Януш Пшимановский - Студзянки
От переправы они шли ускоренным маршем. Под Дембоволей попали под заградительный огонь. Большие металлические кругляшки мин рвались совсем близко. Ольшевский, поправляя на голове тесный шлемофон Козинеца, со страхом думал, что, пожалуй, надо было где-то сбросить запасные баки и ящики со снарядами, которые он везет на броне. Случись вдруг прямое попадание…
Однако он не мог останавливать машины под огнем и на виду у всех. Ответственность за судьбу людей и машин превыше всего!
Шесть машин 1-й роты 2-го танкового полка добрались до Выгоды, когда солнце еще высоко стояло над горизонтом. Не доверяя карте, танкисты спросили, как проехать дальше, и свернули по песчаной дороге на запад, так как их предостерегли, что немцы близко.
Справа был луг, покрытый темной, влажной зеленью, а дальше пучками шел ольшаник. Слева — полоса, поросшая можжевельником. Первым ехал хорунжий Виталий Медведев, вторым — Ян Шиманьский, а третьим — Ольшевский в танке командира. Когда все шесть машин, миновав первые домики Басинува, выехали на поляну, Шиманьскнй доложил по радио:
— Слева горит Т-34. Очевидно, из нашей бригады…
Тут же он заметил огонь с высотки, на опушке леса, на расстоянии не более трехсот метров. Снаряд сбил на одной из машин запасной бак, полный мазута. Танки без команды сделали поворот на месте лицом к противнику и, стреляя на ходу, попятились за домики между деревьями. Ломая стволы деревьев, они теряли ящики со снарядами. Десять голосов раздавались по радио сразу, и ничего нельзя было понять.
Машина 210 остановилась как-то наискосок. Развернуть орудие и стрелять было нельзя — мешало дерево. Водитель хотел повернуть машину, но рядом с гусеницей росло дерево, и, пока удалось его повалить, дважды глох мотор. Радист капрал Павел Парадня успел выпустить из ручного пулемета два диска по немцам, убегавшим через реденький лесок справа. Потом начал бить из орудия Ольшевский.
Гренадеры исчезли. Гитлеровские танки на горке, обстрелянные из шести орудийных стволов, замолкли и попятились в глубь леса. Все стихло. Подпоручник открыл шок, начал считать свои Т-34 и с облегчением вздохнул, когда насчитал шесть. Единственная потеря — это сорванный бак, который догорал на земле.
Командиры вышли из машин, экипажи начали собирать потерянные ящики со снарядами, стремясь в первую очередь утащить подкалиберные и термитные, которых но хватало.
На дороге показались четыре солдата в комбинезонах, с закатанными до локтей рукавами, с оружием в руках. Кто-то из заряжающих пустил по ним очередь из пулемета, к счастью, не точно, и те начали грозить кулаками, кричать. Ольшевский отчетливо услышал, как они упоминали сукина сына, собачью кровь, холеру. Когда они подошли ближе, он узнал в них танкистов из 1-й роты полка Чайникова.
Сержанты Езерский и Гринберг были ранены, хорунжий Марек Вайсенберг осторожно держал руки, обожженные при спасении механика из горящей машины. Невредимым был один радист. Танкисты рассказали, что, покинув танк, они укрывались в лесу и не могли пробраться в тыл, везде натыкаясь на мелкие группы гренадеров. И только сейчас, под огнем машин Ольшевского, немцы отступили.
— Выходит, мы вас спасли, — сказал подпоручник, обрадованный: то, что он был готов признать поражением, оказалось победой.
— Спасли по ошибке. Если б вас лучше научили стрелять, вы бы нас уложили.
Старшина роты плютоновый Юзек Костан отвел их в тыл, за Выгоду, а группа Ольшевского собралась и двинулась дальше, выполняя приказ. Однако только пять машин: на лугу за Басинувом остался танк 215 хорунжего Тадеуша Корняка. Когда начался огонь слева, они разъехались, чтобы занять боевые позиции, и танк попал на болотистое место. Гусеницы прорезали траву, завязли, и машина села на брюхо. Ни вперед, ни назад.
В Сухой Воле их встретил улыбающийся командир 1-го батальона 137-го полка.
— Привет, пять танков! Могучая сила, мощь! — приговаривал он, помогая размещать танки в саду и между хатами. — У меня взяли 1-ю роту, бросили куда-то в лес. А теперь «Геринг» не страшен.
Примерно через час после занятия позиций поручник Петкевич из машины 213 показал Ольшевскому тучу дыма над лесной сторожкой Остшень. Несмотря на то что отсюда до нее было с километр, они услышали крики и взрывы. Из-за пыли и дыма казалось, что по полю мчится танк. Что за черт? Может, Корняк выбрался из болота, заблудился, перепутал дорогу и черти его туда понесли?
— Нелегко будет выкрутиться, — показал головой Петкевич. — Ясно, что это не немецкая машина, по ней бьют из леса.
На всякий случай две машины с левого фланга, которым сподручнее, по приказу Ольшевского выпустили по пять снарядов беглым огнем, чтобы прикрыть отход танка. Казик надеялся, что ему удастся повторить такую же штуку с фланговым огнем, но даже и не предполагал, как нужны для этого осколочные снаряды.
Эдвард против «фердинанда»
Танк 225, случайно переправленный вместе с 1-й ротой, когда отъезжала группа Ольшевского, стоял несколько сбоку. Хорунжий Грушка сначала решил ждать своих, но затем ему пришло в голову, что, поскольку этих срочно бросили в бой, положение стало, видимо, угрожающим. Очевидно, на счету каждый танк, и, может, даже будет нечестно ждать 2-ю роту. В конце концов не так уж важно, какая цифра стоит у него на башне.
Только секунду он колебался, а потом устроил короткое совещание с экипажем. Все были согласны: нечего ждать, когда другие сражаются. Водитель, сержант Казик Дубелецкий, сказал:
— Я домой тороплюсь, а дорога только там проходит…
Все хорошо знали, что его дом — это Варшава, где он родился, вырос, окончил механический техникум, да и для всех остальных она также была родным домом. Надо было срочно ее спасать, тем более что два дня назад они узнали о Варшавском восстании.
Поэтому они, не спрашивая ни у кого разрешения, на полном ходу поехали по свежим следам других танков.
В Выгоде дорога совсем была разъезженной. Несколько западнее неожиданно разгорелась перестрелка, совсем близко начали рваться тяжелые снаряды. Захлопнув люки, танкисты решили переждать огонь около придорожного креста. Их было четверо, и, сидя в танке, оторванные от командиров взвода и роты, без пехоты, они почувствовали себя одинокими. Закурив, прислушивались к грохоту осколков по броне.
Перестрелка прекратилась, и сразу же кто-то постучал по броне. Оказалось, что это — связной из штаба полка, от подполковника Рогача. Он передал им приказ явиться в распоряжение командира гвардейского батальона и сел к ним на броню, чтобы сопровождать.
В лесном штабе погостили недолго. Советский командир (скорее всего, капитан Ткалунов из 1-го батальона 142-го полка) объяснил, что речь идет об овладении лежащей на высотке лесной сторожкой. Просекой на левом фланге пойдет один танк, их же машина — на правый фланг, а в центре ударят двадцать пехотинцев.
— Сколько? — Грушка решил, что ослышался.
— Двадцать, — повторил тот и добавил с ударением: — Почти вся рота. Сигнал получите по радио.
Сержант из штаба батальона отвел их на исходные позиции. По пути увидели догорающий танк. Сержант указал рукой и сказал:
— Ваш. Из 1-го полка. Дрались как герои.
Метров через сто они остановились за деревьями.
Грушка и Дубелецкий вышли из машины, пробрались к опушке леса. Сержант показал им лесную сторожку: около аллеи из елочек на высотке виднелась труба и крыша не то коровника, не то риги. Сержант ушел, пожелав им удачи. Через стерню на пригорке проходили свежевырытые окопы, а несколько дальше, за скирдами хлеба, торчали стволы немецких минометов. После каждого выстрела сверкал огонь, низко стелилась пыль от взрывной волны. Пока решили батарею оставить в покое, чтобы не обнаруживать своих позиций, и уничтожить ее, как только будет дана команда двигаться.
— Был сигнал? — спросил Грушка, когда они возвратились в машину.
— Еще нет, —ответил Володя Иванов, молоденький русский радист, который пришел к ним прямо из школы.
— Сам послушай, — добавил капрал Лодыня. — Такая кутерьма в наушниках, что трудно схватить.
Грушка надел шлемофон. Эфир оглушил шумом, треском и людскими голосами, выкрикивавшими позывные и шифры. Черт возьми, может, уже был приказ, может, пехота пошла, а они сидят в укрытии, и там нет поддержки!
Слева в лесу он услышал длинные очереди и, уверенный, что это пехота уже пошла в наступление, приказал:
— Двигаемся. Жми на всю железку, Казик, а ты, Адам, заряжай осколочным.
Дубелецкий плавно тронул машину с места и прибавил скорость. Едва они выехали из-за деревьев на ржаное поле, танк пошел еще быстрее.
Эдек шепотом ругался, потому что сломанная ветка попала в смотровую щель и закрыла прицел. Однако он поймал в прицел скирды ржи, где стояли минометы, и на полном ходу пустил один за другим четыре снаряда, а очередями прочесал окопы. Слышна была трескотня пулемета: это Володя тоже не терял времени.
