М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой
В 1771 г. в результате десантных вылазок: в августе в заливе Макри у Ливисы были сожжены турецкие провиантские склады, а на о. Негропонт (Эвбея) смогли захватить склады с пшеницей и переправить добычу на свою базу в Аузе; в сентябре десант под командой С.К. Грейга захватил несколько складов с мукой и пшеницей у порта Кавала и десант П. Алексиано взял крепость Кефалос на о. Станчио (Кос); в ноябре развернулись десантные операции на о. Митилина (Лесбос), завершившиеся гибелью фрегата «Санторин» и пленением 28 человек вместе с капитаном И.Т. Овцыным.
В 1772 г. летом военных действий не велось в связи с перемирием, а осенью С.К. Грейг безуспешно попытался взять крепость на о. Хиос. В 1773 г. самыми значительными событиями стали взятие (второе) Бейрута 29 сентября (10 октября) 1773 г. М.Г. Кожуховым и И. Войновичем (см. подробнее гл.8), а также неудачные десантные операции эскадры А.В.Елманова – нападение на крепость Будрум (30-31 июля) и кровопролитная высадка на о. Станчио (6-7 августа)[480].
Кажется, что Чесменская победа, обеспечив безусловное преобладание российского флота в Восточном Средиземноморье от Дарданелл до Египта, так и не смогла переломить положение с сухопутными десантными операциями, которые оставались рискованными и часто малоуспешными. Однако следует учитывать, что пополнения, присылаемого в Архипелаг из России, всегда было недостаточно и сухопутные операции выполнялись весьма скромными силами – русских солдат, по подсчетам Г.А. Гребенщиковой, на берег при Будруме высадилось 432 человека, а при Станчио 550!
Основную массу сухопутных десантных сил Архипелагской экспедиции составляли нерегулярные части, именуемые «албанскими». Уже осенью 1770 г. стало ясно, что с уходом из Морей идея сотрудничества с жителями Балкан и Архипелага в борьбе против турок не умерла. В затяжной осаде крепости Пелари на Лемносе принимали участие почти вдвое больше «славон и албан-цов», чем русских, и эти нерегулярные части проявили на этот раз героизм и организованность. В журнале инженер-поручика Г. Келхена, участвовавшего в осаде, описывается, как во время одного из штурмов «албанцы, склавонцы, романцы и греки, хто и покушались итить в брешь (пробитую в стене. – Авт.) с крайним напором, как уже имы то и начето было, но видя наших солдат без движения, будучи не в силах, отступили, кроме что из оных капитан Псаро, быв поблизости бреши с 70 греками и не успев отступить, принужден лежать всю пятое число (5 августа ст.ст. – Авт.) до самой ночи под стеною, и так во оную атаку из албанцов, шклавонцов, романцов и греков убито и ранено 30 человек»[481]. А С.П. Хметевский отмечал: «Славонцы в самое то время хотели ворваться в брешь, но по нещастию человек шесть изрубили, также и по зделанным нарочно лесницам крепость хотели штурмовать, но лесницы были коротки, и все оное предприятие не служило к нашей храбрости и благоразумию, и такая неудача принудила крепость оставить, и впредь подобно сему покушения не чинить, а уговаривать по прежнему каждую ночь, чтоб крепость отдать без кровопролития»[482].
После ухода с Лемноса адмирал Спиридов, оставленный в ноябре 1770 г. командовать всей Архипелагской экспедицией на время отсутствия А.Г. Орлова, предпринял меры по организации «албанского войска», учтя, вероятно, просчеты, допущенные в романтический период начала военных действий в Морее. Для пополнения сухопутных сил Архипелагской экспедиции в марте 1771 г. Г.А. Спиридов обнародовал призыв к «храбрым всегда в военных делах христианского закона» славянам, грекам, македонцам, албанцам и румелиотам, «которые сребро и злато за малое дело ставят, а предпочитают больше всего военную свою славу и вольность», вступать на российскую военную службу. Кроме «вольности во все будущее время», им были обещаны взятая добыча и плата деньгами «не на пьянство и не на картежную и костяную игру, блядовство и мотовство», но на обувь, одежду, провиант[483].
18 января 1771 г. Спиридов писал командиру Шлиссельбургского полка полковнику Е.Ф. Толю о том, какими бы он хотел видеть добровольцев: «чтобы люди были росту виднаго, плотные, чистые и здоровые и не старых лет да, ежели еще и холосты или вдовы, не имущия у себя детей, ибо таковыя охотно с нами и в Санкт-Петербурх могут ехать и у нас тамо навсегда остаться…». Далее Спиридов высказывал свое отношение к добровольцам из разных балканских этнических групп: «К солдатству способнее славоне [потому], что они наш, а мы их язык больше разумеем, да и народ к ружьи привычный и храбрый, греков, хотя такие видные, но мало к ружью привычных и не боязливых неприятелю, руменионы же, македонцы и албанцы не меньше к ружью привычны и храбрости имеют, как и славона, а, может быть, смелее и стрелки хорошие, но [не] так скоро по своевольству их, привычке к шалостям и по незнанию нашего языка к регулярству привыкнут, однако думаю, что по нынешнему всех их состоянию будут охотники и станут просить о принятии в службу в солдаты и егери»[484].
Местом сбора албанских и греческих добровольцев, которые на малых и средних судах стали ежедневно прибывать на Парос, была база российского флота в Аузе. Только за май 1771 г. «прибыло для принятия службы из Албании албанцев 825, из Морей албанцев 974, греков 261, из Романии романиотов 106, из Кандии греков 262, из разных островов греков 231, да со всеми, которые оставались теперь, албанцев и греков при флоте 2659 человек»[485], и в последующем приток добровольцев продолжался. 29 мая 1771 г. для них, как и за год до этого для двух «легионов» в Морее, были освящены 4 новых знамени, а 8 июля прибывший в Аузу А.Г.Орлов устроил смотр албанским и греческим волонтерам[486].
Таким образом с 1771 г. российское командование, учтя опыт Морей, сделало ставку не на «всех греков», а на тех добровольцев из населения Балкан и Архипелага, для кого военная служба стала профессией, заработком и времяпрепровождением. Смелость и выносливость, проявленные «албанцами» на этом этапе войны, способствовали тому, что у русских в отношении к добровольцам из греков и славян вернулись и уважение к их смелости, и сочувствие к их угнетенному положению. Например, участник экспедиции М. Коковцев, бранивший мирных «непросвещенных» жителей Архипелага, писал: «Во время пребывания российского флота в Архипелаге, ободряемы российским оружием, явили они (греки. – Авт.) знаки отличной храбрости; самые малыя их суда при нападении турецких галер лучше жглись, нежели соглашались отдаться в плен неприятелю. Нерегулярные войска, из них набранныя, яко то албанцы (потомки древних македонян), [с]фациоты (нагорные кандиоцкие жители [Сфакьи]), другие, при высаживании их на берег показывали всегда отличное мужество, их оживляющее. Ипсариоты, миконцы и прочие островяне вооружали небольшие суда, тартаны, полугалеры и соколевы называемыя, которыми при помощи Российского флота не токмо множество турецких купеческих кораблей пленили, но, выходя часто на берег, опустошали селения»[487]. О смелости добровольцев писали в своих мемуарах С.К. Грейг и С.П. Хметевский.
Вместе с тем, албанские отряды, пребывавшие под командой своих офицеров, таили угрозу неподчинения, а их «шалости» вызывали страх и многочисленные жалобы местных жителей, с которыми приходилось разбираться российскому командованию[488]. В периоды перемирий любое «своеволие» албанцев могло обернуться серьезными последствиями для хода мирных переговоров, а потому, например, в июле 1772 г. А.Г. Орлов предупреждал А.В. Елманова: «албанцы привыкшия к своеволию и грабежам не в виду и не в руках у русских командиров делывали некоторыя шалости, но то по военному состоянию кое-как проходило, а теперь бы с перемирием не претерпеть бы нежелаемые следствия»[489]. Примечательно, что в период перемирия 1772 г. многие албанские подразделения были распущены, но далеко не все. И в 1773, и в 1774 г. без албанских частей все так же не обходилась ни одна военная операция с высадкой на побережье. После же заключения мира с турками именно из «албанского войска» последовали первые и самые многочисленные прошения переехать с семьями в Россию.
Воины-албанцы, какими их увидел в 1776 г. граф Шуазель-Гуффье
И все-таки не всегда удачные операции Архипелагской экспедиции «на сухом пути» сыграли свою серьезную роль. Постоянные удары, наносимые десантными отрядами по различным точкам обширных прибрежных территорий Османской империи и ее островных владений с целью захвата или уничтожения турецких складов боеприпасов, снаряжения и продовольствия, разрушения арсеналов и верфей, наносили урон обороноспособности Порты, заставляли турецкое правительство содержать и укреплять свои гарнизоны, отвлекая вооруженные силы от участия в войне на суше с армией Румянцева, подталкивая к выгодному для России мирному трактату. Участие же в сухопутных операциях добровольцев – албанцев, македонцев, греков, славян, румелиотов и др., которых чаще огульно именовали «албанцами», – обеспечило не только саму возможность большинства этих операций, но и создавало традицию реального взаимодействия, пришедшего на смену романтизированному «единению».
