Василий Гладков - Десант на Эльтиген
Ему хлопали взволнованно и с благодарностью. Каждый из нас чувствовал то же, что автор. Тем и хороши были стихи.
Доморощенный конферансье кивнул Григоряну. Майор резким взмахом вскинул согнутую в локте руку на уровень груди и пошел плясать «наурскую». Потом Модин пел арии из опер. У всех в эту ночь было веселое настроение. "Хотел бы я, чтобы фрицы увидели все это, — сказал мне Копылов, — они бы от злости все свои громкоговорители поломали…"
Вдруг музыка смолкла, и песня оборвалась на полуслове.
— Товарищи, чем это пахнет?! — воскликнул Модин.
В блиндаже распространялся раздражающе аппетитный аромат. Байбубинов притащил большую кастрюлю и поставил на стол.
— Мой подарок в честь нашего праздника, — сказал Иван.
Офицеры окружили ординарца, а он только щурил умные карие глаза и заботливо угощал собравшихся.
В кастрюле был суп из диких уток!
Услышав Указ о наградах десанту, Иван уже ночью начал беспокоиться, чем бы отметить такой день. "Праздник без мяса — не праздник", — решил он и затемно ушел к морякам.
Там, на нашем правом фланге, был в нейтральной зоне небольшой залив, примыкающий к болоту Чурбашского озера — место ночлега уток. Предупредив капитана Белякова, чтобы моряки не посчитали его за вражеского лазутчика, и попросив в случае чего прикрыть огоньком, Иван пополз на охоту. На рассвете он подстрелил трех уток, но не смог их достать, так как немцы открыли огонь. Морская пехота ответила. Охотник лежал, пока продолжалась огневая дуэль. На восходе солнца болото укрыл туман. Иван полез к заливу, забрал уток и благополучно выбрался обратно. Суп он варил у повара в медсанбате.
Давно мы не ели так вкусно. Сидя на ста граммах сухарей, не раз вспоминали обед, который устроил начальник АХЧ Гаврилов, провожая десант в Крым. Теперь тот обед потускнел перед подарком Ивана. За ужином шел оживленный разговор. Вспоминали эпизоды недавних боев. Полковник Бушин говорил:
— Я объясняю неудачи противника тем, что над ним довлеет шаблон. Заметьте, каждый раз мы заранее знали, как и где будут нас атаковать, какой и куда дадут артиллерийский огонь.
— Да, — сказал Ивакин, — у них было столь явное преимущество в живой силе и технике, что они, очевидно, думали числом нас раздавить.
— Если бы мы с вами, товарищи, в этих условиях придерживались шаблона, то противник нас давно бы разбил, — сказал я офицерам. — Мы и впредь будем ценить и поощрять тех командиров, которые проявляют разумную инициативу, ищут новые методы борьбы.
— Особенно надо отметить, — сказал Копылов, — что у нас в дивизии быстро растут молодые офицеры. Указ о награждениях свидетельствует об этом. Согласитесь, что Эльтиген в значительной мере является подвигом военной молодежи. Талантливой молодежи! — Михаил Васильевич оглядел собравшихся в блиндаже и, подмигнув капитану Шашкину, продолжал: — Среди нас есть участник гражданской войны. Как раз в те славные годы он тоже сражался и за Новороссийск, и за Анапу, и за Крым против врангелевской сволочи. Я думаю, нам интересно будет послушать нашего командира дивизии.
Раздались голоса: "Просим, просим!" Я рассказал товарищам несколько эпизодов из времен гражданской войны. Не было тогда такой военной техники, но борьба тоже шла не на жизнь, а на смерть. Восемнадцатилетним юношей вступил я в Москве в Первый Московский красногвардейский кавалерийский отряд. После подавления эсеровского восстания в июле 1918 года наш отряд убыл на Южный фронт. В те годы сначала отдельные отряды били контрреволюцию, а потом, в ходе войны, создавались полки, дивизии, росла регулярная Красная Армия.
Служил все время в коннице. Если бы удалось подсчитать, сколько пришлось проехать в седле, это, видимо, составило бы десятки тысяч километров. Были интересные моменты, которые запомнились на всю жизнь.
…При подавлении Вешенского восстания наш отряд оставил лошадей с коноводами в балке и наступал в пешем строю. Повстанцы устроили ловушку: небольшая часть отходила, а главные силы были укрыты в засаде. Мы с успехом продвигались вперед, и вдруг — во фланг и тыл несется туча конницы. Наши коноводы кому успели, кому еще не успели подать лошадей, а повстанцы уже рубили нас. Коновод подал мне лошадь. Но тут крики "ура!", лошадь горячится, бегу вместе с ней, не могу сесть. Ловлю момент — толчок! Махом очутился в седле, а за мной уже мчатся три бородача. У меня конь был хороший, думаю, лишь бы не нанизали меня на пики, а там черта с два догонят. Выхватываю наган, стреляю в среднего. Прямо в упор. Он покачнулся. Даю шпоры коню. Как пуля он пролетел между казаками. Один из них ткнул в меня пикой, но попал в заднюю луку седла, другой тоже промахнулся: пика прошла у меня под рукой. Им очень хотелось меня сбить, чтобы захватить моего прекрасного коня. Устремились за мной, но, на счастье, на нашем пути попался глубокий ярок. Мой конь со всего маху перепрыгнул препятствие, а бородачи на полном карьере свалились в яр. Не знаю, что дальше с ними было. Видел одно: барахтались на дне.
В гражданскую мне действительно пришлось воевать в этих же местах. Разница только в том, что тогда мы раньше заняли Анапу, потом Новороссийск, а Крым брали через Перекоп. Помню, как сегодня, задача полка была перерезать путь отступления белым и не пропустить ни одного белогвардейца на Тамань. Конец марта 1920 года. Теплое утро. Восход солнца, которое своими лучами согнало дремоту с не спавших всю ночь кавалеристов. Выстрел! Второй! Команда: "Шашки к бою, в атаку марш!" Конный полк выбил беляков из пригорода — станицы Анапской. На восточной окраине города показалась колонна конницы белых. Сначала шла рысью. Потом на галопе стала развертываться в боевой порядок с целью контратаковать наш полк, выбить из станицы, очистить путь на Тамань отступавшим разбитым частям деникинской армии.
Подаю команду: "Пулеметы к бою!.. Огонь!" Затрещали четыре «максима». Точный огонь по колонне. Использовав этот момент, полк ринулся в атаку, противник дрогнул, начал поспешно отходить вдоль берега моря на Джемете.
После взятия Анапы наша 16-я кавдивизия двинулась на Новороссийск. За город вела бой вся 9-я армия. В Новороссийске захватили много пленных и большие трофеи. В каждом доме — переодетые белые офицеры. Госпитали забиты. Под видом раненых солдат там скрывались офицеры и генералы белой армии. Вокруг города и на улицах — тысячи брошенных пулеметов, орудий. На вокзале и в порту — эшелоны с имуществом, которое не успели погрузить на пароходы. В окрестностях бродили десятки тысяч брошенных лошадей
В первых числах июня мы уже вели в районе Мелитополя бои с вылезавшими из Крыма врангелевскими войсками. Врангелевцы тогда имели на вооружении танки, бронемашины и авиацию. Конечно, не такую авиацию и не такие танки, как сейчас, но все же по тому времени грозное оружие. Я считаю, что одной из причин разгрома корпуса Жлобы под Мелитополем было появление на нашем фланге и в тылу танков и авиаций. Они создали панику в некоторых дивизиях корпуса.
Я тогда командовал пулеметной командой в 1-м полку 20-й кавдивизии. На нас шла белая конница при поддержке танков и бронемашин. Пять самолетов на бреющем полете вели огонь из пулеметов.
Падает мой конь. Сначала я подумал что он споткнулся Кое-как вылез из-под коня, дернул за уздечку, вижу — убит, а конница белых близко. Что делать? Хорошо что недалеко протекала речка, заросшая камышом. Бросаюсь в ту речку, до головы погружаюсь в воду, маскируюсь камышом и сижу. Два часа просидел, пока никого поблизости не стало. Потом вылез из воды, сообразил, куда идти, и, как стемнело, побежал на север. За ориентир выбрал дорогу, по которой шли обозы белых. Вдоль нее бежал около сорока километров и только к рассвету догнал части соседней дивизий. Меня уже считали погибшим… Пробежал эти сорок километров за шесть часов.
8 октября врангелевские войска опрокинули наши стрелковые части и переправились на правый берег Днепра южнее Никополя. Они двинулись вдоль берега с целью разбить 2-ю Конную армию, которая стояла на формировании в районе Апостолово, Каменка, и отрезать каховский плацдарм. Наша Блиновская кавалерийская дивизия была поднята по тревоге и 14 октября вступила в бой с конницей генерала Барбовича под селом Грушевское. Незабываемая картина: конница обеих сторон подготовилась к атаке, но команды все не было. Две равные силы стояли в сомкнутых строях на небольшом расстоянии друг от друга по команде "Шашки к бою, пики в руку!".
Но вот заиграл наш трубач. Как электрическим током пронизало всех. Ринулись заамурцы, а за ними и все блиновцы. Конница белых дрогнула, заметалась. Вскоре на поле боя лежали тысячи зарубленных кавалеристов генерала Барбовича. Немногим удалось удрать и переправиться на левый берег Днепра.
Так воспоминаниями о славных годах гражданской войны завершился на "Огненной земле" торжественный для всех нас день 18 ноября. И вновь, как при разговоре с Ковешниковым в траншее, меня охватило живое ощущение преемственности подвига поколений. Копылов был прав, сказав на вечере, что Эльтиген доказал боевое мастерство и идейную зрелость нашей военной молодежи. В дивизии рядом со старыми, опытными командирами — Ивакиным, Блбуляном, Афанасьевым, Галкиным — росла замечательная плеяда молодых, способных офицеров, таких, как Модин, Ковешников, Григорян, Ильин, Полур, Подлазов, Мирошник, Колбасов, Тулинов, Жуков, Шашкин. Родина дала им в военных училищах серьезные знания. В боях они приобрели опыт. И главное — они постоянно, непрерывно учатся.
