Леонид Млечин - Зачем Сталин создал Израиль?
Через два дня после гибели Бернадотта американский военный атташе майор Николас Андронович сидел в иерусалимском спортклубе. За соседним столиком группа израильтян обсуждала недавнее покушение. И майор услышал:
— Следующий на очереди — американский консул. Скоро он свое получит.
Генеральный консул Джеймс Макдональд воспринял угрозу всерьез и о подслушанном разговоре должил в Вашингтон. Государственный департамент рекомендовал министерству обороны увеличить отряд морских пехотинцев в иерусалимском консульстве с тринадцати до двадцати семи человек. Но министерство иностранных дел Израиля возразило против того, чтобы морские пехотинцы носили оружие на улице, даже когда они сопровождали сотрудников консульства.
В московском журнале «Новое время» появилась статья, которая обвиняла англичан в убийстве Бернадотта.
У графа Фольке Бернадотта была неважная репутация. В годы войны он руководил шведским обществом Красного креста. Его обвиняли в излишне тесном сотрудничестве с нацистами. Германские спецслужбы широко использовали Красный крест, а после войны многие нацисты с документами Красного креста улизнули из поверженного рейха.
Бернадотт считал резолюцию ООН о разделе Палестины неудачной. У него была своя идея — создать единое государство Трансиордании и Палестины. Бернадотт считал, что практичнее объединить арабское государство Трансиордания (в него включить арабскую территорию Палестины) и еврейское государство Израиль. Реализация его идеи означало бы, что Израиль, едва появившись, исчезнет с политической карты мира.
Палестинские евреи и Сталин были против.
Молотов доложил Сталину проект директив советской делегации относительно обсуждения предложений Бернадотта в Первом комитете Генеральной Ассамблеи.
Молотов и Вышинский предложили отвергнуть идею Бернадотта о демобилизации войск на территории Палестины и его предложения о территориальном переделе, который отнимал у Израиля четыре пятых территории и передавал их Трансиордании.
Сталин согласился.
Получив указание из Москвы, представитель Украины в Совете Безопасности отверг план Бернадотта, сказав, что цель этого плана — уничтожить Израиль.
Советские дипломаты требовали неукоснительного исполнения резолюции Генеральной Ассамблеи от двадцать девятого ноября сорок седьмого года. Они также возражали против перекройки границ в Палестине и передачи каких-то территорий арабам. Что касается проблемы арабских беженцев, то советскую дипломатию она вообще мало интересовала.
Советский МИД предлагал, чтобы «этот вопрос был урегулирован путем непосредственных переговоров между заинтересованными сторонами, то есть между правительством Израиля и правительством арабского государства в Палестине». Тем самым советская дипломатия заняла очень благоприятную позицию для Израиля, который вовсе не хотел возвращения палестинских арабов, считая их врагами еврейского государства и опасаясь, что они станут пятой колонной.
Осенью сорок восьмого представитель Советской Украины в Совете Безопасности Дмитрий Захарович Мануильский озвучил еще одну идею: переселить покинувших Палестину арабов в советскую Среднюю Азию…
Советские руководители не видели ничего ужасного в происшедшем. Евреи из арабских стран (около девятисот тысяч человек!) вынуждены были, бросив дома и все имущество, бежать из родных мест. Полмиллиона обосновались в Израиле, где начали новую жизнь. Советские дипломаты считали, что не пожелавшие оставаться в Израиле арабы пусть обосновываются в соседних арабских странах. Такой обмен населением не казался советским руководителям чем-то необычным.
В конце Второй мировой войны, в сентябре сорок четвертого года, Сталин договорился с новым правительством в Варшаве о том, что поляки уедут из Волыни и Галиции, украинцы оставят Бещады и Хельмский край. Иначе говоря, все поляки будут жить в Польше, а все украинцы — на Украине.
Польский комитет национального освобождения подписал договор о «репатриации украинского населения с новых территорий Польши, а польского — с территории УССР».
Польским украинцам, которые согласятся добровольно переселиться на историческую родину, обещали простить долги в Польше и выделить земельные наделы на Украине. Но к первому марта сорок пятого года меньше ста тысяч человек воспользовались этим предложением. Люди с трудом покидали насиженные места. Тогда в ход пустили силу. Польская милиция и армейские части окружали деревни, крестьянам давали несколько часов на сборы, затем их гнали к железной дороге и грузили в вагоны. Тех, кто не хотел подчиняться, били.
В представлении Сталина это была очень разумная операция. И он не понимал, почему то же самое нельзя устроить на Ближнем Востоке? Но Сталину не понравился искренний интерес советских евреев к Израилю, их готовность помогать еврейскому государству.
Забавно, что в это же время Директор Федерального бюро расследований Эдгар Гувер отправил президенту Трумэну спецсообщение:
«Источник, известный своей достоверной информацией, сообщил нам, что русские готовят примерно двести тысяч коммунистически настроенных евреев для отправки в Палестину».
Гувер считал всех сионистов коммунистами. Сталин придерживался иной точки зрения и распорядился объяснить советским евреям политику партии.
Восемнадцатого сентября, когда Сталин отдыхал на юге, он получил записку от секретаря ЦК Маленкова, который в отсутствие вождя остался в политбюро за старшего:
«Товарищу Сталину.
Перед отъездом Вы дали указание подготовить статью об Израиле. Дело несколько задержалось из-за отсутствия в Москве Эренбурга. На днях Эренбург прибыл. Мы с Кагановичем, Поспеловым и Ильичевым имели с ним разговор. Эренбург согласился написать статью и высказался против того, чтобы статья вышла за несколькими подписями.
Посылаю Вам статью И. Эренбурга «По поводу одного письма». Если с Вашей стороны не будет других указаний, то мы хотели бы опубликовать эту статью во вторник, 21 сентября, в газете «Правда».
К Эренбургу у Сталина было странное отношение.
Однажды Сталин вызвал руководителя Союза писателей Александра Александровича Фадеева:
— Слушайте, товарищ Фадеев, вы должны нам помочь. Вы ничего не делаете, чтобы реально помочь государству в борьбе с врагами. Мы вам присвоили громкое звание «генеральный секретарь Союза писателей СССР», а вы не знаете, что вас окружают крупные международные шпионы.
— А кто же эти шпионы?
Сталин улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых некоторые люди падали в обморок и которая, как Фадеев знал, не предвещала ничего доброго.
— Почему я должен вам сообщать имена этих шпионов, когда вы обязаны были их знать? Но если вы уж такой слабый человек, товарищ Фадеев, то я вам подскажу, в каком направлении надо искать и в чем вы нам должны помочь. Вы прекрасно знаете, что международным шпионом является Илья Эренбург. Почему, я вас спрашиваю, вы об этом молчали? Почему вы нам не дали ни одного сигнала?..
В начале сорок девятого года министр госбезопасности Абакумов представил Сталину список лиц, которых предполагалось арестовать по делу Еврейского антифашистского комитета. Там значился и Эренбург.
«По агентурным данным, — говорилось в записке министерства госбезопасности, — находясь в 1938 году в Испании, Эренбург в беседе с французским писателем, троцкистом Андре Мальро допускал вражеские выпады против товарищ Сталина… В течение 1940—1947 гг. в результате проведенных чекистских мероприятий зафиксированы антисоветские высказывания Эренбурга против политики ВКП(б) и Советского государства».
Просматривая список, Сталин ставил рядом с фамилиями обреченных галочку и две буквы «Ар», то есть «арестовать». Напротив фамилии Эренбурга Сталин поставил нечто вроде знака вопроса. Рядом Поскребышев написал: «Сообщено т. Абакумову». Это означало, что трогать Эренбурга нельзя.
Возможно, Сталин ценил Илью Григорьевича как непревзойденного мастера-публициста. И когда вождю понадобился человек, который сможет авторитетно для страны и мира высказаться об Израиле, таким человеком оказался Эренбург. Илья Григорьевич умел сформулировать то, что хотел услышать Сталин.
На маленковской бумаге осталась помета, сделанная одним из секретарей вождя: «Товарищ Сталин согласен».
Статья была опубликована в «Правде». Ее внимательно читали не только советские люди, но и иностранные дипломаты, понимая, что Эренбург выступил не случайно.
Итак, что же его устами хотел сказать Сталин?
Вопрос первый: как относиться к Израилю?
«На этот вопрос, — писал Эренбург, — можно ответить коротко: советское правительство первым признало новое государство, энергично протестовало против агрессоров, и, когда армия Израиля отстаивала свою землю от арабских легионов, которыми командовали английские офицеры, все симпатии советских людей были на стороне обиженных, а не на стороне обидчиков».
