Александр Говоров - Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года
И тогда некое вдохновение озарило лицо маркизы.
- А он и сейчас здесь у меня, - сказала она, постучав по скрыне.
- Кто - у тебя?
- Господин Девиер.
- Разве он тоже играет в карты?.
- Да нет, не там он, он здесь!
- Не могу понять.
- Чего же не понять - он заперт вот здесь в скрыне, на которой я сижу.
- На которой висячий замок?
- Да, да, ваша светлость, на которой висячий замок.
- Ты с ума сошла, Софья, чего бы ему у тебя под замком сидеть!
- Не верите? Давайте пари!
- Ну, если так, я ему голову тотчас снесу! Это он, я знаю, это он с Ванькой Бутурлиным подстроил мой арест! Давай живее, Софья, ключ!
- Зизанья, подай ключ!
- Сударыня, - пролепетала ефиопка, - вы же сами приказали ключ кинуть в колодец во дворе...
- А-а, кликотницы! - зарычал Меншиков. - Вы что из меня горохового шута строите? Подайте немедленно ключ! Или принесите из моей повозки саблю, я и без ключа открою!
Маркиза взяла его за руку, продолжая смеяться. Дала платочек, чтобы утереть пот с генерал-фельдмаршальского лба.
- Вот видите, ваша светлость, - сказала она рассудительно. - Вы смеетесь над глупыми картежными страстями, а сами, оказывается, еще более пустым страстям подвержены. Ну какой Девиер, конечно, полезет ко мне в сундук? Да и замок, гляньте, покрыт ржавчиной, ключ от него затерялся еще зимой...
- Тьфу ты! - рассмеялся светлейший. - Славная ты, Софья, шутница... Ну вот что, сейчас мне шутить недосуг, позови-ка Цыцурина, пусть отчитается в хозяйстве. Теперь мне будут нужны деньги, много денег!
8
Меншиков закурил длинный чубук, который принес ему ординарец из повозки, сел в кресло у окна. Расспрашивал маркизу про историю с философским камнем, приговаривал:
- Чудеса, ну чудеса! Имей я тот камень, я бы всех недругов своих яко тлю передавил!
Цыцурин явился с папкой под мышкой. Перво-наперво хотел встать на колени, но Меншиков на него прикрикнул, Цыцурин раскрыл папку, стал докладывать: с карточного стола доход полторы тысячи рублей, с питейного зала - девятьсот.
- Откупные за вино в казну сдаешь? - строго спросил светлейший.
- Никак нет, все в вашу долю кладу.
- То-то! - Меншиков, довольный, стал выколачивать чубук о подоконник. - Мне эти денежки более надобны, чем казне. Да и вообще казна - это я!
- Убыточек имеется... - доложил Цыцурин.
- Какой такой убыточек?
- Полицейским чинам и иным проверяющим после каждой их визитации то рублевку, то семишник... Сто семьдесят шесть рублей восемь алтын на круг набежало!
- Никаких визитаций! - вскипел светлейший. - Дармоеды! Пусть сами себя проверяют! А ежели бы правда Девиер сидел бы в этом дурацком сундуке, я б ему тотчас кочергой внушил, что в мои вольные дома его полициантам рыла не совать!
Маркиза положила ладонь на руку разбушевашегося князя, предложила:
- Не угодно ли, клавесинист Кика сыграет вашу любимую пиесу "Полет сильфиды"?
- Сильфиду как-нибудь потом. - Светлейший снял руку Софьи. - Мне пора ехать. Ты же, Цыцурин, ступай в зал, на кого ты там банк покинул?
- Банк вызвался держать князь Кантемир-старший.
- Ого! - развеселился Меншиков. - У нас сколь угодно мошенников, которые так и лезут в князья. А тут первый случай князя, которому не терпится в мошенники! Иди!
Он не удержался от соблазна, присел к столу, развязал кису, врученную ему Цыцуриным. Звонкие европейские гульдены и ефимки с удовольствием взвешивал на ладони. Русскую же неполноценную монету, где в серебро подмешаны и олово и медь, отодвигал к сторонке. А сам продолжал говорить:
- Соскучился я о доме, Софьюшка, о семье... Сын такой балбес подрастает, только бы ногами в менуэтах вертеть. Разве мы такими, Софьюшка, росли? Жених моей Машеньки, польский пан Сапега, даром что красавец, так и косит на новых царицыных родственниц, что ему Меншикова дочь, в царскую семью захотел! Ах, подлецы, ах, мерзавцы!
- Тут он снова вспомнил своих недоброжелателей и стукнул кулаком по столику так, что монеты посыпались на пол.
- Я им всем покажу! Вот нарочно с Долгорукими в дружбу великую вступлю, пусть я тридцать лет с ними враждовал! А сии лизоблюды, притаились небось во дворце, как мыши, ждут, как я расправлюсь теперь с ними... А та венценосная дура, указ дура подписала, ой-ой-ой! Тяну лямку за всех за них - и армия, и флот, и финансы, все на мне, ровно я царь. А царского титула не имею!
Маркиза хлопнула в ладоши, и Зизанья вновь подала подносик - по русскому обычаю посошок. Меншиков рассмеялся, расправил шитые золотом обшлага кафтана. Опрокинул чарочку, а от осетринки пришел в восторг: ай да рыба, божья рыба, в каких только морях-океанах водится сия рыба!
Накидывая на себя епанчу, еще раз погрозил в окно:
- Погоди, мать-Россиюшка, мы еще повоюем!
9
Завизжали петли, и крышка скрыни отворилась. Замок, оказывается, был только для виду, в одном кольце висел. Некоторое время в горнице царили тишина и неподвижность, потом из скрыни возник "Господин матрос", бровастое лицо его было сливовым от гнева, дуло пистолета чернело в судорожно сжатой руке.
- Опустите пистоле г,--лениво сказала маркиза. - Что вы все пугаете женщину, словно на абордаж идете? Кроме того, пока вы лежали в скрыне, у вас порох ссыпался с полки. Получится осечка, обидная для такого стрелка, как вы.
- Вы играете с огнем, - прохрипел Девиер. - Держать меня в сундуке, угрожать любовником, кто бы он ни был!
- Позвольте, вы говорите напраслину. Я действительно два раза была замужем, но любовников у меня не было и не будет, даже из среды столь куриозных господ матросов...
Она раскинула карты, как это делаю) гадалки. Девиер из-за ее плеча видел, что некий король вокруг вальяжной дамы расставляет своих тузов и валетов, будто готовя их кинуться, хватать, терзать. Но другой король пиковый, военный, властительный муж, на языке гадалок, господствует над всеми, и не смеют те тузы и валеты ни хватать, ни кидаться. И выпадают в итоге все те же карты - шестерка бубен и шестерка треф.
- Видите? - указала маркиза.- Пустые хлопоты! Девиер стоял, скрестив руки, и впервые в его флибустьерской голове ворочалось смятенье. Надо было просто повернуться и уйти. По и как просто уйти от этой женщины, от монстра красоты?
- Послушайте, сударь! - Маркиза встала напротив Девиера. - Клянусь вам, все это произошло непредвиденно. Вам самому было угодно рекомендоваться господином матросом, а к генералу-полицеймейстеру мы бы отнеслись, конечно, по-иному. Кроме скрыни, девать вас было совершенно некуда. Я сама перепугалась сначала, думаю, ведь он услышит все, что станет говорить светлейший. А потом думаю - пусть... Пусть услышит!
И как ребенок, который выпрашивает сласти, она смотрела на него снизу вверх.
- Ну вы же разумный человек,.. Ну не сердитесь!
И тогда генерал-полицеймейстер, гроза ночного Санктпетербурга, резко повернулся и вышел, отбросив портьеру. Слышно было, как на крыльце его приветствовал гайдук:
Счастливо повеселились, господин матрос!
Но чаемой полушки в ладонь Весельчак так и не получил .
Потом послышался шорох в кустах на совсем уже темной улице. Это снимались со своих постов и уходили клевреты Девиера. Зизанья принесла свечи и ушла. Маркиза села перед зеркальцем.
Вдруг она почувствовала спиной, что в горнице еще кто-то есть.
Повернулась и увидела, что вновь светлейший. Громадный, головой под потолок, он прислушивался к тому, что делалось в доме.
- Ваша светлость! - вскочила маркиза, готовая ко всему.
- Отвори все-таки свою скрыню, попросил светлейший.
Маркиза безропотно откинула фальшивый замок. подняла тяжелую крышку. Меншиков молча смотрел в пропахшее рухлядью чрево сундука.
- Но кто же все-таки у тебя был... Кто был, сознавайся!
- Генерал-полицеймейстер господин Девиер, - честно ответила маркиза.
- Ох. Софья! - схватился Меншиков за виски. - Погубишь ты когда-нибудь свою забубенную голову!
Маркиза позвала Зизанью и стала предлагать светлейшему закусить, отдохнуть, развлечься. Но он отказался.
- Вот что. Ты не подумай взаправду, будто я возвратился, чтобы отлавливать твоих ухажеров. У меня есть важнейшее дело, забыл тебе тогда сказать.
Он огляделся, чтобы удостовериться, что их никто не слышит. Ефиопка была не в счет.
- Послушай, Софья... У тебя, кажется, есть кладовка или чулан с решеткой. Покойный государь строил этот дом любимцу токарю как образцовый, а во всех таких домах предусматривался карцер для слуг.
Маркиза подтвердила, что таковой чулан у нее имеется и дверь там обита железом. И время от времени она туда сажает из слуг, кто хватит лишку.
- Вот, вот! - обрадовался Меншиков. - Везу я с собой одного человека, пусть у тебя побудет под крепким затвором.
Маркиза последовала за ним вниз и видела, как княжеские кучера пронесли кого-то, обвязанного веревками, словно куль.
- Завтра я его заберу, - обещал Меншиков. - А ключ, не прогневайся, я тебе не оставлю. И вот что: ты философский тот камень никому не отдавай, слышишь?
