Михаил Садовяну - Никоарэ Подкова
Каждый раз, как капитан Козмуцэ приезжал по разным делам в эту лесную сторожку, он слышал от старика одни и те же речи, одни и те же сетования о бедной сестре Анастасии. Рэзеш задумчиво сидел, освещенный пламенем костра, дожидаясь, когда утихнет "колокол старика", как говаривал он. А случилось это в час ужина, когда дед Мындрилэ разжевывал деснами скудную пищу.
- Дедушка, - заговорил Козмуцэ, улучив минуту, - хорошо ты справился со всеми делами, а теперь послушай меня. Мне надобно нынче ночью перебраться через Днестр.
- Ага, ик! - насилу глотнул старик.
- Но не больно радуйся, дед. Еду я не насчет гуртов - на сей раз дело людей касается.
Старик вытаращил глаза и опять поперхнулся, насилу проглотив кусок, который бесконечно долго перемалывал на своей расшатанной мельнице.
- Прежде я искал кумовьев на том берегу для переправы волов на ляшскую сторону, - продолжал Козмуцэ. - Что правда, то правда. Волы наши теперь в хорошей цене: могилевские купцы кладут нам в руку безо всякой канители да без ляшской пошлины по талеру за пару, а потом перепродают их в неметчину. Наше дело переправить волов бродом и вывести в тихое место. А там пересчитываем, передаем из рук в руки, получаем талеры и все тут. Но теперь дело будет потруднее. Должен я снести грамоту к одному бывшему капитану Иона Водэ.
- Ага!
- И, стало быть, надо мне перейти в одиночку. Не хочу натолкнуться на стражу, чтоб ни грамоте, ни жизни моей ничто не угрожало. И чужого не могу послать. Сам должен пробраться в город, разыскать улочку, найти дом и хозяина. Вот оно как! Письмецо-то переправить труднее, нежели целый гурт волов. Да! Грамотка не велика, с ладонь - не больше, а зависит от нее жизнь дорогого нам мужа. Мы, негренские рэзеши, да и другие не желаем, чтобы сей дорогой нам человек перебирался в худом челноке да ночной порой, словно тать. Каждый волен тогда схватить его за горло, ведь за голову-то его большую цену назначили - и турки, и молдавский господарь. А ежели он с малыми силами покажется у всех на виду, могилевские стражи его остановят да корысти ради потащат обратно - в Буджак, либо в Хотин, либо в Яссы. Как им не позариться? Нажива богатая: дадут за него поболе, чем за целую сотню гуртов. Зато по моей грамотке соберется на той стороне в помощь тому, кто сию грамотку писал, сильная дружина, и тогда уж он без помехи поедет, куда ему надобно. Можешь переправить меня нынче вечером?
- Можно, - отвечал наконец старик, стряхивая крошки с бороды.
- А как?
- Да с рыбаками. Рыбацкая братия ходит к обоим берегам. Так-тось! Тебе, небось, приходилось с ними дело иметь, племянник. Али не знаешь их?
- Знаю. А как мне найти их в ночную пору?
- Найдешь, не бойся. Нынче времена переменились, и труд их переменился. Раньше, бывало, промышляют днем, а теперь ночью. Тогда торговали сомом, ловили его сетями на виду у всех, а теперь ловят ночью жерлицами в укрытых омутах. Но жерлицы стоят сами по себе, а рыбаки занимаются делом повыгоднее: возят торговых людей в Могилев. Наши купцы ищут там такой товар, чтобы весом полегче, ценой подороже; везти его легко, переправлять - забот мало. Тут тебе и бусы, тут тебе и румяна, тут и сонное зелье. Ведь что для княгинь, что для княжьих полюбовниц, что для цыганок во дворе господаря - уборы-то дороже дорогого. Женские прикрасы одинаковы, что у господ, что у рабов.
- А как мне, дед Мындрилэ, найти этих самых молодцов рыбаков?
- Да как! Пойдешь, как и прежде, по бережку речки. Вон там излучины, вона и омуты. Иди, как и прежде. Без грозного оружия. Надобен тебе только один ковш, а найдешь ты его в моей долбушке у самого устья ручья. Остальное тебе известно.
- Спасибо, дед Мындрилэ. Оставляю тебе тут коней, товарищей моих, а сам ухожу. Коль суждено еще нам свидеться, - не позднее завтрашнего утра поздоровкаемся.
- Да погоди ты, Козмуцэ. Объясни что, где и как.
- Завтра объясню, дед Мындрилэ. Сейчас недосуг.
- Тьфу! Только что был племянник, а теперь ищи ветра в поле.
Капитан Козмуцэ, смеясь, зашагал по тропинке вдоль ручья. Дошел до крутого спуска, где вода стремительно бежала среди ив. Пониже, в заводи, он нашел средь камышей, как и в былое время, когда промышлял скотом, челнок деда Мындрилэ без весел и шестов. Но ковш для отлива воды был на месте. Он взял ковш и пошел к ближайшему омуту. В меркнущих отблесках закатного света днестровские воды текли хмурые, серые, как свинец, тихо журча у берега. Капитан Козмуцэ опустился на корточки и, перевернув ковш донышком вверх, ударил раз по воде: "Хлоп!" Казалось, большая лягушка прыгнула в омут. Потом еще трижды: "Хлоп!", "Хлоп!", "Хлоп!". И Козмуцэ стал ждать. На месте ли люди на том берегу? Он настороженно вслушивался в сонную тишину задремавших лугов.
Потом ударил ковшом еще три раза.
И тогда услыхал ответные хлопки. А немного времени спустя вдали показался челнок, неслышно скользивший по реке, словно водяной паук. У Козмуцэ отлегло от сердца, он шумно вздохнул и выпрямился. Положив ковшик на место в дедов тайник, он поднялся на берег.
Когда лодка пристала, Козмуцэ вышел ей навстречу.
- Добрый вечер, друже, - тихонько сказал один из двух лодочников.
- Добрый вечер.
- Чего тебе надобно?
- Мне бы для праздничка сома покрупнее. Плачу на месте.
- Что ж, приятель. Можно. Садись и плыви с нами. Снимем рыбину с крючка либо из сетей возьмем. Постойка, мы с тобой вроде знакомы... Эге! Вот радость-то! Каким ветром, капитан Козмуцэ?
Кто только не знал негренского капитана? Все рыбаки, все барышники вниз и вверх по реке.
- У нас в Могилеве, - бесшумно налегая на весла могучими руками, шептали рыбаки в темноте, - совсем плохо пошли дела. Слышно, будто наши бояре и шляхтичи столковались с беями. Турки будто осели в хотинской земле и такой у них уговор: шляхтичи слушаются, турки повелевают. И еще порешили наши шляхтичи и басурмане поднять гонение супротив запорожцев. Хотят, стало быть, шляхтичи приструнить запорожцев, вырезать их, поубавить их племена. Так что народ недоволен.
- Ну, понятно, недоволен, - заметил капитан.
- А то как же. Посмотрим, что еще будет!
А какое дело у капитана в городе Могилеве? Оказалось, что капитану Козмуцэ надо побывать на Хомутной улице у мастера Милослава Чишки заказать новое седло.
- Не готовятся ли рэзеши на той стороне пойти войной в Нижнюю Молдову?
- И это будет, - отвечал негренский капитан, - когда поднимется на княжение Никоарэ Подкова. Пойдем за ним, как шли раньше за Ионом Водэ.
Сидевший рядом с капитаном гребец прошептал:
- Только чтоб была ему удача, капитан. Мир содрогнулся от гибели Иона Водэ.
Некоторое время плыли в молчании. Гребцы повернули лодку против течения, повели ее у берега, где река разлилась тихой гладью, и добрались наконец до незаметного среди камышей шалаша, откуда они отплыли. Выпрыгнув на песок, лодочники получили плату за провоз и, ощупав монету, остались весьма довольны своим гостем.
- Завтра поутру переправьте меня обратно, - сказал им Козмуцэ.
- Можно, - рассмеялись они. - Поедем на двух долбушках и вершу прихватим. Авось, запутается в сеть какой-нибудь сомина.
- А мы вот хотим в свои сети такого сома запутать, который в кресле сидит и зовется могилевским воеводой, - отвечал негренский рэзеш.
Козмуцэ, одетый купцом, торопливо пробирался по узким кривым улочкам; собак он не тревожил, зато пыли наглотался вдосталь, прежде чем достиг дома седельника.
Постучался в ворота; последовало тихое бормотание: обмен вопросами и ответами; калитку отворил сам Милослав, пражский мастер, искуснейший из всех шорников на свете. Он выделывал седла, сбрую, украшенную насечками, и цветные расшитые чепраки, которые славились в Запорожье. И хоть был он знаменитый мастер и промышлял неплохо, жилось ему беспокойно в городе Могилеве, ибо все знали, что он гуситский беглец. Донимали его и попы-католики и паны, а городские советники прислушивались к шляхтичам; так что мастеру Милославу приходилось откупаться от них, подсовывая кому следует серебряные монеты с орлами.
Мастер Чишка принял своего приятеля капитана Козмуцэ в каморе с инструментом и кожаными изделиями; расчесывая пятерней русую бороду, тронутую сединою, целый час жаловался он гостю на свое житье, все спрашивал, как и в прошлый раз, нельзя ли ему найти приют в какой-нибудь другой стране, где не будет притеснений со стороны папистов. Может, в Молдавию перебраться?
- Можно и в Молдавию, - отвечал капитан, - только погоди маленько, Милослав, пока придет в нашу страну князь, какой нам по сердцу. Тогда еще больше работы найдется для шорников. А папистов у нас будешь бояться не больше, чем Сысоя Великого.
Смеется мастер Чишка, хоть и не знает, кто такой этот Сысой. Наверно какой-нибудь почтенный и кроткий иерусалимский либо византийский бородач.
- Еще счастье, что нет у меня детей и от второй жены, от Анны, прибавил он, перебирая бороду. - И хорошо, что Анна - трудолюбивая женщина и живем мы с ней в ладу; я работаю - она поет, словно и нет у ней никакой заботы. Спасибо, капитан Козмуцэ, за уплаченный тобою злот. И не гневайся, коли устрою тебя на отдых в сей каморе среди инструментов и кож.
