Александр Ржешевский - Вторжение. Судьба генерала Павлова
Одни вопросы! Когда же будут ответы? Весь июнь приходилось наматывать нервы на кулак, испрашивать у Москвы разрешение на каждый вздох. А Москва пугается еще больше, чем граница, и запреты следуют один за другим.
Если солдату нельзя применить оружие в ответ на угрозу, кто он такой? Армия из грозной силы превращается в толпу. Вооруженную, но безвольную и неорганизованную. Тогда и генералы теряют способность командовать. Сам Дмитрий Григорьевич уже не тот лихой комбриг, который молотил немцев в Испании. Намолотил, а пришлось бежать. Налетами, даже лихими, не много сделаешь. Большая политика — гораздо большее пространство, чем фронт. Дмитрий Григорьевич учился это понимать, утишал непримиримость и гнев, когда хотелось развернуть войска, ощетиниться орудиями, поднять в воздух эскадрильи. Показать характер, одним словом. Чтобы ни один прохвост, залетевший в наше небо, не ушел безнаказанным.
С другой стороны, Москва доверяет. А значит, надеется. Это главное. Тут промашки не должно быть. Еще накануне днем Павлов хотел лететь в Белосток, своими глазами тянуть на немецкую границу. Но Тимошенко не позволил. Вернул с аэродрома. Может, он и прав? До войны далеко. А вопросы товарища Сталина могут последовать в любую минуту.
Командующий войсками Западного Особого военного округа Д.Г. Павлов
Командующий войсками 4-й армии А.А. Коробков
(слева) Начальник артиллерии ЗОВО Н.А. Клич
(справа) Начальник штаба ЗОВО В.Е. Климовских
(слева) Начальник связи ЗОВО А.Т. Григорьев
(справа) Командующий ВВС ЗОВО И.И. Копец
Первая ракета. Война началась
Первые пожары на советской территории
Германские солдаты ломают забор, который прикрывал строительство приграничных объектов
Снятие пограничного шлагбаума
С первых же секунд войны немцам пришлось преодолевать сопротивление
Первые раненые
Первые пленные, которых германская пропаганда назвала «Сибирскими снайперами»
Оба бойца попали в плен после ранений и контузий
Переправа немецких войск через Буг
Пехотинцы убирают заграждения для прохода техники
Колонна техники начинает движение после разминирования дороги
Германская техника около моста через Буг
Артиллерия ведет огонь по позициям Красной Армии
Подносчики снарядов
Германские орудия ведут огонь по Брестской крепости
Так выглядела советско-германская граница с немецкой стороны
Германские солдаты у советского пограничного столба
Разминирование и разблокирование моста через Буг
Большинство пленных красноармейцев еще даже не успели понять, что началась война
Вернувшись к себе на квартиру, Павлов тотчас связался со штабом, чтобы узнать последние новости. Никаких провокаций со стороны немцев не замечено. С полным правом можно перевести дух.
Через час начнется спектакль, куда они с женой должны идти. Если не пойдут — новый повод для разговоров и паники. В Минском доме офицеров давали «Свадьбу в Малиновке». Для Шурочки это любимое зрелище. Однако часы отсчитывали начало седьмого, а ее все нет.
В кухне на столе Дмитрий Григорьевич нашел записку, написанную круглым детским почерком, в котором он всегда узнавал руку жены: «Звонил Климовских». Дмитрий Григорьевич удивился, потому что с начальником штаба округа говорил перед своим уходом. Надо полагать, записка оставлена недавно. Что же могло случиться за это время? А еще важнее был вопрос: куда ушла жена?
Вероятно, Климовских напоминал насчет Третьей армии, которую они хотели привести в боевую готовность. Но армия прикрывала фланг Белостокского выступа, и Москва категорически запретила всякие передвижки.
Дважды звонил Болдин. Спрашивал разрешения позвонить в Десятую. Как будто сам не мог решить. Понятно, самолюбие. Так и не смирился с тем, что он, старший по возрасту и опыту, вынужден подчиняться. Против возраста не попрешь. Тут простая арифметика. А насчет опыта — шалишь! В Испании Болдин не воевал, немца живого, идущего со штыком наперевес, не видел. Раздевшись до майки, расхаживая по квартире в галифе и сапогах, Дмитрий Григорьевич успел чисто выбриться, вылил пригоршню одеколона на лицо и голову. Оглядел себя в зеркало — крепкие плечи, решительный взгляд — как и следовало. Что осталось от почерневшего, худеющего комбрига, который воевал в Испании? Вон куда залетел! Подпер под потолок? Нет, до потолка далеко. Да и хватит, пожалуй. Тут бы удержаться. «А Наденька-то! Наденька!» — безо всякой связи мелькнула мысль. Как мило она подбадривала, шептала, уговаривала не волноваться. Будь ему столько лет, сколько ей, он бы, наверное, потерял голову.
Поначалу встреча с юной женщиной настолько ошеломила его, что он старался об этом не думать, как бы исключить из памяти. Точно жена могла угадать запретные мысли. Но потом, когда он услышал в телефонной трубке веселый, ласковый Надин голос и понял, что она не ищет ничего, кроме понимания и счастья, его охватила непомерная гордость от одержанной победы.
Надев китель с геройской звездочкой и пятью орденами, Дмитрий Григорьевич совсем повеселел. Нет, никуда не делась страсть к наградам и выдвижениям. Да, наверное, нужна такая страсть человеку, как воздух, как селезенка и печень, перерабатывающие шлак и направляющие струю чистой горячей крови прямо к сердцу. Как там происходит, надо спросить у медиков. Но суть ясна. С тех пор, как ему, молоденькому командиру, честь отдавали, вытягиваясь, караульные солдаты, небывалое гордое чувство скручивало его. Спина коробилась, выламывалась наоборот, словно крылья там вырастали. А грудь чугунела в ожидании наград. В армии, как нигде рано, пробуждается этот позыв к выдвижению. И молодой неоперившийся птенец получает возможность подняться над остальными. Многие потом так птенцами и остаются, несмотря на громкие чины и ордена.
За этими размышлениями Дмитрий Григорьевич не заметил, как пролетело время. Примчалась жена. Милое лицо ее раскраснелось, помолодело. Она всегда выглядела моложавой, даже по сравнению с подругами. И Дмитрий Григорьевич этим втайне гордился.
Опоздание она объяснила заботами о дочери Аде, портнихой, задержками на транспорте. А Дмитрий Григорьевич и не спрашивал. До театра оставалось достаточно времени.
Окно было распахнуто. Субботний вечер выдался, как на заказ, теплый и тихий. В иные минуты хотелось запеть. В одиночку Дмитрий Григорьевич пел иногда, когда бывал в добром и спокойном расположении духа. Именно такое настроение складывалось сейчас.
Однако, памятуя звонок Климовских, он перед театром заехал в штаб.
Новостей не было, и он еще раз проглядел уже известные сообщения. Командующий 3-й армией Кузнецов сообщал, что вдоль границы у дороги Августов — Сейни немцы сняли проволочные заграждения. В лесу в том направлении отчетливо слышен гул множества двигателей.
Разведка доносила, что к субботе двадцать первого июня немецкие войска сосредоточились на восточно-прусском, млавском, варшавском и демблинском направлениях. Он, Павлов, уже поставил Москву в известность, что основная часть германских войск находится в тридцатикилометровой пограничной полосе.
Не надо было читать документы, он и по памяти помнил, что в районе южнее Сувалок установлена тяжелая и зенитная артиллерия. Там же сосредоточены тяжелые и средние танки. Разведкой обнаружено много самолетов.
Отмечено, что по берегу Западного Буга немцы ведут окопные работы. Это — на здоровье! Мы наступать не собираемся. А вот что на станцию Бяла-Подляска прибыло сорок эшелонов с переправочными средствами, это уже опасно… Понтонные парки и разборные мосты. Плюс огромное количество боеприпасов. Это тоже — разведка. Ну боеприпасов у нас столько, что можно выжечь всю пограничную полосу.
