Соломон Лурье - Антисемитизм в древнем мире
Далее, целый ряд нравоучительных изречений и предсказаний в духе еврейской религии был выпущен в свет под именем старинной греческой пророчицы Сивиллы; ряд поучительных стихов такого же характера был вложен в уста Фокилиду, Эсхилу, Софоклу, Еврипиду, Филемону и Менандру, были сделаны обширные интерполяции в произведения историков — Феопомпа, Гелланика, Гекатея и др.[78]
И к этим подделкам нельзя подходить с меркой и оценкой нашего времени. И псевдоэпиграфика, и интерполяции были широко распространенным приемом в древней литературе, чему в высшей степени способствовало отсутствие печатного станка. В древности было самым обычным явлением выпускать книгу под чьим-либо громким, чужим именем, особенно под именем писателя седой древности. Особенно в моде это было как раз для пропаганды новых религиозных учений. Так, учения орфической религиозной школы были изданы под именем мифического Орфея и т. п. Точно так же и интерполяции с политической или религиозной целью были обычным явлением в древней литературе, начиная уже с Гомера (некоторые части «Каталога Кораблей» заведомо вставлены позже, в эпоху Писистрата, с политической целью). Таким образом, еврейские литераторы только следовали в этом установившимся тогда повсюду литературным нравам — они были не лучше и не хуже других. Их преемники — христианские литераторы пошли по их стопам. Слова Иосифа Флавия об Иисусе (Atn. XVIII, 33) несомненная тенденциозная христианская интерполяция. Таким образом, надо иметь крайне предвзятые взгляды, чтобы видеть в этих фальсификациях какую-то специфическую еврейскую особенность, как поступает, например, Бек (Boeckh, Gr. Trag. Princ. p. 146), говоря: ученые евреи подделали много стихов славнейших из греческих поэтов, по причине скорее бессовестного, чем благочестивого коварства, присущего еврейской природе (impia magis quam pia fraude, Hebraerum naturae insita). Если отбросить морализирующие и оценочные рассуждения, то Фрейденталь (о. с. 189–194), в общем, прав, говоря, по этому поводу: «Всякое время и его произведения должны быть разбираемы по его собственным принципам, чужая мерка неприложима… Псевдоэпиграфика проникла в еврейский эллинизм из Греции. Древнееврейская литература не знает псевдоэпиграфов… У греков, наоборот, искусство литературного фальшивомонетчества так же старо, как их проза. Первым пустившим его в ход был никто иной, как сам благородный Солон (Piut. Sol. 10), который в патриотических целях интерполировал Гомера. За ним следует пресловутый Ономакрит, который, согласно древней традиции, не только провинился в таком же преступлении по отношении к Гомеру, но также написал гимны, предсказания и оракулы, ложно приписав их Орфею и Мусею; его обман был обнаружен, и он был изгнан Гиппархом. Но только после Ономакрита эта литература разрослась столь пышным цветом, что Геродот часто был вводим ею в обман, Аристофану она давала материал для самых веселых его шуток, а Платону — для горьких жалоб. Но можно ли сравнить псевдоэпиграфику геродотовского и платоновского времени с нелепо-шарлатанской псевдоэпиграфикой александрийского времени, обязанной своим происхождением тщеславию, корыстолюбию и партийным проискам?.. Нет ни одной интерполяции, сделанной еврейским эллинистом, нет ни одного псевдоэпиграфа, который не имел бы греческого прототипа в интерполяциях поэтов и прозаиков, в подложных письмах, декретах, оракулах и предсказаниях, в орфических и сивиллиных стихах, в подложных лирических, драматических и гномических произведениях, в религиозных, исторических и философских трудах. Достаточно представить себе хотя бы бесконечное количество столь чреватых влиянием христианских псевдоэпиграфов, апокрифических евангелий и Деяний Апостольских, подложных откровений и писем вплоть до Исидоровых декреталий и еще более поздних подлогов». Напрасно только Фрейденталь, ослепленный еврейским национализмом, утверждает, что древнееврейская литература не знает псевдоэпиграфов: все Пятикнижие, поскольку оно приписывается его составителями Моисею, — грандиозный псевдоэпиграф, вернее — три или более псевдоэпиграфов, составленные в разное время и умышленно приписанные составителями их одному и тому же человеку — Моисею. Таким образом, евреи были не лучше и не хуже греков; псевдоэпиграфика характерна для литературных нравов всей древности.
Более серьезным является вопрос о прямой фальсификации, о заведомом, ни на чем не основанном измышлении исторических фактов. Здесь уже нельзя ссылаться на греческую историческую литературу, в которой, правда, были обычным явлением жонглирование случайными аналогиями, наивные этимологии, легкомысленные, ненаучные выводы и обобщения и т. д., но заведомое измышление исторических фактов все же не было обычным. Наоборот, представители еврейской светской историографии все, исключая одного только Деметрия, обвиняются в подобных искажениях, причем такое обвинение бросается им не только учеными, относящимися к евреям несочувственно, но и таким националистически настроенным еврейским ученым, как Фрейденталь; и он характеризует работу этих историков как «беспочвенные измышления», как «ответную ложь», как «смелые выдумки и заключения» (о.с. 110.98. 144. 162–165).
Ввиду высоких научных достоинств книги Фрейденталя и ввиду того, что от него, как от националистически настроенного еврея, менее всего можно было бы ждать слишком сурового отношения к еврейским историографам, его мнение получает в нашем вопросе особый вес. Вот почему прежде, чем перейти к разбору вопроса о еврейской фальсификации, необходимо познакомить читателя с мировоззрением Фрейденталя.
Фрейденталь, как я сказал уже, — националист, но националист, которого опыт трехтысячелетней истории еврейства ничему не научил. Он всецело стоит на точке зрения «народов-хозяев», по которой отличительными признаками национальности являются своя территория, своя резко отграниченная от других культура и, прежде всего, свой язык. «Язык не только орудие мышления, но и его источник. Как только воды этого источника иссякают и становятся мутными, уже не может процветать свободное и красивое духовное развитие. Собственный язык народа — источник всей его духовной жизни» (о. с. 195). Поэтому Фрейденталь относится с симпатией только к еврейству древнейшей эпохи; эллинистическое еврейство, в сущности, не имевшее ни своей территории, ни своей резко отграниченной культуры, ни своего языка, с его точки зрения только заблудшее стадо: разница между фрейденталевской философией еврейской истории и философией Библии лишь в том, что для составителей Библии грех евреев состоит в отпадении от Иагве, а для него в отпадении от еврейского языка. Но, с другой стороны, Фрейденталь — прямой наследник Евполема, Артапана и им подобных: и он твердо убежден, что евреи в нравственном отношении неизмеримо выше всех других народов (по крайней мере, древности). Поэтому задача книги Фрейденталя двоякая: 1) показать, что эллинистически-еврейские писатели были отбросами еврейства, и 2) показать, что даже эти отбросы в нравственном отношении были ничуть не хуже того эллинского общества, которое, втянув их в свою культуру, загрязнило их непорочную еврейскую душу эллинской мерзостью («Die Mehrzahl d. jud. Hellenisten verfiel in alle Fehler der entart. Griechlinge», стр. 198). Для того, чтобы доказать первое положение, Фрейденталь утверждает, что настоящая еврейская литература (на еврейском языке) чужда даже псевдоэпиграфики, тогда как еврейско-эллинистическая литература изобилует ложью и фальсификацией. Для доказательства второго положения он старается показать, что все те недостатки, которые свойственны евреям-эллинистам — общи для всей эллинистической литературы. Доказательства первого положения, как мы увидим, неубедительны; второе положение Фрейденталь доказал фактами, но так как евреи-эллинисты, вопреки мнению Фрейденталя, не отбросы, а лучшие представители еврейства, то и эти факты не дают права сделать заключения о нравственном превосходстве евреев над греками.
Фрейденталь обвиняет еврейскую историографию во лжи и измышлении фактов. Конечно, ввиду утраты огромного большинства исторических трудов древности, в большей части случаев трудно судить, что позаимствовано из ненадежного или плохо понятого источника, что есть результат недостаточно строгих научных приемов и что есть заведомое измышление, ложь. И тем не менее для еврейской историографии, как указывает сам Фрейденталь, еще не совсем утеряна ее связь с первоисточниками. Так, если Псевдоартапан утверждает, что Авраам изобрел астрологию, то он (быть может, через анонимного самаритянского историка) восходит в Берросу; единственный домысел Артапана — произвольное отождествление «праведного мужа» Берроса с Авраамом на основании весьма шатких хронологических соображений — обычное явление для эпохи религиозного синкретизма, когда тысячи умов были заняты отождествлением богов и героев различных религий (Freudenthal, 94). Точно таким же образом и Моисей был отождествлен с Гермесом, который уже раньше был сближен с египетским Тотом. Гермес — слово, созвучное с «герменевт» (характерная для эллинизма наивная этимология) и означает «истолкователь» (Артапан, fr. 3 Fr. § 6). Моисей также назван истолкователем воли Божьей (Exod. 4, 12 слл., 20, 19); следовательно, Моисей и Гермес — одно лицо. На основании такой же этимологии Моисей был отождествлен и с Мусеем. Таким образом, Артапан и счел себя вправе приписать Моисею все то, что египетская легенда приписывала Тоту = Гермесу (стр. 153–156). Точно так же не еврейская историография, а сама греческая наука со времен Геродота не переставала указывать, что вся греческая культура, в частности, алфавит, позаимствованы с Востока, а так как для евреев было аксиомой, что из всех народов Востока они были древнейшим и культурнейшим, то, конечно, они отсюда делали вывод, что они-то и являются изобретателями всей культуры (Фрейденталь, 117, 192), вывод тем более для них необходимый, что только признание эллинской науки, проистекающей из еврейской, давало им право заняться ею, несмотря на то, что она чужда еврейскому Закону (P. Kruger, о. с. 20–21). {Добавление: Этот взгляд на источники Артапана с неоспоримостью обосновал Исидор Леви (REJ 53, 201 слл.).}
