Александр Дюков - Кто командовал советскими партизанами. Организованный хаос
Постепенное свертывание системы партизанско-диверсионных подразделений началось уже в 1933–1934 гг.
В 1933 г. И. Г. Старинов был переведен в центральный аппарат Разведупра. «Именно в столице я вдруг обнаружил, что подготовка к будущей партизанской борьбе не расширяется, а постепенно консервируется, — вспоминал он. — Попытки говорить на эту тему с начальником моего отдела Сахновской ни к чему не приводили. Она осаживала меня, заявляя, что суть дела теперь не в подготовке партизанских кадров, что их уже достаточно, а в организационном закреплении проделанной работы. Нерешенных организационных вопросов действительно накопилось множество. Но решали их не в нашем управлении».[411]
Именно в это время (1934–1936) начал ясно прослеживается отток кадров и отвечавших за работу по линии «Д» органов. Вспоминает А. К. Спрогис: «В результате неудобств, неувязок, нечуткого (если не сказать хуже) отношения руководителей… все представители этих отделений старались уйти с этой работы. В течение небольшого промежутка времени с этой работы ушло 75 % состава, хотя пришли все на добровольных началах, охотно. […]
Я на этой работе остался до последнего момента, ибо верил в сс целесообразность, но в конце концов ушел, обещая себе вернуться к ней тогда, когда начнутся активные действия. Через три месяца я опять вернулся на эту работу и уехал в страну «X», а по возвращении пишу эту докладную записку.
Ответить на вопрос, почему так происходит, в высшей степени трудно. Причина кроется в существующей обстановке, а также в отношении высшего руководящего состава к работникам этой отрасли. Отношение, которое трудно поддается критике, но в то же время имеет огромное значение. […] Наша работа стала считаться второстепенной. Наши работники использовались не по прямому назначению: производство обысков, арест, конвоирование арестованных, нагрузка дежурствами и т. д. и т. п. Это была система, продолжавшаяся из года в год. Не трудно понять, что это отражалось в аттестации по присвоению званий. с…] До 1937 г. систематически из года в год уменьшались средства, отпускаемые на работу «Д». Она свертывалась».[412]
«Кадровые» диверсанты вдруг резко вспоминают о своих смежных профессиях: в 1936 г. мы видим чекистов С. А. Ваупшасова и К. П. Орловского в система ГУЛАГ, а военинженера И. Г. Старинова — на странной для него должности заместителя военного коменданта станции Ленинград-Московский.
Партизан перестали привлекать к общевойсковым учениям; резко сократили обучаемый контингент в специальных школах, некоторые из них были расформированы.
Вместе с тем следует заметить, что отказ от использования специальных действий во вражеском тылу вовсе не носил абсолютного характера.
Вплоть до Великой Отечественной войны в составе республиканских НКВД существовали отделы по подготовке личного состава к партизанским действиям; в Разведуправлении существовало диверсионное спецотделение «А», впоследствии реорганизованное в отдел.
В начале 1940 г. вопрос о партизанско-диверсионных подразделениях был поднят вновь. На совещании начальник начальствующего состава РККА «по сбору опыта боевых действий против Финляндии», начальник диверсионного отдела «А» Разведупра полковник Мамсуров убеждал руководство страны: «Я упускаю остальные вопросы, по которым хотел говорить, но считаю необходимым остановиться на одном вопросе, который необходимо будет решать, потому что он долго тянется, это вопрос о создании специальных частей в нашей армии, в округах. Эти части я должен прямо назвать, что это диверсионно-партизанские отряды, поскольку они этим путем действовали. Опыт у нас в этом направлении есть».[413] Но руководство страны решило, что создание таких диверсионных частей пока не является приоритетным — слишком много проблем, связанных с боеготовностью Красной Армии, стояло на повестке дня.
В итоговой речи на этом совещании Сталин высказал свою точку зрения. Главный недостаток финской армии, говорил он, заключается в том, что она воспитана для обороны. «Я не могу назвать такую армию современной.
На что она способна и чему завидовали отдельные товарищи? На небольшие выступления, на окружение с заходом в тыл, на завалы… Все эти завалы можно свести к фокусам. Фокус — хорошее дело — хитрость, смекалка и прочее. Но на фокусе прожить невозможно. Раз обманул — зашел в тыл, второй раз обманул, а в третий раз уже не обманешь. Не может армия отыграться на одних фокусах, она должна быть армией настоящей. Если она этого не имеет, она неполноценна.
…Армия, которая воспитана не для наступления, а для пассивной обороны; армия, которая не имеет серьезной артиллерии; армия, которая не имеет хорошей авиации, хотя имеет все возможности для этого; армия, которая хорошо ведет партизанские наступления — заходит в тыл, завалы делает и все прочее, — не могу я такую армию назвать армией».[414]
Таким образом, было решено, что партизанские и диверсионные действия не являются приоритетными для РККА; не от них зависит ее боеспособность, а, следовательно, — и обороноспособность страны. Это не означало, что от партизанства отказались; просто было решено, что это — дело хорошо если третьестепенное.
Как замечает белорусский историк А. К. Соловьев, «предполагалось, что основная масса руководителей партизанского движения при необходимости может готовиться в начале войны. На этот же период откладывались и основные мероприятия по организации партизанских штабов и непосредственный подбор и формирование ими партизанских групп и отрядов, в том числе подразделений специального назначения органов госбезопасности».[415]
IV. «Пиши поболее, что басурман считать…»Отдельным вопросом является вопрос о влиянии «Великой чистки» на работу по линии «Д». И. Г. Старинов (а за ним все остальные) считал, что «в 1937–1938 годах в результате необоснованных репрессий почти не осталось хорошо подготовленных кадров партизан и диверсантов. Как стало позже известно, от репрессий погибло в десятки раз больше хорошо подготовленных партизанских командиров и специалистов, чем за всю Великую Отечественную войну. Партизанские кадры понесли невосполнимые потери. Были репрессированы все известные мне работники IV Управления Генштаба, ОГПУ, секретари обкомов, которые в начале тридцатых годов занимались подготовкой к партизанской войне, репрессированы командиры Красной Армии, имевшие специальную партизанскую подготовку. Например, погибли те, кого готовили для поступления на работу к врагу. Эти люди располагали заготовленными складами мин для паровозов; я не нашел после войны ни одного из них… Многие замечательные командиры, такие как Медведев, Руднев, Прокопюк, были арестованы, но впоследствии отпущены. Это был страшный невосполнимый удар по нашим партизанам. Уцелели, в основном, участники войны в Испании. Именно они встали во главе тех школ, которые впоследствии сформировали партизанские кадры Великой Отечественной». Эта точка зрения сейчас является общепринятой.
Вообще следует заметить, что в конце 80–90-х гг. обращение к теме работы по линии «Д» было связано именно с осуждением репрессий в РККА в 30-х гг. Именно с репрессиями А. Н. и Л. А. Мерцаловы связывали свертывание работы по линии «Д», утверждая, что подготовка к ведению партизанских действий, как и «все достижения прогрессивных военных деятелей после их ареста», была сведена к нулю и «объявлена «вражеской», поскольку проводилась под руководством И. Уборевича, И. Якира, В. Блюхера и других.
С репрессиями же связывает отказ от «партизанской стратегии» В. Квачков: «в результате репрессий… кадровые советские диверсанты были поголовно уничтожены. Уцелели только те, кто был отправлен в Испанию». С ним соглашается и П. Е. Брайко, вообще заявивший, что из всех подготовленных партизан-диверсантов после репрессий уцелело только двое: И. Г. Старинов и С. В. Руднев[416] (утверждение, которое из-за его очевидной неадекватности никто даже не критикует).
К сожалению, эти авторы не обосновали своей точки зрения; судя по всему, она основывается исключительно на упоминавшихся воспоминаниях И. Г. Старинова (в случае с П. Е. Брайко еще и неправильно понятых), в которых впервые была высказана идея связи прекращения подготовки к партизанской войне с репрессиями. Необходимо, однако, учитывать, что вышли эти воспоминания в 1964 г., на исходе «оттепели», когда все беды в истории СССР связывались с репрессиями и культом личности.
Между тем массовые репрессии в РККА вообще один из самых непростых эпизодов советской военной истории; вопрос о репрессиях среди людей, участвовавших в подготовке к партизанской войне, является лишь частным (но от того не менее трудным для рассмотрения) случаем. Здесь необходим четкий анализ произошедшего. Во-первых, были ли репрессированные сотрудники Разведупра и НКВД арестованы по причине своего участия в работе по линии «Д», или нет? Во-вторых, репрессировались ли целенаправленно подготовленные и легализованные рядовые партизаны и диверсанты — или о них просто «забыли»? Ведь то, что на начало Великой Отечественной большинство из них не смогли найти, вовсе не говорит о том, что все были уничтожены — за восемь лет с человеком могло произойти многое. Вопросов много и ответить на них можно только после тщательного исследования с привлечением нового фактологического материала; пока же можно сделать лишь некоторые предположения.
