Николай Непомнящий - Русская Индия
К 1811 году Ранджит-Сингх завершил объединение Пенджаба, создав сильное централизованное государство с современным шестидесятитысячным войском, просуществовавшее до английской аннексии в 1849 году. Вот с этим свободным и сильным государством прежде всего и можно было бы установить полезный и взаимовыгодный торговый контакт.
В начале XIX века отправным пунктом для торговых караванов, следовавших в Восточный Туркестан и далее в Северную Индию, стал Семипалатинск — город, лежащий на Иртышской (Сибирской) пограничной линии. Он был основан в 1718 году как крепость, название свое получил от построенных в новом форте семи зданий, или палат.
Среди имен купцов, совершавших через Семипалатинск крупные торговые операции со странами Западного Китая и Северной Индии в начале XIX века, история сохранила, например, имена С. Мадатова, А. Поленко, М. Рафаилова, 3. Шаргилова.
Дальние экспедиции на Восток, в Северную Индию в частности, в то время были опасны как в силу географических условий — трудностей пути, так и в силу частых грабежей на степных и горных дорогах. И хотя такие экспедиции для купцов были очень заманчивы, сулили им большие прибыли в случае успеха, но совершались они очень редко — несколько раз в несколько лет. Гораздо чаще отправлялись купцы в ближайшие города Синьцзяна.
С 1804 года иностранные купцы стали завозить в Семипалатинск кашемировые шали — товар, бывший тогда в большой моде, изящный, прибыльный. Мода на шали пришла в Европу в конце XVIII века, после египетских походов Наполеона. Шали во Франции, а затем и в других европейских странах стали непременной частью женского аристократического костюма. Скоро мода на шали пришла и в Россию, где они стали пользоваться большим спросом. Узорчатые, тканные из пуха тибетских коз платки и шали стоили огромные деньги — от 1 тыс. до 15 тыс. рублей за штуку.
Особенно заманчивой для купцов была именно торговля шалями, и ради доходов, какие она сулила, они пренебрегали опасностями.
Женщина в кашемировой шали. XIX в.В 1807 году из Кашмира приехал с тюками шалей Мехти Рафаилов, приказчик крупного купца Семена Мадатова. Оба они, а также еще два приказчика — Е. Артемов и 3. Шаргилов — сами повезли товар в Петербург.
Надо думать, что удовлетворение от успешной торговли имели не только купцы. За развитием этой торговли внимательно следило и российское правительство, заинтересованное, как уже отмечалось, в установлении и постоянном развитии прямых торговых связей с государствами Центральной Азии. Кашмирскими шалями М. Рафаилова сразу же заинтересовались в МИДе.
В Петербурге купцам было поручено министром иностранных дел Н. П. Румянцевым снова отправиться с товарами в Западный Китай и Северную Индию. За его подписью им был вручен 21 февраля 1808 года указ о свободном пропуске туда и обратно и денежное «вспоможение». Тогда же, в феврале, купцы покинули столицу. 4 августа 1808 года они с новыми товарами выехали из Семипалатинска, о чем имеется отметка в выданном им и сохранившемся до нас паспорте.
За три года они побывали в Кульдже, Аксу, Кашгаре, Яркенде и Кашмире и возвратились в Семипалатинск в начале марта 1811 года. 11 марта командующий войсками Сибирской линии Григорий Иванович Глазенап отправил «Его сиятельству господину канцлеру графу Николаю Петровичу Румянцеву» свою «Записку», составленную со слов одного из путешественников — Мехти Рафаилова. «Отправленны Вашим сиятельством в прошлом 1808 году чрез крепость Семипалатинскую в китайские пределы грузинской дворянин Семен Мадатов, кобульской житель из еврей Махти Рафулла, в числе четырех человек. Дворянин Мадатов по своим делам остановился в Семипалатинске, а еврей Махти Рафулла препровожден с караваном нашим до китайского города Кулжи, — писал Г. И. Глазенап, — отколе пустился по границе китайской к достижению Кашемира. Махти Рафулла исполнил свое предприятие, был в Кашмире довольное время, испытав ход тамошней торговли, и ноне возвратился в пределы наши к Семипалатинской крепости. Я, осведомясь о сем, вытребовал его ко мне в Омск, дабы получить от него сведения о тех отдаленных китайских городах и владениях, в коих он успел быть во время своего путешествия, с тем намерением, чтобы с точностию воспользоваться такими известиями на распространение в Сибирском крае торговли послужащее… Еврей сколько был в силах удовлетворил требованное от него, и с его показаний составлена записка, кою я за долг вменил себе представить к усмотрению Вашего сиятельства. Рассмотрел я также товары, приобретенные им в Кашмире. Они состоят из одних шалей тамошней выработки, но превосходного достоинства, все эти вещи повез он с собою, таможнею запечатанные в тюки, до Санку Петербурга, ноне по приказанию моему должен явиться Вашему сиятельству».
Мехти Рафаилов — купец, побывавший в Кашмире прежде всего по своим торговым делам, но доставивший российскому правительству важные сведения о тех странах, где побывал. Что известно о нем? Сам он сообщает о себе в одном из документов, что в Россию приехал в первый раз в 1802 году. Сведений о нем, относящихся ко времени до его появления в России, практически нет. В архивных делах говорится только, что он — «кабульский житель» или «кабульский еврей». Кое-что, хотя тоже немного, нам рассказывает Уильям Муркрофт, англичанин, офицер и разведчик Ост-Индской компании, много ездивший по Востоку и находившийся в конце первого — начале второго десятилетия прошлого века в Северной Индии. Он был знаком с приказчиками М. Рафаилова и, вероятно, знал и его самого. Согласно У. Муркрофту, Рафаилов — выходец из Персии, его мать была когда-то рабыней, а отец — купец. Родители рано умерли, и мальчика воспитали товарищи отца. Он начал работать слугой, был разносчиком, приказчиком, сам стал торговать и именно как купец попал в Россию, где поменял религию, крестившись в православной церкви.
У. Муркрофт отмечал, что Мехти Рафаилову были свойственны ум и хитрость, благодаря которым он смог выдвинуться и занять в купеческой среде видное место. Он был компетентен, по словам английского офицера, в политике, географии, знал многие восточные языки, что тоже способствовало его успеху. У. Муркрофт упоминает кашмирский и пенджабский языки. А сам М. Рафаилов пишет об этом в одной из своих записок следующее: «И не к похвале моей осмеливаюсь донести, что при малом богатстве языка российского имею я основательные познания в языках турецком, персидском, индейском и татарском, с помощью коих надеюсь и обязуюсь оказать усердные услуги мои России небесполезны».
Мехти Рафаилов, «сколько был в силах, удовлетворил требованное от него», — писал Г. И. Глазенап. Записка, составленная с его слов, обстоятельная, содержит подробное описание путешествия, географические и этнографические данные о народах и странах, сведения о занятиях населения, торговле, государственном управлении, организации войск, отношениях с соседними странами и т. п.
Подобные документы о «современном» состоянии интересующих стран правительство получало не так часто. На данный момент представленная М. Рафаиловым записка была единственной. Автор заслуживал награды.
27 июля 1811 года Рафаилов обратился к Н. П. Румянцеву с просьбой об исходатайствовании у императора «медали для ношения на шее… за описание об открытом мною ближайшем пути к китайским границам».
26 ноября 1811 года «всемилостивейше пожалована кабульскому жителю Мехти Рафаилову золотая медаль с надписью "За полезное" на красной ленте для ношения на шее».
В марте 1812 года Рафаилов обратился к министру с новой просьбой — исходатайствовать для него классный чин, «в коем, — как он писал, — могу я с большею удобностию и пользою посвятить себя деятельнейшим мерам в предприятиях, поспешествующих преимущественным выгодам нового отечества моего», а «не из бесполезного тщеславия».
Конечно, чин, хотя и небольшой, придавал вес, особенно вдали от столиц. И например, весьма убедительно звучат здесь слова такого крупного чиновника, как министр внутренних дел О. П. Козодавлев, сказанные им однажды в докладе царю несколько лет спустя (в 1819 году при случае, о котором упомянем ниже): «Доктор Сальватори не имеет никакого чина, а по России без чина ездить невозможно, пока еще большинство голосов остается на стороне необразованных и безграмотных…»
Мехти Рафаилов не имел, по его словам, бесполезного тщеславия, но, можно догадаться, не был вообще лишен этого чувства. Потому что, обращаясь с просьбой о чине, между прочим, замечает, что о нем в свое время даже в газете было «троекратно публиковано на российском и немецком языках». Публикации такие действительно имеются в газетах «Санкт-Петербургские ведомости» и «St. Petersburgische Zeitung». Относятся они к февралю 1808 года (то есть ко времени, когда он и другие купцы, мы помним, были отправлены министром иностранных дел с торговой миссией на Восток) и помещены в разделе «Отъезжающие» («Abreisende») на последней странице: «Семен Мадатов, грузинский дворянин, Мехтира Фулло, еврей, Захар Шаргилов, тифлисский житель, и Егор Артемов, тифлисский же житель, жил близь церкви Владимирской Богоматери, в Московской части в Шишовом доме», то есть это простое, самое обыкновенное извещение об отъезде из столицы, подобные помещались всегда и обо всех с деловыми целями. Но даже такие совсем скромные строки в столичной «прессе», можно догадаться, были очень приятны и запомнились надолго бывшему «кабульскому жителю», бывшему простому лоточнику, тем более что на той же странице подобное было напечатано о таких людях, как «Густав Корсар, кондитер, королевско-шведский подданный», «Роберт Буек, сафьянный мастер, великобританский подданный», «Иоганн-Фридрих Кисель, седельник, франкфуртский уроженец, с женою своею Анной-Маргаритою» и «Осип Треска, французский купец»…