смешанных браков и т. п. Если в 1897 году родным языком владели 97 % евреев, живших в Российской империи, а в 1926-м — менее 70 % евреев СССР, то к 1939-му эта цифра уменьшилась до 40 %. В то же время доля евреев, определявших русский язык как родной, увеличилась с 25 % в 1926 году до 55 % в 1939 году[323].
Отход еврейства от национальной культуры хотя и был во многом вполне естественным процессом, тем не менее не означал, будто власти его не стимулировали со своей стороны. Отдельные административные меры в этом направлении стали приниматься с конца 20-х — начала 30-х годов. Именно тогда начали сгущаться первые грозовые тучи над идишистской культурой, причем главным образом в Белоруссии и на Украине, то есть там, где она была развита в наибольшей степени. Показателен в этой связи совершенно секретный доклад, направленный 15 июля 1929 г. Сталину председателем ЦКК КП(б)У и наркомом рабоче-крестьянской инспекции УССР В.П. Затонским, в котором делался многозначительный вывод о том, что «еврейский вопрос в целом и в частности в области идеологической требует специального исследования как в Белоруссии, так и на Украине»[324].
Но это были лишь первые тревожные для идишистской культуры звонки, а жесткий прессинг на нее начался с середины 30-х годов. Не будучи по характеру своему антисемитским, он проводился в рамках массированного генерального наступления на права советских национальных меньшинств. Наиболее сильный удар пришелся тогда по полякам, финнам, грекам, немцам, эстонцам, литовцам и другим нацменьшинствам — выходцам из сопредельных и в то время враждебных СССР стран. С 1936 года началось их массовое выселение (главным образом немцев и поляков) из западных приграничных районов. А в период с лета 1937 по зиму 1938 года ЦК ВКП(б) и НКВД СССР был издан ряд директив о борьбе с румынскими, иранскими, греческими и другими «буржуазными националистами — агентами иностранных спецслужб». Из 1602000 человек, арестованных в 1937–1939 годах по политическим статьям Уголовного кодекса, 346000 человек были представителями нацменьшинств, причем 247000 из них были расстреляны как иностранные шпионы. Из арестованных чаще других казнили греков (81 %) и финнов (80 %). В трагической череде уничтожавшихся нацменьшинств евреи занимали тогда одно из последних мест. Всего в 1937–1938 годах их было арестовано НВКД 29 тыс., что составляло приблизительно 1 % от общей численности этого нацменьшинства (такой же процент репрессированных был характерен для русских, украинцев и других основных народов СССР). В то же время в заключении оказались 16 % всех проживавших в стране поляков или, скажем, 30 % латышей[325].
Одновременно шла ликвидация культурно-образовательных и территориально-управленческих институций нацменьшинств. По подготовленным под руководством Г.М. Маленкова[326] постановлениям политбюро от 7 декабря 1937 г. и 20 февраля 1939 г. была проведена сначала частичная, а потом и почти полная ликвидация национальных районов и сельских советов, за исключением, может быть, только еврейских, которые были официально упразднены в 1944 году[327].
В отношении же закрытия учебных и культурно-просветительных учреждений нацменьшинств таких исключений не было. 20 апреля 1936 г. прекратил свою деятельность Коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю.Ю. Мархлевского. В этом учебном заведении, обучавшем как советских граждан, так и эмигрантов — членов зарубежных компартий, функционировал и еврейский сектор, где преподавались еврейский язык и литература, история революционного движения и другие дисциплины. В 1932 году среди питомцев этой кузницы коминтерновских кадров был польский еврей Л.З. Треппер, который состоял в разные годы в компартиях Польши, Франции и Советского Союза. Преподававший ему Диманштейн любил на лекциях повторять слова Ленина о том, что антисемитизм — это контрреволюция. По окончании института в 1935 году Треппер был распределен на работу в отдел международных связей Коминтерна, откуда через год был направлен на службу в иностранный отдел Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Приехав в 1938 году под видом канадского бизнесмена в Бельгию, Треппер координировал оттуда создание в Западной Европе разветвленной советской разведывательной сети, состоявшей в основном из агентов еврейского происхождения, преданных идеям коммунизма и ненавидевших нацистов. Впоследствии эта разведывательная группа, названная гитлеровцами «Красной капеллой», вошла в историю Второй мировой войны, совершив ряд крупных и успешных операций.
После того как 17 декабря 1937 г. вышло постановление политбюро «О национальных школах»[328], повсеместно началось массовое закрытие этих учебных заведений. Развернутое обоснование этих действий содержалось в появившихся примерно тогда же решениях оргбюро ЦК от 1 декабря 1937 г. и 24 января 1938 г., в которых утверждалось, что «враждебные элементы, орудовавшие в наркомпросах союзных и автономных республик, насаждали особые национальные школы… превращая их в очаги буржуазно-националистического антисоветского влияния на детей». В первую очередь подлежали реорганизации в учебные заведения обычного типа финские, эстонские, латышские, немецкие, греческие и другие «искусственно созданные» национальные школы, дальнейшее существование которых было признано «вредным». Ликвидировались и еврейские школы, правда далеко не все и не сразу, и мотивировалось это не «засорением преподавательского состава враждебными элементами» (как при закрытии, к примеру, финских и эстонских школ), а такими причинами, как сокращение контингента учеников или желание родителей перевести их в обычные школы. Если в 1927 году в еврейских школах СССР обучалось 107000 учеников, то в 1939-м — 75000[329]. Параллельно происходило свертывание системы подготовки кадров преподавателей. Ссылаясь на постановление ЦК от 19 марта 1938 г. «О ликвидации особых национальных педагогических техникумов, педагогических училищ и национальных отделений при институтах», нарком просвещения РСФСР П.А. Тюркин обратился 13 августа на Старую площадь с предложением упразднить существовавшее с 1926 года при литературном факультете Московского государственного педагогического института еврейское отделение, подготовившее за время своего существования 200 учителей еврейского языка и литературы. Через десять дней эта инициатива получила нормативное оформление в ЦК ВКП(б), который, кроме того, количественно урезал подготовку учителей для еврейских школ в педагогических институтах Витебска, Минска и Одессы. За несколько месяцев до этого были закрыты также Одесский и Харьковский еврейские машиностроительные техникумы, что, впрочем, больше обусловливалось сокращением в них количества студентов и отсутствием учебных пособий на родном языке, чем политической конъюнктурой[330].
