Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…
Нельзя не признать, действительное положение легионеров здесь обрисовано абсолютно точно и потому совершенно убедительно. Кто и что мог возразить Перцению на нарисованную им безрадостную картину жизни римских легионеров в далекой Паннонии, провинции, с римской точки зрения, варварской, не так давно завоеванной и совсем уж недавно полыхавшей грандиозным мятежом? Все жалобы до одной совершенно обоснованы. Ведь и сроки службы не соблюдаются, и побои, и тяжелые работы стали «нормой жизни» легионеров. Прелюбопытны сведения об армейской коррупции. Оказывается, за деньги можно откупиться от тяжкой работы и избежать наказания от руки свирепого, но при этом продажного центуриона. Было бы жалование побольше…
Что до самих требований — то они вполне разумны, умеренны и выполнимы. Сформированы кратко, четко и понятно и для легионеров, и для их начальников, и для высшей власти. Перечислим их еще раз:
— жалование должно повыситься с 10 до 16 ассов (одного денария) в день, чего должно было хватить и на оружие, и на одежду, и на палатки, и, что немаловажно, на тот самый откуп от тягот и наказаний;
— срок службы должен жестко ограничиваться шестнадцатью годами и никаких переводов в вексилларии;
— вознаграждение за службу — только наличными деньгами, никаких земельных пожалований.
Справедливо и обидное для боевых легионов сравнение с воинами преторианских когорт. Почему служат не более шестнадцати лет и получают по два денария в день те, кто находится в мирной Италии, а пребывающее на опасных рубежах и в недавно мятежной провинции войско находится в куда худшем положении? И срок службы может на долгие годы растянуться, и жалование в три с лишним раза меньше?
Особенно должно подчеркнуть следующее: в свое время Август проводил преобразования в армии, которые до буквы соответствовали нынешним мятежным требованиям. И служить легионеры должны были шестнадцать лет, и вознаграждение должно было выплачиваться по окончанию службы деньгами. Земельные наделы должны были уйти в прошлое.{250} Так что ничего нового Перцений и товарищи не выдумали. Они лишь предложили вернуться к тому, что обещал легионам сам божественный Август. Отметим умеренность денежных требований: Перцений не предлагал уравнивать легионы с преторианскими когортами в жаловании. Пусть оно будет хотя бы половиной преторианского.
Нельзя не признать разумным и выбор времени для выдвижения требований. Перцений был совершенно прав: только принцепс, не укрепившийся пока у власти, может быстро пойти на уступки, дабы не усугублять опасную ситуацию. Император же, прочно обосновавшийся на Палатине, на уступки идти склонности не проявит, ибо уверен в своих силах. Вполне реально, что солдаты помнили, сколько заботы о них проявлял Тиберий, будучи командующим легионами. Отсюда и надежды, что он может войти в их положение. Да и ничего сверх совершенно справедливых и обоснованных требований они не выдвигают. А то, что воинский мятеж случился, так ведь это и не впервой. Сам Август шел на уступки мятежным легионам (наверняка это легионерам было известно), почему не последовать его доброму примеру и преемнику? Не так давно римские воины жаловались Тиберию на тяжесть своего положения. Но тогда тот был лишь полководец, только усыновленный Августом вероятный наследник, не имеющий полномочий менять что-либо в армии. Ныне он полноправный принцепс, а значит все в его руках и надежды легионеров вовсе не беспочвенны.
Беда, правда, была в том, что справедливые требования были выдвинуты не просто мятежным способом, но и сопровождались откровенно преступными деяниями. Одно дело, когда легионы выказывают неповиновение командованию, требуя удовлетворить те или иные претензии. Другое дело, когда это сопровождается насилием, грабежами и убийствами.
Еще до начала открытого мятежа в летнем лагере несколько подразделений воинов были отправлены к близлежащему городу Наупорт для починки дорог, мостов и прочих (в основном земельных) работ. Узнав о начавшихся в лагере беспорядках, солдаты эти предпочли тяжким дорожным работам легкое и прибыльное занятие грабежом. Они немедленно разграбили не только ближайшие поселения, но и сам город Наупорт. Дело усугубилось тем, что он имел положение муниципия. Наупорт пользовался самоуправлением, а его жителям были присвоены права римских граждан. Такие действия солдат не только шли вразрез с традицией поведения римских войск, исключавшей мародёрство, но и влекли за собой самые тяжкие наказания. Центурионы, понятное дело, пытались удержать легионеров от откровенно преступных действий, но остановить разбушевавшихся мятежников не смогли. Те сначала просто высмеивали и оскорбляли своих непосредственных начальников, но вскоре перешли к непосредственному насилию — избиениям центурионов. Авфидиен Руф, префект лагеря, отвечавший за все тыловые и хозяйственные службы и потому возглавлявший предлагаемые дорожные работы, подвергся особому насилию: его мятежники «стащили с повозки и, нагрузив поклажею, погнали перед собой, издевательски спрашивая, нравиться ли ему столь непомерный груз и столь длинный путь. Дело в том, что Руф, сначала рядовой воин, затем центурион и, состарившись среди трудов и лишений, был тем беспощаднее, что сам в свое время это испытал на себе».{251}
Тем временем в самом лагере легионов беспорядки начали принимать опасный характер. Мятежные легионеры даже вознамерились внести свои поправки в структуру войска. Сначала они надумали свести все три легиона в один. Но эта идея не нашла общей поддержки, ибо каждый легион желал, чтобы объединенное таким образом войско носило именно его название. Тогда они просто составили вместе знамена легионов и значки когорт, а рядом стали возводить новое специальное возвышение — трибунал. С трибунала военачальник обращался к войску. Возводя такое сооружение, воины прямо как бы заявляли Квинту Юнию Блезу, что он им боле не начальник. Дерзость вопиющая. Блез, застав легионеров за этим занятием, не растерялся, а пустил в ход все свое красноречие, дабы побудить прекратить мятежные действия. «Уж лучше омочите руки в моей крови: убить легата — меньшее преступление, чем изменить императору; или целый и невредимый я удержу легионы верными долгу или, погибнув, подтолкну вас моей смертью к раскаянию!»{252}
Красноречие Блеза, в конце концов, подействовало на воинов, и они приняли предложение легата назначить уполномоченных и дать им соответствующий наказ. По желанию самих легионеров уполномоченным был единодушно избран молодой трибун, сын самого Блеза. Наказ же ему дали предельно простой: он должен по поручению легионов добиваться ограничения срока службы шестнадцатью годами, а прочие требования решено было огласить после удовлетворения этого.
Сын Блеза отправился в Рим, а в легионах наступило временное затишье, поскольку мятежники убедились, «что отправив сына легата ходатаем за общее дело, они угрозами и насилием добились того, чего не добились бы смиренными просьбами».{253}
Легат переоценил кажущееся успокоение легионеров и попытался восстановить в войсках должный порядок. Для начала следовало покончить с грабежами и Блез приказал наказывать плетьми и заключением в темницу тех, кто был захвачен с награбленным. Но эта справедливая суровость вновь взбудоражила солдатскую массу. К несчастью, выдвинулся еще один мятежный предводитель, некто Вибулен, подобно Перцению рядовой легионер. Но если Перцений призывал к мятежу, озвучивая вполне здравые и выполнимые требования, действительно отражавшие чаяния римских воинов, то Вибулен направил волнения в сторону кровавой расправы с командирами. Неизвестно, был ли он некогда актером, но роль свою гнусную сыграл отменно.
Перед возбужденной, мятущейся толпой Вибулен обвинил самого Блеза в беззаконном убийстве своего родного брата. Брата этого у Вибулена отродясь не было, так что при всем желании не мог Блез повелеть убить его. Но дерзкий мятежник был столь красноречив, столь убедителен в своих талантливо изображенных страданиях, что мятеж немедленно стал принимать крайние формы, становясь «бунтом бессмысленным и беспощадным». Блезу, правда, удалось убедительно опровергнуть измышленные обвинения Вибулена. Этим он спас свою жизнь, но не остановил мятеж. Кровь все же пролилась — был убит ненавистный легионерам центурион Луцилий по прозвищу «Подай другую!» Многие трибуны и центурионы в страхе разбежались, а их имущество было разграблено мятежниками. Наконец потерявшие благоразумие легионеры едва не начали сражение между собой. VIII и XV легионы уже готовились вступить в бой, но братоубийственное кровопролитие удалось остановить благодаря твердости и решимости воинов IX легиона. Они сохранили все же представления о воинском долге и верности римским традициям.
