Жоффруа Виллардуэн - Завоевание Константинополя
Между тем «внутренние» дела шли своей чередой: когда вдова Тибо III, Графиня Бланка Наваррская, в мае 1201 г. принесла оммаж королю, взявшему ее под свое высокое покровительство, Жоффруа де Виллардуэн назначается в Сансе в коллегию десяти знатных сеньоров, которой поручается подобрать супруга наследнице графини (если предстоящему родиться у нее ребенку суждено оказаться девочкой)[10]. Еще во время переговоров с венецианцами о фрахте кораблей было условлено, что крестоносцы погрузятся на предоставленные им в Венеции суда в июне 1202 г. Чтобы обеспечить себя средствами в дорогу — это соображение было, во всяком случае, не менее существенным, чем благочестивые мотивы,— Жоффруа де Виллардуэн произвел некоторые имущественные распоряжения в пользу церковных учреждений. В 1201 г. он уступил на определенных условиях церкви св. Этьена в Труа свою долю десятины с селений Жассэн и Сент-Ютэн, а в 1202 г., перед самым отправлением в Венецию, передал аббатству Кэнси свои владения в Пюи де Шасерей. Сохранилась грамота, уточняющая намерения дарителя: он говорит о себе как о человеке, собирающемся встать на «стезю Иерусалимскую» (iter Jerosolymitanum arripiens)[11]. В другой грамоте, выданной труаской церкви св. Лупа и датируемой апрелем 1202 г. (по-видимому, она была изготовлена во второй половине месяца, после Пасхи, пришедшейся тогда на 14 апреля), Жоффруа де Виллардуэн называет себя «я, некогда маршал Шампани» (marescallus quondam Campanie), — свидетельство того, что он уже сложил с себя обязанности должностного лица в графстве. Дата дарственной аббатству Кэнси, изготовленной в Лезинне (акт в Труа составлен был, вероятно, ранее нее) и включавшей согласие жены и детей дарителя, позволяет считать, что Жоффруа де Виллардуэн в конце апреля или в начале мая 1202 г. там, в Лезинне, расстался со своим семейством[12]. Лезинн стал для бывшего маршала Шампани последним селением в родной земле на пути к Венеции.
Едва прибывшему в город на лагунах (в июне 1202 г.) Жоффруа де Виллардуэну пришлось вместе с графом Гюгом де Сен-Полем поспешить в Павию, где находился тогда со своим отрядом граф Луи Блуаский, колебавшийся насчет того, следует ли идти в Венецию или лучше двинуться на Восток другим маршрутом. Жоффруа де Виллардуэн сумел положить конец его колебаниям: он уговорил графа направиться к условленному месту сбора крестоносцев[13]. В начале октября того же года, в канун отплытия флота из Венеции, Жоффруа де Виллардуэн скрепил своей свидетельской подписью заемное письмо графа Бодуэна Фландрского, вошедшего в долги к четырем знатным венецианцам[14].
Во время крестового похода Жоффруа де Виллардуэн — о чем он сам и сообщает[15] — присутствовал на всех советах графов и других именитых крестоносцев, участвуя вместе с ними в принятии важнейших решений. Его постоянная забота заключалась особенно в том, чтобы не допустить распыления рыцарской рати. Во время ее пребывания в захваченном крестоносцами 24 октября 1202 г. далматинском городе Задаре Жоффруа де Виллардуэн был среди тех весьма немногих предводителей, которые в начале 1203 г. вошли в сговор с византийским царевичем Алексеем об оказании помощи его отцу и ему в восстановлении на константинопольском престоле[16]. На Корфу, где значительная часть крестоносцев обнаружила намерение отделиться от основных сил, чтобы избежать войны с Византией, на что рыцарей подталкивали их главные предводители вкупе с венецианским дожем Энрико Дандоло, и где бароны-главари вынуждены были униженно, со слезами умолять ратников, готовых уйти прочь, остаться с ними, Жоффруа де Виллардуэн находился, по-видимому, хотя сам он в данном случае не называет своего имени, в числе баронов, павших на колени перед теми, кто выказал недовольство новым поворотом событий[17].
После высадки войска в Скутари — здесь были сформированы семь боевых отрядов крестоносцев (построенные в основном по земляческому принципу) — Жоффруа де Виллардуэн занял второе место в командовании пятым отрядом, куда входили рыцари из Шампани (командиром назначили Матье де Монморанси)[18]. Повествуя о штурме Константинополя 17 июля 1203 г., Гюг де Сен-Поль называет в своем письме Жоффруа де Виллардуэна наряду с Матье де Монморанси и Ожье де Сен-Шероном в качестве командиров тех отрядов, которым поручили охрану лагеря, где расположилось войско[19]. На следующий день, 18 июля, когда узурпатор Алексей III бежал из Константинополя, а Исаак II Ангел был восстановлен на престоле, Жоффруа де Виллардуэна снова уполномочили выступить с дипломатической миссией, на этот раз уже при дворе восстановленного в своих правах автократора: вместе с Матье де Монморанси и двумя венецианцами ему предстояло добиться от василевса подтверждения условий договора, заключенного в Задаре с его сыном, царевичем Алексеем; речь к Исааку II опять-таки держал именно Жоффруа де Виллардуэн[20]. Спустя несколько месяцев, скорее всего в конце ноября 1203 г., его вновь направили во Влахернский дворец (вместе с Кононом Бетюнским, Милоном ле Бребаном и тремя венецианцами), чтобы заставить молодого Алексея IV, который после своей коронации и после того, как он сумел обеспечить власть империи в провинциях, явно отступился от крестоносцев, выполнить принятые им на себя финансовые и прочие обязательства. На сей раз, правда, оратором, обратившимся к Алексею IV с увещеванием, выдержанном в твердом тоне, выступил Конон Бетюнский[21].
После завоевания Константинополя крестоносцами 13—15 апреля 1204 г. и избрания Бодуэна Фландрского в мае того же года государем Латинской империи, когда захватчики предприняли рейды во Фракию и Македонию, на Жоффруа де Виллардуэна возложили обязанность охранять Константинополь в отсутствие главного войска: для этой же цели в городе оставили Конона Бетюнского, Милона ле Бребана и Манассье де Лиля[22]. Как раз в то время вспыхнула распря между императором Бодуэном Фландрским и маркизом Бонифацием Монферратским из-за обладания городом Салоники. Жоффруа де Виллардуэну поручают миссию миротворца. Вместе с Манассье де Лилем и двумя уполномоченными дожа, Марко Санудо и Равано далле Карчери, он отправляется к Адрианополю, осажденному отрядами маркиза Монферратского, и, проявив непреклонность в переговорах с Бонифацием, добивается согласия последнего на то, чтобы передать решение его конфликта с императором латинским дожу Венеции и графу Блуаскому, а равно и ему самому, Жоффруа де Виллардуэну, и Конону Бетюнскому[23]. Византийский писатель Никита Хониат в главе VII своей «Истории», рассказывая о взятии Константинополя и называя в числе предводителей крестоносцев некоего «Жофре», т. е. Жоффруа де Виллардуэна, отмечает, что он «пользовался в войске латинян большим авторитетом».
Такой авторитет ему приходилось завоевывать шаг за шагом — он располагал им вовсе не с самого начала крестового похода, когда и не занимал-то особенно высокого положения среди крестоносцев: мы видели, что к моменту их высадки в Галате в июле 1203 г. он состоял в пятом боевом отряде, которым командовал Матье де Монморанси, и был там лишь вторым лицом после командира.
Как бы то ни было, но уже при разделе территории бывшей Византии осенью 1204 г., во время выделения фьефов рыцарям, Жоффруа де Виллардуэн добился такого доверия в верхах, что его избрали в число 12 крестоносцев, на которых, вкупе с 12 венецианцами, возложили эту деликатную миссию[24]. Лично для себя он получил тогда фьеф близ устья р. Марицы в районе Макри, Траянополя и Виры[25]. В конце же 1204 г., в период «организационного» становления Латинской империи, когда были учреждены и распределены не только фьефы, но и новые титулы и звания, Жоффруа де Виллардуэн удостоился титула и соответственно на него была возложена служба, которую он исполнял еще на родине,— маршала: отныне он станет гордо именовать себя «маршал Романии и Шампани»[26]. С той поры Жоффруа де Виллардуэн — один из главных сановников императорского двора наряду с Кононом Бетюнским, Милоном ле Бребаном, Манассье де Лилем и Макэром де Сент-Менеу: его имя, как и имена этих лиц, часто встречается в актах императора Бодуэна от февраля 1205 г., составленных во Влахернском дворце: маршал фигурирует в них в качестве свидетеля[27].
После кончины Матье де Монморанси Жоффруа де Виллардуэн становится командиром боевого подразделения крестоносцев из Шампани. В марте 1205 г. в связи с восстанием греков, призвавших на помощь болгарского царя Калояна («Иоанниса»), император Бодуэн решил предпринять поход против мятежного Адрианополя. Туда был направлен небольшой воинский контингент: во главе него поставили Жоффруа де Виллардуэна и Манассье де Лиля. В Чурло они освободили запертых там рыцарей, предводительствуемых Гийомом де Бланвелем, и, пройдя Аркадиополь и Булгарофигон, достигли Никицы, в девяти лье от Адрианополя, где остались ожидать подхода императора[28]. Его отряд присоединился к отряду Жоффруа де Виллардуэна 28 марта, и на следующий день рыцари приступили к осаде города. Греков поддержали подоспевшие болгары во главе с Калояном. После этого Жоффруа де Виллардуэну и Манассье де Лилю была поручена охрана лагеря крестоносцев со стороны Адрианополя[29]. Именно здесь под вечер 14 апреля 1205 г. — в этот день крестоносцы были наголову разбиты болгарским войском, причем сам император Бодуэн попал к ним в плен (в битве пали около 300 рыцарей), — Жоффруа де Виллардуэн сумел остановить панику и собрать бежавших с поля сражения. Сообща с дожем он решил под покровом ночи отойти к Родосто (на берегу Пропонтиды). Дандоло возглавил авангард, маршал же замыкал ряды отступавших, прикрывая их отход. Таким образом, благодаря решительности действий, хладнокровию и энергии Жоффруа де Виллардуэна, по крайней мере такую картину нарисует он сам в своей хронике, остатки разгромленного войска были спасены[30]. Жоффруа де Виллардуэн сумел привести их в Родосто, где к нему присоединился отряд Анри д’Эно, брата императора Бодуэна. Вместе с ним «маршал Романии и Шампани» возвратился в Константинополь и в ближайшие месяцы оказывал ему поддержку в делах управления Латинской империей (Анри д’Эно временно стал регентом). В октябре 1205 г. регент утвердил распределение фьефов, произведенное ранее, в том числе и «долю» своего маршала, который скрепил акт об утверждении своей печатью: она поставлена здесь рядом с печатями Анри д’Эно и венецианского подеста Марино Дзено[31].
