Дмитрий Лисовенко - Их хотели лишить Родины
Главнокомандующий вооруженными силами России генерал Корнилов, ознакомившись с этим донесением русского командования во Франции Керенскому, телеграфировал Занкевичу:
«По сведениям здешнего французского посольства, [163] наши войска во Франции находятся в состоянии полного разложения и становятся опасными для местного населения. Примите решительные меры восстановить порядок, дисциплину в войсках, не останавливаясь перед применением оружия. Немедленно введите военно-полевые суды»{43}.
Но генерал Корнилов опоздал: военно-полевые суды уже работали. Об этом позаботился генерал Занкевич. Для подавления революционного движения в русских войсках во Франции он использовал военно-судебный аппарат, созданный по указу Николая II. 20 августа 1916 года в связи с убийством подполковника Краузе указом от 20 августа были утверждены и «особые правила» для производства уголовных дел о чинах русских войск на Французском и Салоникском фронтах. Не раздумывая долго, Занкевич распространил «особые правила» и на все революционные действия русских войск во Франции.
Для ведения военно-судных дел при генерале Лохвицком еще в августе 1916 года была учреждена должность заведующего военно-судной частью. На эту должность был назначен генерал-майор Николаев, который 9 сентября 1916 года прибыл во Францию и вступил в исполнение своих обязанностей. Несколькими неделями раньше генерала Николаева во Францию прибыл прокурор военно-судной части полковник Лисовский.
И вот теперь этот царский судебный аппарат был переименован в «военно-революционный» суд и согласно приказу Занкевича возглавил все военно-революционное судопроизводство русских войск во Франции.
Керенский, встревоженный ростом революционного движения в русских войсках за границей, тоже приказал Занкевичу не останавливаться ни перед чем, применять даже оружие.
«При действиях против неповинующихся и для приведения частей в порядок предлагаю вам не останавливаться перед применением к неповинующимся силы оружия. Невозможно допустить, чтобы пришедшие для усмирения части сами переходили на сторону непокорных, как это имело место и что указывает на неправильную организацию дела приведения частей в порядок. Обращение за содействием к французам является недопустимым и неприличным»{44}. [164]
В августе 1917 года Временное правительство произвело некоторые перемены в составе представителей русского правительства во Франции. На место царского посла Извольского был назначен посол Севастопуло; пост военного представителя занял полковник Бобриков.
Полковнику Бобрикову было поручено познакомиться с положением дел в русских войсках и немедленно доложить Временному правительству. Прибыв во Францию, полковник Бобриков посетил лагерь Курно, где располагалась 3-я бригада, и лагерь ля-Куртин. В Париже Бобриков ознакомился с последними донесениями Занкевича и ответами на них Корнилова и Керенского. 22 августа он телеграфировал Корнилову: «Сведения весьма преувеличены. Неповинующиеся солдаты изолированы в лагере Куртин и находятся под наблюдением французских войск. Никаких жалоб на поведение солдат не поступало. В 3-й бригаде, находящейся в лагере Курно, — брожение на почве неурегулированных отношений между офицерами и солдатами в связи с предстоящей отправкой в Салоники. Были эксцессы с населением. Приказал ввести военно-революционные суды. Для быстрого приведения неповинующихся солдат к порядку в настоящее время не имею в своем распоряжении ни русских, ни французских войск».
Между тем русское командование сделало еще одну попытку, чтобы обезглавить революционные силы русских войск и расправиться с ними, не прибегая к помощи французов.
20 августа в лагерь ля-Куртин прибыл генерал Занкевич. Не заходя в Совет, он пошел в казармы. В казармах Занкевич здоровался с солдатами, называл их «братцами». На его приветствия солдаты непринужденно и дружно отвечали: «Здравия желаем, господин генерал». Занкевич обратился к солдатам с вопросами: как они живут, чем занимаются, получают ли письма с родины, что пишут родные, нет ли у кого жалоб и т. д. Солдаты спокойно отвечали на вопросы генерала. Слушая их ответы, Занкевич то хмурился, то широко улыбался. Он обещал солдатам помощь и содействие. Так мягко с солдатами еще не говорил ни один представитель Временного правительства. Некоторые были растроганы таким обращением. Раздались возгласы одобрения. От удовольствия отдельные солдаты улыбались, выражая Занкевичу благодарность за заботу о них. [165]
Из казарм Занкевич пошел в бараки, затем осмотрел лагерные палатки. И везде он прикидывался отцом и благодетелем солдат.
Обойдя добрую часть казарм и бараков и успешно разыграв роль волка в овечьей шкуре, Занкевич пошел в Совет, члены которого, узнав о его прибытии в лагерь, уже все были в сборе.
— Что же это, господа, — ласково проговорил Занкевич, — представитель Временного правительства осматривает лагерь, а вы не изволите ни встречать, ни сопровождать его?
— Своим присутствием, господин генерал, мы не хотели стеснять солдат говорить с вами о том, о чем они хотели бы, — ответил с иронией председатель Совета Глоба.
— Тем не менее вы обязаны были встретить меня, — возразил Занкевич с уже заметной ноткой недовольства.
— Так же как и вы, — сказал один из членов Совета, — господин генерал, вы должны были вначале зайти в Совет или хотя бы поставить его в известность о своем приезде и намерении осмотреть казармы. Хорошо, что все обошлось благополучно: ведь вы приехали в лагерь «мятежников», — закончил он под общее оживление.
— Солдаты выглядят молодцевато, хорошо отвечали на приветствие и мои вопросы. Заявили много жалоб, просьб, которые необходимо удовлетворить. И я обещал им это.
— Нам, господин генерал, приятно знать ваше мнение о нашем лагере, — отозвался член Совета Ткаченко. — Не разрешите ли вы после этого считать, что Куртин больше не «мятежный» лагерь, а воинская часть из состава русской армии?
— М... м... да! Согласен, — подумав, сказал Занкевич, — но при известных условиях. Надеюсь, Совет не будет против, если я оглашу эти условия на собрании солдат бригады. Обращаю ваше внимание: это последнее требование Временного правительства и последнее предупреждение. Прошу вас подумать и, пока солдаты соберутся, иметь на этот счет свое мнение. Ваше решение я буду считать действительным лишь в том случае, если вы тотчас приступите к выполнению этих требований.
Занкевич встал с места, выпрямился во весь свой высокий рост, немного помолчал и сказал в заключение:
— До сих пор я приезжал к вам как представитель правительства с единственной целью — спасти вас. До [166] сих пор с вами говорили представители власти человеческим языком. Теперь же, если вы откажетесь подчиниться, с вами будут говорить языком силы. Потрудитесь объявить сбор. — Сказав это, Занкевич, опираясь на шашку, медленно опустился на стул. С лица Занкевича сошла деланная улыбка, волк показал зубы.
— Господин генерал, — сказал один из членов Совета, — мы не знаем последних требований правительства, не знаем и того, что вы намерены предъявить солдатам. Поэтому мы просили бы вас ознакомить нас здесь же с этими требованиями. Относительно же того, что вы собираетесь говорить с нами языком силы, мы это знаем и ничего другого от вас не ждем...
Эти слова смутили Занкевича, но он не познакомил Совет со своими требованиями и вышел из помещения Совета.
В 3 часа дня на лагерном плацу 1-я бригада была в полном сборе. Занкевич поднялся на трибуну. Он долго молча оглядывал многотысячную массу солдат, которых называл «мятежниками». Солдаты были спокойны; лица их выражали веру в правоту их дела и решимость отстаивать это дело до конца. Направляясь в ля-Куртин, Занкевич думал, что измученные, изголодавшиеся люди пришли в отчаяние и изъявят покорность.
— Солдаты! — начал он. — Временное правительство приказало мне лично объявить вам его последние требования. Правительство предъявляет вам три условия. Первое. Распустить комитеты и провести новые выборы, в которые старые члены не должны войти. Второе. Выдать всех вожаков, которые будут названы мною. Третье. На один час сложить оружие, снести в место, которое вам будет указано, а через час разобрать его по своим казармам.
В этих «новых» и «последних» требованиях, зачитанных генералом Занкевичем, была та же подленькая цель, что и в тех, которые от его имени передал куртинцам капитан Гарновский: противопоставить истощенную голодом, измученную тревогами и волнениями солдатскую массу ее руководству; заставить солдат своими руками обезглавить революционное движение русских войск во Франции.
Эти «новые» требования русской реакции были встречены солдатами 1-й бригады презрительным смехом.
