Валентина Григорян - Царские судьбы
После свадебного обряда, совершенного, как положено, в церкви, процессия на санях, запряженных козами и свиньями, прошла перед царским дворцом по главным улицам Петербурга и остановилась в манеже Бирона, где был приготовлен роскошный обед. С наступлением ночи кортеж двинулся к Ледяному дому. Новобрачные под залпы салюта, произведенного из шести ледяных пушек, стоявших перед домом, были отведены в спальню, где их и заперли. Свадебный поезд был распущен, к дому приставлены часовые, чтобы помешать молодым покинуть дом до рассвета. Молодожены остались одни. На что они ни садились, к чему ни прикасались — везде был лед, отовсюду шел холод.
Сначала князь Голицын и его молодая супруга пытались согреться — бегали взад и вперед, прыгали, танцевали, стучали в дверь, умоляя стражу выпустить их. В отчаянии старались разбить стену — но ледяной склеп был тверд.
Наконец, обессиленные, они сели на постель, глаза слипались, смерть подступала к их замерзавшим телам. Как только начало светать, караульные открыли дверь и увидели новобрачных в предсмертном сне. Вернуть к жизни их удалось только с помощью лекаря.
Но князь Голицын и его супруга пережили это испытание. После смерти императрицы Анны они получили разрешение уехать за границу, где калмычка вскоре умерла, оставив своему родовитому мужу двух сыновей.
Таковы были нравы при дворе императрицы Анны Иоанновны. Из-под западного лоска проглядывали черты необразованности, грубости и дикости. В то время в Петербурге ходил следующий анекдот: «Француз, немец и русский пили вместе вино, и в их стаканы попали мухи. Француз, заметив это, с отвращением вылил вино, немец вынул муху пальцами, сделал брезгливую гримасу, но содержимое стакана выпил, а русский, не дрогнув ни одним мускулом, выпил вино вместе с мухой, чтобы ничего не пропало…»
Царствование Анны Иоанновны Романовой подходило к концу. Близкую смерть императрице предсказал по звездам ее личный астролог, упомянутый уже профессор Крафт. В последние годы жизни государыня, любившая гаданье — особенно после того, как некто Бухнер в Курляндии верно напророчил ей престол, — увлеклась гороскопами. Мрачная, с тучным корпусом и больными ногами, ссутулившаяся и не столь статная, Анна Иоанновна медленно передвигалась по своим роскошным дворцовым покоям, редко их покидая. Из-за постоянного недомогания и предчувствия смертного часа она основательно запустила государственные дела. Ее любимец Бирон уже готовил себе место правителя.
Еще во время болезни императрицы возник вопрос: кто будет править государством до совершеннолетия младенца — императора, назначенного ею себе в преемники [3]. Наиболее влиятельные при дворе лица — Остерман, Миних указали на Бирона. Государыня не сразу согласилась с мнением своих подданных, опасаясь оскорбить таким назначением национальное чувство русских, негативно настроенных в отношении Бирона и вообще немцев. Но за день до смерти она все же подписала указ о назначении его регентом, шепнув при этом своему другу: «Я подписала твою погибель».
И вот десятилетнее царствование племянницы Петра Великого завершилось. Поздней осенью 1740 года императрица Анна Иоанновна в тяжких страданиях умерла от болезни почек. Прожила она сорок семь лет, ровно столько же, сколько и ее прадед — первый Романов, Михаил Федорович.
О правлении этой императрицы много разных мнений: одни считают, что ее царствование — одна из самых мрачных страниц российской истории, другие же, наоборот, полагают, что, несмотря на ограниченный ум и отсутствие образования, она обладала «ясностью взгляда и верностью суждений», как писали некоторые современники. В Анне Иоанновне отсутствовало честолюбие, она не любила лесть, очень заботилась о порядке и о том, чтобы не сделать что-нибудь поспешно, не посоветовавшись со знающими людьми. А рядом с ней были грамотные и умудренные опытом соправители, хотя и иностранного происхождения, умные и даровитые соратники ее великого дяди. Они-то понимали, что без строгого порядка и просвещения Россия не сможет приблизиться к западной цивилизации.
Иоанн Антонович
мерть Анны Иоанновны, восьмой государыни Романовой, не вызвала дебатов о престолонаследии. Этот вопрос был решен значительно раньше, еще в 1731 году, когда согласно волеизъявлению императрицы наследником российского престола был назначен будущий сын ее единственной племянницы, дочери старшей сестры, супруги герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда. В то время племяннице было всего тринадцать лет, и замужем, естественно, она не была. Звали девочку Елизавета Екатерина. Через два года после издания манифеста о престолонаследии немецкая принцесса приняла православие и имя Анна, в честь своей тетки-императрицы. В историю она вошла под именем Анны Леопольдовны. В двадцать лет будущая мать престолонаследника стала женой принца Антона Ульриха Брауншвейгского, который был старше ее на пять лет.
Тесные отношения с Брауншвейгским домом, который делился в то время на четыре ветви: Бевернскую, Бланкенбургскую, Вольфенбюттельскую и Люнебургскую, — начались с брака царевича Алексея с принцессой Шарлоттой Вольфенбюттельской. Мать Антона Ульриха, Антуанетта Амалия, приходилась ей родной сестрой. Таким образом, супруг Анны Леопольдовны был двоюродным братом Петра II — седьмого государя Романова. Семья Брауншвейгская постоянно нуждалась в материальной поддержке и получала пособия от царствующих особ России. Чтобы найти жениха для племянницы российской императрицы, шталмейстеру ее Величества Карлу Левенвольде было поручено объезжать германские дворы и вести переговоры о возможном заключении брака. Он и предложил кандидатуру принца Брауншвейг-Вольфенбюттельского, племянника супруги австрийского императора Карла VI.
В Антоне Ульрихе не было ничего привлекательного — ни ума, ни красоты, разве что доброе сердце. Он прибыл в Петербург, был представлен российской императрице и сначала ей не понравился. «Ум отсутствует, энергии никакой», — было ее первое впечатление. «Так это именно то, что требуется», — подсказали государыне окружавшие ее трон немцы. И Анна Иоанновна, согласившись с советниками, объявила принца Брауншвейгского женихом своей племянницы, оставила жить при русском дворе и приняла на службу. А невеста ударилась в слезы: пятнадцатилетняя девушка была влюблена в красивого графа Карла Морица Линара, саксонского посланника, который был намного старше нее, и ни о ком другом и думать не хотела. Однако ослушаться царствующую тетку она не могла и вынуждена была согласиться на этот брак. Графа Линара под благовидным предлогом отослали в Германию. Уволили с должности и отправили на родину и гувернантку принцессы фрау Адеркас, уроженку Пруссии, обвинив ее в том, что она являлась посредницей в передаче писем молодой девушки графу.
Пять лет принц оставался при петербургском дворе в ожидании совершеннолетия невесты. За это время он не приобрел ни уважения светской знати, ни внимания со стороны своей суженой. «Ну какой же он мужчина? Чуть только на него прикрикнуть, он тут же робеет и начинает заикаться, словно заранее признает себя в чем-то виноватым. А внешне он мне просто противен…» — так заявляла племянница императрицы своей подруге Юлиане Менгден, единственному человеку, которому она могла доверить все свои тайны.
Полюбить принца Антона было действительно трудновато: худ, белобрыс, небольшого роста, да еще застенчив и неуклюж. Однако в июле 1739 года после долгих проволочек Анну обвенчали с человеком, который совершенно не пользовался ее расположением. Несмотря на свою природную доброту, она была нелюбезна с ним, но воле своей тетки противиться не могла.
О свадьбе принцессы возвестили пушечные выстрелы, прозвучавшие ранним утром со стен Петропавловской крепости. В сторону Казанского собора, где должно было состояться венчание, повалили толпы народа: люди спешили занять удобные места на улицах, по которым должна была пройти свадебная процессия. По обеим сторонам дороги выстроились гвардейцы и роты музыкантов. В день бракосочетания при дворе состоялся бал, окончившийся около полуночи. После бала императрица отвела молодую в ее комнату и приказала переодеть. С нее сняли тяжелый и пышный свадебный наряд и надели капот из белого атласа, украшенный великолепными брюссельскими кружевами. После этого государыня велела пригласить принца Антона, который не замедлил предстать перед своей молодой женой. Одет он был в домашнее платье, лицо сияло от подобострастия. Императрица поцеловала свою племянницу и ее супруга и, пожелав им счастья, гордо удалилась.
На следующий день придворные перешептывались между собой, что счастье в эту ночь «не состоялось» и что новобрачная всю ночь после свадьбы провела одна в Летнем саду, не желая разделить ложе с нелюбимым мужем. Можно представить себе ярость императрицы, которой, конечно, тут же донесли о случившемся. Рассказывали, что она, призвав к себе Анну, теперь уже принцессу Брауншвейгскую, била ее по щекам, внушая, что уклоняться от выполнения супружеских обязанностей жена не смеет. Упрямство племянницы было сломлено…
