Николай Колесницкий - Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)
Но из всего этого еще не следует, что функции графа сводились только к управлению фискалинами, или что все фискалины находились под юрисдикцией графов. Фискалинами графы занимались наряду с прочими делами. Они в данном случае выполняли в отношении королевских крепостных роль фогтов. Из этого можно заключить, что королевское фогство не являлось повсеместным; судебные функции фогтов отчасти выполняли графы, не получившие специально фогтских полномочий.
Королевские леса. Важнейшую прерогативу монархии в Германии в изучаемый период составлял королевский банн на огромные лесные пространства. Крупные лесные массивы, принадлежавшие в дофеодальную эпоху областным и сотенным маркам, перешли в период оформления феодальных отношений в собственность королевской власти. Правда, эксплуатация этих массивов в условиях того времени большого хозяйственного эффекта не давала, но все же собственность на леса являлась важным экономическим и политическим средством в руках монархии. Лесные массивы использовались прежде всего для охоты[482]. Это видно из того, что при отчуждении (частичном или полном) собственность и на лесное пространство говорится в первую очередь о праве охоты. Право на дичь (Wildbann) весьма часто отчуждалось само по себе[483]. Оно даже вошло в «формулу принадлежности»[484]. О других способах эксплуатации леса при этом даже не упоминалось. Иногда в дипломах о передаче права на дичь указывалось, на какую именно дичь разрешалось охотиться[485]. Охота на крупную дичь считалась наибольшей привилегией.
Далее, лес использовался для топливного и строительного материала, а также в качестве пастбищ. За пользование дровами и пастбищами с населения взимались оброки, десятины и т. п.[486].
Лесные массивы использовались также для раскорчевки (sub novalia, Rodung), разработки и посадки леса[487]. В королевских грамотах на дарение лесов эта цель фигурирует меньше всего; поэтому нет никаких оснований утверждать, что королевские дарения лесов и пустующих земель вообще преследовали цель их освоения и культивации, как это делает, например, Босль[488].
Так обстоит дело с домениальным землевладением. Несмотря на его весьма солидные размеры, оно не могло удовлетворить даже насущных нужд королевского двора. Имеются многочисленные свидетельства того, что король терпел нужду, что его казна хронически переживала дефицит.
Церковные сервиции. Большое значение для королевского двора приобретали епископские и монастырские сервиции. Получение готовых сервиций не требовало забот об организации домениального хозяйства. Но оно тоже не обходилось королю даром. За сервиции приходилось раздавать прелатам земельные дарения и регалии на получение различного рода доходов[489], так что в конечном счете прелаты выигрывали больше короля.
Обязанность давать королю сервиции распространялась прежде всего на «собственные церкви» королевской фамилии и на имперские церкви (Reichskirchen). В этих сервициях реализовалось право собственности монархии на переданные во владение церквей земли и доходы. Но поскольку все епископства и все крупные аббатства получали от короля земельные вклады и регалии, то сервиции распространялись в том или ином размере на значительное большинство церковных учреждений. Сервиции давались епископами и аббатами во время пребывания короля в их диоцезах и резиденциях. Из маршрута передвижений (itinrar) Генриха IV[490] видно, что король проводил в епископских резиденциях больше времени, чем в собственных владениях (в епископских городах он был 203 раза, а в собственных поместьях – 89 раз). Следовательно, на епископства и аббатства ложилась не меньшая тяжесть содержания королевского двора, чем на собственные королевские домены. Другое дело, что прелаты старались всячески увильнуть от выполнения этих сервиций, и у короля не было надежных средств заставить их выполнять последние.
Точных данных о сервициях епископов и аббатов королю не имеется. Есть сведения только о повинностях некоторых аббатств. Так, аббатисса монастыря Ремиремонт (Мозель) обязана была поставлять Генриху IV во время его пребывания в Меце или Туле следующую сервицию: 80 мод. пшеницы, 400 мод. овса, 60 свиней, 20 коров, 4 откормленных быков, 4 откормленных боровов, 400 цыплят, яйца, молоко, сыр, рыбу, перец (12 ф.), 6 подвод вина и 5 бочек напитка (medonis). Для обеспечения всей этой королевской сервиции аббатство обязано было выделить 700 мансов, то есть половину своих владений[491]. В подложной грамоте, составленной, по всей вероятности, в монастыре, говорится, что эта сервиция дается аббатиссой в том случае, если она обратится к королю с какой-либо просьбой и если король разрешит эту просьбу. Эта оговорка придумана, видимо, с целью ограничить притязания короля; но она как нельзя лучше характеризует средства воздействия короля на прелатов с целью получения сервиций: не дающему сервиций король отказывал в просьбах, касающихся умножения церковных владений.
Аббатство Нидермюнстер давало, вероятно, такую же сервицию, как и Ремиремонт. Генрих IV уменьшил по просьбе аббата количество свиней в сервиции с 60 до 20[492]. Аббатству Обермюнстер количество свиней в сервиции было уменьшено с 40 до 10[493].
Аббатство Верден давало в середине XI в. следующую сервицию: 8 коров, 83 свиньи, 8 павлинов, 195 гусей, 95 сыров, 870 яиц, 47,5 мер хлеба, 95 шеф. овса, 172 меры пива, 480 блюд и пр.[494].
Королевские сервиции ложились тяжелым бременем на крепостных монастырей и церквей. Они раскладывались в виде особых оброчных повинностей – «ad regali Servitium»[495] и побора «in abventu regis»[496].
При освобождении монастыря от королевских сервиций, побор «ad Servitium reggium» оставался аббату[497].
Королевский фиск присваивал, по всей вероятности, какую-то часть десятины, в первую очередь причитавшейся частным королевским и имперским церквам. Прямых данных на этот счет не имеется, но косвенные данные показывают, что у короля были все возможности использовать для нужд фиска десятину. Король располагал верховным правом распоряжения десятиной. Он решал споры между монастырями и церквам и о десятине[498], и занимался перераспределением ее[499]. Десятина фигурирует наряду с другими видами феодальной ренты (чиншем, судебными доходами, баналитетами) как отчуждаемая собственность[500]. Ее дарили и жаловали в бенефиций кому угодно[501]. Десятиной пользовались не только церкви, но и светские феодалы. Почему же в таком случае король должен был отказывать себе в присвоении десятины? Вряд ли этому могли помешать канонические предписания, гласившие, что десятина должна принадлежать только церквям.
Государственные налоги. Существование государственных королевских налогов со свободного населения, для периода IX – XI вв., факт несомненный. Об этом мы узнаем из королевских грамот о дарении налогов церквам и частным феодальным землевладельцам.
В грамотах иногда бывает трудно отличить налог от поземельного чинша (фактически в руках феодального землевладельца, получившего от короля этот налог, он сливался с чиншем), так как названия census, vectigal, tributum могли означать и то и другое. О характере таких vectigalia и tributa приходится судить по смыслу – к чему они относились. Приведем примеры: Оттон III, а затем Генрих II подтвердили мнимое дарение имперскому монастырю Райхенау, произведенное якобы их далекими предшественниками Людовиком Благочестивым и Карлом III. В состав этого дарения входит Quandam partem census sou tributi, «поступающих ежегодно из Алеманнии, именно из сотен Эрихгове и Аффон, а также десятая доля их из местности, прилегающей к Альбегоу и девятая доля из фиска Зехсбах». Вся сумма поступлений взимается должностными лицами монастыря, и затем уже выделяется доля, причитающаяся королю или графу округа (et postmodum fiat divisio portium, que ad nostram vel comitum nostrorum jus pertineredebent[502]. Ясно, что здесь имеется в виду государственный налог: census и tributum поступают из сотен и ими распоряжается граф. В XI в. эти налоги в руках монастыря могли составлять уже только часть чинша крепостных, если эти крепостные не оказались во власти другого какого-либо феодального землевладельца.
Государственным налогом являлась и stiora или osterstuopha, встречавшаяся во Франконии. Десятая часть этого налога была подарена королевской властью Вюрцбургской епископской церкви. Его ежегодно платило поголовно все германское и славянское население области Майна в форме натуральной подати[503].
