Фаина Гримберг - Рюриковичи или семисотлетие «вечных» вопросов
Но, может быть, материалы о собственно кириллической письменности помогают прояснить вопрос. Пожалуй, нет… Продолжаю цитировать:
«…надо хотя бы коротко сказать о полемике по поводу того, какой язык лег в основу алфавита «Солунских братьев»… вопрос о языке немедленно обретает смысл, когда речь идет о политике и идеологии. Это сразу видно даже при беглом рассмотрении версий: Добровский — «старый, еще без всякой примеси, сербо-болгаро-македонский диалект»; Копитар — паннонский славянский язык; Шафарик — вначале придерживается «болгарской версии», затем примыкает к «паннонской». Русские ученые останавливались в основном на «болгарской версии», поскольку она представлялась наиболее «безопасной» для панславистской доктрины. Впрочем, имеются некоторые оговорки. Уже Юрий Венелин, например, в работе 1838 года «О зародыше новой болгарской литературы» отмечает определенные, по его мнению, «неправильности» болгарского языка, которые следует исправить, чтобы они не затрудняли понимание болгарского языка другими славянами, в частности, русскими. Любопытно, что Венелину не нравилось в болгарском языке то, что составляет неотъемлемые особенности этого языка, например, отсутствие категории падежа…»
Разумеется, никаких данных о том, что легендарные создатели славянского алфавита Кирилл и Мефодий занимались миссионерской деятельностью в царстве дунайских болгар и вообще имели бы какое бы то ни было отношение к болгарам, никаких подобных данных не существует. Впрочем, разбор «болгарской версии» уведет нас очень далеко от русской истории. Но все же позволим себе еще цитаты: «Прежде всего необходимо сказать, что книг, переведенных или написанных Кириллом и Мефодием, не имеется. Житийные материалы носят легендарный характер, изобилуют разновременными вставками; часть материалов о Кирилле и Мефодии несомненно — фальсификаты. Тщательный разбор византийских житийных канонов, который позволил бы лучше понимать само возникновение и бытование житий Кирилла и Мефодия, до сих пор не произведен; большинство ученых ограничивается тем, что анализирует жития так, словно это достоверный документальный материал, совершенно позабыв о том, что сам жанр жития в религиозной литературе преследует совершенно определенные цели и задачи; по задачам своим житие не есть «биография», но сделанное в границах определенных канонов описание «подвигов» христианского святого. В сущности, дошедшие до нас варианты житий Кирилла и Мефодия парадоксально позволяют нам делать далеко идущие и даже и рискованные выводы, вплоть до полного отрицания существования обоих братьев (или по крайней мере Кирилла-Константина) и видения в их житийных портретах всего лишь обобщенных образов византийских миссионеров. Е. Голубинский в своем «Кратком очерке православных церквей» (М.,1871), рассматривая дошедшие до нас материалы о Кирилле и Мефодии, замечает: «Но, к сожалению, в этом множестве сказателей весьма мало повествователей современных (то есть современников описываемых ими событий — Ф.Г.) и достоверных, а большею частью позднейшие, которые или сами выдумывают, что им нравится, или повторяют чужие готовые измышления.»
Следует коротко остановиться и на «ролевой функции» Кирилла и Мефодия в русской культурной традиции. Поэтому — еще цитата: «…рассмотрим мнение А. Гильфердинга, сыгравшего важную роль в становлении сугубо уже «русских представлений» о Кирилле и Мефодии. Его труды, между прочим, интересны и тем обстоятельством, что в них остро выявилась необходимость для российского панславизма балансировать между Болгарией и Сербией, политические, территориальные интересы которых фактически никогда не совпадали. В работе «О Кирилле и Мефодии» (Собрание сочинений, том I, С.-Пб, 1868) Гильфердинг замечает: «Имя этих деятелей IX века так тесно связано с настоящим положением славянских народов, что им, этим именем, весьма естественно играют современные политическо-религиозные страсти». (Не забудем, что на Балканах обостряется ситуация распада Османской империи и соответственно «дележа сфер влияния» между государствами Западной Европы и Российской империей.) Далее Гильфердинг обращает внимание на почтительное отношение к Кириллу и Мефодию католиков (любопытно, что часто забывают о том, что Кирилл и Мефодий — почитаемые святые католической церкви). Естественно, русский историк и фольклорист второй половины XIX века проводит мысль о том, что Кирилл и Мефодий должны быть взяты на вооружение «славянской идеей»; что называется, «отняты» у католиков. Гильфердинг рассуждает и о месте Кирилла и Мефодия в русской культуре: «Недаром также на Руси столь упорно держались мнения, что Кирилл изобрел грамоту для русских…» И далее — «По мысли и духу Кирилл и Мефодий принадлежат нам и без нас давно не осталось бы помину о славянской грамоте, славянском богослужении и славянской самобытности… влияние Кирилла на Русь не может быть подвергнуто сомнению: ибо как епископа для Руси, по просьбе тамошних владетелей, должен был назначить патриарх Фотий, то он, наставник и друг Кирилла, едва ли бы отправил к новообращенному славянскому народу другого проповедника, как кого-либо из учеников, изобретателя славянской азбуки, устроителя славянского богослужения; Кирилл же был тогда еще в живых». Об этническом происхождении Кирилла и Мефодия Гильфердинг пишет однозначно: «греки», но еще более важно то, что они — воспитанники византийской церкви. Гильфердинг осуждает и «несколько односторонний взгляд западных славян», желающих приоритетно пользоваться версиями о создании славянской письменности.
В советской исторической науке господствовало представление о Кирилле и Мефодии как о «болгарских деятелях», сформулирована была некая «функция болгарской культуры» как «посредницы», передающей традиции славянской письменности основной «хозяйке» этой письменности — русской культуре. Без лишних объяснений понятно, что формирование подобных представлений вызвано сугубо «политическими» обстоятельствами: именно Болгарская республика являлась своего рода «опорной точкой» сферы влияния СССР на Балканском полуострове…»
Стало быть, вот как… Но во всей этой путанице противоречивых «представлений», «мнений», «доктрин», реальных и фальсифицированных находок и открытий имеется одно очень рациональное зерно, один очень даже и неоспоримый факт, а именно: кем бы ни была создана славянская письменность, с какими бы целями она ни была создана, одно достоверно и неоспоримо: славянский алфавит лег в основу русской культуры, замечательной, уникальной и трагической…
Но… быстренько возвращаемся назад — терзаться гамлетовским вопросом: читали Рюриковичи или не читали? И если «да», то что они могли читать и зачем бы они стали писать…
Казалось бы, им, средневековым аристократам, грамотность совершенно ни к чему, да и сам жизненный уклад, бытовой и социальный, еще не располагает к распространению чтения и письма… Но, может быть, помимо духовенства, имелись на Руси Рюриковичей еще «слои населения», которые в отличие от аристократов активно пользовались письменностью? Еще почти полвека тому назад казалось невозможно представить себе такое. Но вот в 1951 году археологическая экспедиция А. В. Арциховского обнаруживает в Новгороде довольно многочисленные письма и документы на бересте — березовой коре. Замечательные эти находки были датированы XI–XV веками. Затем подобные же «берестяные грамоты» были найдены в Пскове, Смоленске, Витебске и Старой Руссе. Буквы процарапаны острыми костяными или металлическими палочками (писалами) на бересте… Находки эти раскрывают перед нами кипучую «письменную жизнь» Руси Рюриковичей. Здесь и челобитные, и документы, определяющие денежные сделки, и даже «грамоты» с детскими рисунками и своего рода «прописями», ясно показывающие, что в Новгороде обучали грамоте с малых лет. Найдена даже «сговорная грамота», почти любовное письмо, относимое к концу XIII века: «… от Микиты ко Ульянице. Поиди за мене. Яз тебе хоцю, а ты мене. А на то послухо Игнато…» Однако «берестяные грамоты» вызывают ряд вопросов, на которые ответить трудно или невозможно. Вот некоторые из этих вопросов. Вопрос о возможностях обработки бересты и ее сохранности в качестве писчего материала. Найдены ли «берестяные грамоты», аналогичные русским, на Скандинавском полуострове, где береста вполне могла использоваться в качестве писчего материала, а климатические условия аналогичны климатическим условиям русского севера?.. Широкое распространение грамотности предполагает наличие оптимальной методики обучения чтению и письму. Если подобные методики существовали, то почему они были забыты или исчезли впоследствии? Почему, например, в XV–XVII вв. методика обучения чтению и письму достаточно громоздка, усложнена, непродуктивна, вследствие чего количество грамотных людей невелико? Фактически в XV–XVII вв. в функции формирующегося «чиновного сословия» («приказных людей» — дьяков и подьячих) и входит «мирское», «документальное» письмо, составление документов; дьяки и подьячие зачастую — выходцы из духовного сословия; более крупные «администраторы» (бояре и проч.) бывали неграмотны… «В отличие от бояр, окольничих, думных дворян, приказных судей, городовых наместников, принадлежавших к социальной верхушке и непосредственно руководивших учреждениями, дьяки и подьячие (приказные люди, или «приказное семя», как их нередко именовали современники) непосредственно работали в качестве исполнителей в тогдашних канцеляриях, осуществляя, в частности, функции делопроизводителей» (В. И. Буганов. Предисловие к изданию материалов С. Б. Веселовского «Дьяки и подьячие XV–XVII вв.»)… Почему, имея в распоряжении более удобный писчий материал, нежели березовая кора, на Руси фактически перестали вести частную переписку? И — снова и снова — вопрос о методике обучения. Григорий Котошихин, подьячий посольского приказа, в своей книге «О России в царствование Алексея Михайловича» писал об обучении царевичей, что писать их учат подьячие… На изучение азбуки у детей Алексея Михайловича уходило от года до двух лет. Приблизительно за восемь — десять лет царевичи научались читать и не очень бегло писать. То есть методическая сторона обучения была очень несовершенна. Немногие могли позволить себе роскошь обучения чтению и письму в подобных «методических условиях». Но почему вышла из употребления явно имевшаяся в наличии продуктивная методика обучения грамоте, которой пользовались на Руси Рюриковичей? По каким причинам эта методика могла исчезнуть? В Византии «светская грамотность» была рудиментом античных еще традиций, но постепенно эти традиции затухали, чтение и письмо обретали религиозный и чиновничий «документальный» характер… Как аналог для положения на Руси это, что называется, «не годится». На Русь Рюриковичей чтение и письмо пришли нераздельно от христианства, как неотъемлемая его частица… И еще — высокий уровень «бытовой грамотности» должен соответствовать достаточно высокому уровню развития «светской» литературы. Но подобная литература могла развиться лишь в особых условиях. Фактически эти условия создались лишь… вследствие реформ Петра I… Смущает и время нахождения «берестяных грамот» — 1951 год — «железный занавес». В 1946, например, году академик С. П. Обнорский пишет: «Положение о происхождении русского литературного языка на русской базе имеет большое методологическое значение в дальнейшем изучении русского языка. Стоя на ложном пути, усматривая истоки нашего литературного языка в церковнославянском пришлом языке, мы методологически неправильно в изучении русских памятников ставили односторонне вопрос о рамках русских элементов в свидетельствах того или иного памятника.» И т. д. И т. п. Находка «берестяных грамот», как выяснялось, «доказывала, что среди наших предков было немало грамотных людей не только среди светских вельмож и духовенства, но и в низших слоях общества.» То есть выплыл из небытия целый пласт «мирской письменной культуры», но… как бы совершенно не соотносящейся, например, с известными нам данными об «управленческих системах» в городах Руси Рюриковичей… Какого рода законодательные нормы фиксируют «берестяные грамоты»? Вопросы денежных и имущественных отношений на Руси Рюриковичей, вопросы брачного права — очень сложны, имеющийся материал — очень противоречив… Все вышесказанное вовсе не означает утверждения, будто «берестяные грамоты» — попросту говоря, «социально-политическая фальшивка»; нет, просто возможные ответы на поставленные вопросы многое должны прояснить в этой непростой проблеме грамотности на Руси Рюриковичей…
