Жорж Садуль - Всеобщая история кино. Том 2 (Кино становится искусством 1909-1914)
«Вихрь восстания пронесся над городским рынком. Домашние хозяйки решили объявить забастовку. Над рынком взлетает в воздух туча капустных кочерыжек, арбузных корок, морковной ботвы; возбужденные лица измазаны яичными желтками. На помощь вызывают войска. Но даже штыки не могут сдержать народного гнева, и власти получают основательный урок. Они вынуждены отступить по всей линии, и домашние хозяйки одерживают победу. Теперь их обслуживают галантные жандармы и любезные солдаты, цены на продукты подешевели на 75 процентов, и каждая покупка дороже 50 сантимов дает право получить фунт масла. Так разрешается проблема удешевления жизни…»[125].
Можно себе представить, какой восторг вызывал этот фильм в кинозалах городских предместий во время забастовки железнодорожников 1912 года.
Смысл фильма «Фуинар — не член профсоюза» (апрель 1912 года) также ясен.
Фуинара-землекопа завербовали в штрейкбрехеры. Хозяин поручает охрану предателя нескольким вооруженным солдатам. Фуинар требует, чтобы ему поставили литр вина, и осушает его. Затем он заставляет подать себе завтрак, после чего идет вздремнуть в уголок, окруженный пятью охранниками. Он возвращается на стройку, но не приступает к работе, а садится выкурить трубочку. Мимо проходит дочь хозяина, и он пристает к ней с грубыми ухаживаниями. «Но это уже слишком, — говорит в заключение сценарист, — хозяин и бастующие рабочие объединяются и выгоняют штрейкбрехера».
Эти фильмы наверняка созданы Альфредом Машеном, который раньше со своим оператором Саблоном[126] снимал для «Комики» фильмы с дикими зверями (весьма возможно, что Саблон играл Бабиласа). Анархо-синдикалистские убеждения Машена вскоре нашли более серьезное выражение в фильмах, которые он в 1912 году снимал в Голландии и Бельгии. Мы их рассмотрим ниже.
Либерализм, царивший в «Комике» при Машене, был противоположен реакционному духу, присущему комическим фильмам Гомона. Эту школу создал Фейад, который в 1906 году снимал на открытом воздухе трюковые фильмы, бывшие некоторое время его специальностью. В 1908 году он как будто предоставил постановку комических фильмов Колю и Бозетти, однако снова вернулся к ним в 1910 году в серии «Bébés» («Младенцы»).
«Бэбэ» был сыном Абейара, комика на амплуа «идиота», который в «мертвый» сезон работал извозчиком. Летом 1910 года во время съемок в Марселе, где Абейар был со всей семьей, он встретился с Фейадом. Семейство Абейаров уже снималось в кино в одном из фильмов Макса Линдера. Но Фейада больше всех заинтересовал чрезвычайно живой и забавный сынишка Абейаров, которому было три с половиной года. Он заключил на него контракт в 3000 франков в месяц, и сумма эта постепенно увеличилась до 15 000.
Фильмы «Бэбэ» с громадным успехом демонстрировались по всей Европе. Отец Абейар забросил свой фиакр и купил небольшой кинотеатр на улице Алемань, 13, близ станции метро, которая теперь называется Жан-Жорес.
Серия «Бэбэ» начала выходить в ноябре 1910 года. Малютка Абейар[127], такой же многоликий, как и Ригаден, появлялся в виде негра, апаша, моралиста, миллионера, филантропа, гипнотизера, геркулеса, стрелка, миротворца, наклейщика марок, социалиста, счетовода, неврастеника и т. д. Эти ленты пользовались значительным успехом. Но Фейад не обладал комическим даром. Его шутки кажутся сегодня довольно глупыми. Чудо-ребенок (который впоследствии стал прекрасным актером Рене Дари[128]) вскоре превратился в балаганного шута: он гримасничает, подмигивает публике, теряет непосредственность и любуется своими проделками. Широкая популярность серии «Бэбэ» сделала Абейаров очень требовательными. Они докучают Фейаду вечными претензиями. Летом 1912 года измученный режиссер поставил картину «Бэбэ получает братишку» и ввел в студию маленького парижанина с бойкими глазками и черным чубиком — Рене Пуайена, вскоре прозванного «Bout de Zan», потому что его чубик напоминал обсосанный кусок лакрицы.
Под ревнивыми взорами Абейаров Bout de Zan в каждом новом фильме с Бэбэ стал занимать все более видное место и вскоре завладел ведущей ролью. В конце 1912 года Бэбэ получил расчет. Тогда Абейары задумали эстрадное турне со своим чудо-ребенком. Но Гомон через суд запретил им пользоваться псевдонимом «Бэбэ» как собственностью фирмы. Мальчик, лишенный права называться своим прозвищем, не мог найти себе импрессарио и на двадцать лет исчез со сцены и с экрана. Bout de Zan, выученный Фейадом, вскоре обнаружил те же недостатки, что и Бэбэ. Но его парижская бойкость и находчивость не лишены обаяния. Он был водевилистом, пацифистом, трубочистом, снимался с крокодилами, манекенами, собаками-крысоловами и т. д. Даже война не прервала его карьеры…
В 1913 году Фейад начал новую серию — «La vie drôle» («Забавная жизнь»). Он собрал труппу из водевильных актеров, в которую входили Катерина Фонтенэ, Маргарита Лавинь, Галлэ, тучная Мадлена Гитти и Марсель Левек, чрезвычайно умный и образованный актер. У него была необыкновенная внешность[129]: щуплый, на тонких ножках; казалось, что у него центр тяжести переместился в громадный нос, похожий на клюв ощипанного попугая. У Фейада он играл в фильмах «Знаменитый Машефер», «Джоконда», «Гостиница при вокзале», «Жандарм-санкюлот» (1913–1914). Все это водевили в стиле театра «Пале-Рояль»[130], но их плоские остроты устарели и им очень не хватает истинного остроумия.
Попытка Фейада создать легкую французскую кинокомедию потерпела неудачу. Он снимал свои маленькие «забавные фильмы» за одно утро, однако такой жанр нельзя строить только на импровизации. Зато этот метод довольно удачно применялся в бурлеске, происходящем от комедии дель арте.
У Гомона жанр бурлеска ввел Ромео Бозетти, преемником которого Фейад сделал Жана Дюрана. Последний довел этот жанр до полного абсурда.
Жан Дюран, по происхождению бургундец, родился 15 декабря 1882 года в Париже. Он делал зарисовки для газет, выступавших против дрейфусаров, а затем сотрудничал в известной юмористической газете «Le Pêle-Mêle» («Смесь»). Кроме того, он писал небольшие эстрадные пьески и играл на сцене, где подружился с Жоржем Фаго, который, став в 1908 году секретарем Зекка, привел Дюрана к Патэ. У Патэ Жан Дюран поставил только три комических фильма (в том числе «Он слишком доверчив» с Морисом Шевалье). Затем его переманил в «Люкс»[131] Жерар Буржуа, который и научил его режиссерскому ремеслу. В этой фирме Дюран испробовал все жанры и встретил актеров Робера Пеги (Марселя Робера) и Рене Эрвиля, ставших впоследствии режиссерами. В его «Приключениях ковбоя в Париже) играл Джо Хаман, молодой актер, вернувшийся из Америки и мечтавший создать французские ковбойские фильмы. Дюран зарабатывал в «Люксе» 75 франков в неделю. Он с радостью согласился на 100 франков, предложенных ему фирмой «Гомон». У Гомона Ромео Бозетти создал серию «Калино» («Câlinо»)[132], первую французскую комическую серию, которая появилась сразу после серии «Грибуй», выпущенной «Итала». Дюран продолжал серию «Калино», героя которой играл Миже, и выпускал ее до 1913 года. Миже прежде выступал на эстраде и в цирке. Все актеры Жана Дюрана, которые прозвали себя «les pouics», были набраны из этой среды: таковы Бурбон, Поло, Макс Бойлз (последние двое пришли из «Люкса»), Гризоле, Фуше, певец Эмос, Сара Дюамель, Гектор Шандр, по прозвищу Бюретка, и другие.
«Наши «пуики» были все профессионалами, — говорит Жан Дюран. — Поло имел свой номер, как и все его товарищи, которые объехали весь свет и побывали во многих странах. Онезим (Бурбон) был не только каскадным актером (прыгуном и специалистом по комическим падениям), но также первоклассным акробатом и очень тонким артистом[133].
Бурбон вскоре обратил на себя внимание и стал героем серии «Онезим» (которая в конце концов вытеснила серию «Калино»), в то время как Дюран снимал Батайля — однофамильца известного драматурга — в серии «Зигото».
Только один «пуик» не был профессионалом — Гастон Модо, художник, посещавший кафе «Проворный кролик», где он встречался с Максом Жакобом, Пикассо и Мак Орланом.
Мы приводим рассказ Жана Дюрана, Модо и еще кое-кого из бывших «пуиков», которые в 1944 году выступили с воспоминаниями перед Комиссией исторических изысканий при Французской синематеке:
«Жан Дюран. Мой оператор Поль Кастанэ как-то сказал мне: «Есть у меня товарищ по полку, Гастон Модо, — хороший парень, очень занятный. Он хотел бы работать в кино». Я заявил Гастону Модо: «Вы никогда не занимались кино. Придется вам поучиться. Для начала вам сбросят на голову три-четыре шкафа, не считая столов и стульев».
Гастон Модо. У нас никогда не бывало несчастных случаев. На худой конец растянешь какую-нибудь связку. А ведь с верхнего этажа на нас падала самая настоящая мебель, купленная в универсальном магазине да еще набитая самой настоящей посудой.
