Вернер Альбринг - Городомля: Немецкие исследователи ракет в России
Уже на второе лето русские понизили зарплату некоторым исследователям. Это было вызвано продолжительными никчемными сплетнями соперничающих немецких коллег, которые должны были дойти до ушей русского руководства.
Официально директор острова обосновал уменьшение зарплаты недостаточными знаниями или интенсивностью работы. Я был очень рад, что из сектора аэродинамики никто не пострадал. Но господин Клозе и господин Зигмунд были среди пострадавших. Я удивлялся спокойствию господина Клозе. После того, как директор острова торжественно объявил об участи некоторых сотрудников (а все руководители секторов должны были присутствовать на собрании), я шел с господином Клозе домой. Я был угнетен. Молча шли мы радом друг с другой. Неожиданно господин Клозе остановился, тряхнул головой, глубоко вздохнул, потянулся и сказал: «Несмотря на это, у нас будет сегодня репетиция на лесной поляне». Тогда мы репетировали «Затонувший колокол». И Клозе уже радостно улыбался.
В другой раз обычные сплетни привели к ядовитым последствиям. Как я уже рассказывал, вдова господина Шмиделя получала небольшую пенсию из нашей добровольной кассы взаимопомощи. Госпожа Шмидель раньше преподавала в начальной школе. Для родителей и учеников она была любимейшей учительницей. Она, как и все немцы, выполняла свою учительскую работу с большой ответственностью. После того, как ее муж заболел, госпожа Шмидель закончила преподавательскую деятельность и после его смерти больше ее не возобновляла. Вскоре против нее образовалась компания под лозунгом: кто не работает, тот не получает денег! И точно так же, как в арии Розины интенсивность клеветы усиливается от шелестящего ветерка до грохота пушек, так и требование лишить госпожу Шмидель пенсии пропагандировалось все громче в круге немцев, становившемся все шире. Пропагандисты организовали даже подписной лист и действительно достигли почти большинства. Однако, доктору Вольфу, который в то время был руководителем немецкого коллектива, удалось добиться вмешательства русского директора острова, который объявил собирание подобных подписей недопустимым. Госпожа Шмидель сохранила впредь неоспоримую пенсию, а ее друзья заверили ее, что, несмотря на имеющийся подписной лист, они всегда останутся ее защитниками.
Во многих человеческих коллективах недоброжелательство и житейские сплетни разрастаются быстро. Отсюда воспламеняются соседствующие с ними дрязги, отсюда возникают недоразумения среди работающих коллег. В Городомле в изолированном сообществе существовала большая опасность всеобщей ссоры, если бы не было противодействия этим тенденциям. А именно совсем незаметным способом, без специального умысла, со стороны людей, служащих примером для подражания. На острове были такие жители, которые никогда не высказывались отрицательно об отсутствующих. Раздумья о навеваемых этими примерами этических принципах амортизировали нехорошие желания распространения житейских сплетен. Эти немногие противодействующие люди никогда не выступали в роли моральных проповедников. Как раз, поэтому их поведение оказывало очень большое влияние. Я думаю об инженере Венцеле, о бесконечном терпении и чувстве справедливости которого я рассказывал читателю на примере истории о поставке ракеты и аварии компрессора. Я думаю о Гельмуте Фризере, об его художественной деятельности; он организовал камерный квартет и женский хор, он предложил сообществу возможность в них участвовать и быть слушателями. Свою способность к научным размышлениям он использовал для решения проблем ежедневной жизни. Он всегда искренне высказывал свои мысли, даже если они противоречили общественному мнению. Благодаря этому он вызывал раздумья, и некоторые сознавали, как опасно могло быть проявление и действие подзуживания и осуждения.
Особенно я вспоминаю Вальтера Пауера, бывшего профессора теплотехники в Технической высшей школе в Дрездене. У него, старейшего из нас, не было руководящей должности в рабочем коллективе. Но немцы почитали его как мудрого патриарха. Вероятно, это было его гражданское мужество — обычно довольно чахлая добродетель в человеческом обществе — и оно делало его непререкаемой очень уважаемой личностью. Во многих разговорах с властными структурами, когда все остальные уже втянули голову в плечи или втайне сжимали кулаки в карманах, он бесстрашно высказывался, приводил веские аргументы в таком виде, которые заставляли противоположную сторону задуматься о своей первоначальной точке зрения. Если он в другой раз поддерживал непопулярные мероприятия русского руководства острова, он всем говорил об этом, и мы, немцы, подчинялись.
И наконец, было много способов досуга для мирной совместной жизни островного сообщества. Любители собак и кошек купили молодняк у русских крестьян в Осташкове. В деревне Городомли разгуливало столько же собак и кошек, сколько было в каждой сравнимой с Городомлей немецкой деревне. Но было и нечто особенное, что осталось для меня необъяснимым. Собаки лаяли только, если мимо проходили русские, при этом они могли вести себя совершенно неистово. И никогда они не облаивали проходящих мимо немцев. Русский директор был по-настоящему взбешен этим обстоятельством, он подозревал, что немцы специально так приучили собак. Но этого не было.
Удивительным казалось мне, что мой сын, в возрасте двух-трех лет тут же начинал плакать, если он слышал русскую речь. Однажды мы сидели в ресторане. Официантка, дружески улыбаясь, принесла маленькому стакан лимонада. Он даже разрешил себя погладить. Но когда она начала нежно говорить по-русски, тут же раздался разрывающий сердце плач.
Ресторан находился рядом с магазином — нашей универсальной лавкой. Профессор Шютц как хороший семьянин заходил после службы в магазин, чтобы посмотреть, нет ли чего новенького. Я в этом отношении был довольно флегматичен, хотя временами заходил туда, чтобы купить подарки ко дню рождения детей. Русская продавщица предложила мне детскую трубу и маленький барабан. Мне было ясно, что такие шумные игрушки я не смог бы выдержать. Тогда она меня успокоила. «Ах», — сказала она, — «это не страшно, на следующее утро они уже будут сломаны». Однако когда был привоз товаров, медлить было нельзя. На днях, в зимнее время, в дверь постучали соседи, которых тоже по тревоге подняли их друзья сообщением: в магазин привезли сахар! Быстро одеваешься, все приготовленные наволочки послужат мешками. С санками бежим в магазин, занимаем очередь в длинной шеренге ожидающих. Если пропустишь покупку сахара на год, придется постоянно занимать у соседей небольшие порции. Ограниченная совместная жизнь создает особые проблемы и среди животных. Уже в первую весну мы увидели стаи больших светло-серых птиц, которые прилетели на остров. Они обосновались только на некоторых больших деревьях в окрестности деревни. Это были вороны, они строили свои гнезда плотно друг к другу. В перерыве между постройкой слышалось неприятное беспрерывное карканье и скрипенье. Присмотревшись, можно было увидеть, что эти звуки вызывались дракой соседствующих гнезд. Один мальчик подобрал вывалившегося из гнезда еще не умеющего летать вороненка и ухаживал за ним, что было совсем нелегко. Молодой обжора без конца требовал лягушек, которых мальчик должен был ловить в камышах, на краю озера.
В другое лето мы услышали, что гуляющие в лесу будто бы видели большого лося. Слух, который сначала расценили как вариант охотничьих небылиц. Однако все больше жителей острова подтверждали увиденное. Вероятно, лось переплыл большое озеро и проник через случайно открытые ворота в заборе, которым был обнесен остров. И он остался, как и мы, пленником на острове. Однажды вечером в дверь постучали друзья. Они сказали, что лось лежит на соседнем лугу, жуя жвачку. Мы пошли туда, причем я захватил свой блокнот для эскизов. Действительно, на описанном месте в траве мирно лежал большой зверь. Это была лосиха, без рогов. В ранние зимние дни, когда ко времени начала уроков в школе еще было темно, наша дочка вся взбудораженная вернулась с половины пути в школу: «Я не могу идти в школу, лось стоит на дорожке». Однако, когда мама пошла ее провожать, лось уже удалился.
Некоторые домашние животные должны были сидеть взаперти. Один немецкий инженер завел козу и построил для нее загон. Против воров он хотел повесить висячий замок. В магазине он не смог его купить. После многочисленных поисков и вопросов он обратился к директору острова. Тот не мог ему помочь в приобретении замка. Однако посоветовал опечатать дверь загона. Сургуч купить можно. Все смеялись, однако совет был серьезным. Ни один из русских не осмелится тронуть печать. За это может последовать лишение свободы.
В это время у Конрада заболел зуб. В поликлинике врач сказал: «вообще-то зуб я должен запломбировать, но это невозможно. Посмотрите, сломался электромотор у бормашины». Действительно, мотор не реагировал на включение. Конрад, который во второй половине дня был единственным пациентом, разобрал выключатель. Контакты были в порядке, значит, причина была в моторе. «Можно я разберу мотор и починю?» — спросил пациент. «Ну, конечно», — ответил врач, — «возьмите мотор с собой и почините». Конрад должен был заменить обмотку, проволоку для которой он взял у электриков в институте. Продолжающаяся зубная боль стимулировала быстрое выполнение работы. Наконец, Конрад упаковал отремонтированный мотор в свой портфель, пришел в клинику и встроил его. Зубной врач опробовал мотор, был очень доволен своим дельным пациентом и дружески усадил его в кресло.
