Леон Арбатский - Последняя тайна рейха. Выстрел в фюрербункере. Дело об исчезновении Гитлера
Двойник был отравлен или покончил с собой, приняв яд. При сжигании трупа под действием высокой температуры цианид, содержавшийся в его внутренних органах, разложился на составляющие и потому не был обнаружен токсикологической экспертизой.
Сразу после смерти двойника (до сожжения) зубы верхней челюсти были удалены, а на их место установлен мост. Закреплять его не стали, так как он по кривизне не соответствовал изгибу челюсти (ибо предназначался для другого человека). Кроме того, не было времени на эту длительную операцию. При захоронении обгоревших трупов в «яму Чуракова» был подброшен осколок теменной и височной кости с выходным отверстием пули. Соответствующая часть черепа двойника была отколота ударом лопаты либо заступа. Цель этих действий — инсценировать «офицерскую смерть» фюрера. При этом забывают извлечь изо рта покойника осколки ампулы. Сад рейхсканцелярии подвергался сильнейшему артобстрелу, и исполнитель этой акции спешил как можно скорее унести оттуда ноги.
Что касается Евы Браун, то в отношении нее версию X. Томаса можно признать правдоподобной в той ее части, где речь идет о подмене трупа супруги фюрера (которая, очевидно, тоже бежала в последний момент) мертвым телом неизвестной женщины — случайной жертвы артобстрела, подобранной на прилегающей улице.
Правдоподобной представляется и описанная X. Томасом стоматологическая операция: покойнице удалили несколько зубов и поставили на их место мост, не закрепив его изза недостатка времени. Как указано выше, это был еще один просчет режиссеров инсценировки. В отличие от X. Томаса мы полагаем, что эта операция была выполнена до сожжения, в подземелье рейхсканцелярии, а не в саду под интенсивным артобстрелом, но это уже детали.
Остается объяснить происхождение пятен крови в кабинете, спальне и по всему пути от кабинета до аварийного выхода.
Здесь можно предложить Читателю одно из многих возможных объяснений: за некоторое время до того, как состоялся вынос тел, в спальню вошел некто, кому была поручена важная, хотя и незаметная роль в инсценировке «офицерской смерти фюрера». Этот некто в ожидании момента, когда ему надлежало приступить к действиям, сидел на кровати, держа на коленях сосуд с красной жидкостью — то ли некоей субстанцией, имитирующей кровь, то ли настоящей кровью группы А2 — это не существенно. Ожидание затянулось. Некто извлек из кармана бутылку трофейного виски и осушил ее, а пустую бутылку зашвырнул под кровать, где она и была потом обнаружена. (Хозяин кровати, как известно, был трезвенником.) Наконец дверь в спальню приоткрывается, в нее заглядывает Линге и делает знак рукой. Некто с усилием открывает притертую пробку на сосуде и поднимается на ноги. При этом его качает — бутылка виски дает себя знать. Немного красной жидкости выплескивается на кровать. В дверях он спотыкается о порог — и на пороге остается красная лужица, в кабинете некто рисует кисточкой красное пятно на виске покойника, сидящего на диване, — до чего же он похож на фюрера! — и проливает немного «крови» на ручку дивана и на пол — в строгом соответствии с инструкциями. После чего скрывается в спальне. Теперь, если какой-нибудь случайный свидетель войдет в кабинет, он увидит именно то, что должен увидеть.
После того как «самоубийц» вынесли из бункера через запасной выход и коридор с лестницей опустели, «специалист по пролитию крови» выходит из спальни и окропляет красными каплями весь маршрут следования погребальной процессии от кабинета до тамбура выхода в сад. Эта история выглядит ничуть не более фантастической, чем версия происхождения кровавых пятен в спальне, предложенная X. Томасом. Если даже допустить, что в опустевшем фюрербункере никто не заметил фрау Гитлер, которая в полуобморочном состоянии плелась по коридору, а затем преодолела четыре пролета лестницы, то в саду ее непременно должны были заметить: кроме любопытного Менгесхаузена, за садом наблюдали еще двое часовых, один из которых стоит на наблюдательной вышке, расположенной неподалеку от аварийного выхода.
Подводя итоги, можно сказать, что ни одна из версий не объясняет достаточно удовлетворительно все известные факты, везде имеются натяжки. Так что читателю предоставляется возможность проявить свои дедуктивные способности и активизировать серые клеточки головного мозга.
Однако вывод о том, что Гитлеру удалось бежать, представляется почти доказанным, и обещанный читателю червь сомнения вырос до размеров приличной анаконды.
Глава 30. Итого.
Как справедливо указал один американский проповедник, основной недостаток фактов в том, что их слишком много и все они разные.
Действительно, мы располагаем рядом свидетельских показаний, значительная часть которых противоречит всем остальным. Ситуация напоминает сюжет одного из фильмов Куросавы «Расёмон»: очевидцы рассказывают об одном и том же событии, причем каждая версия опровергает все предыдущие.
Свидетельские показания вовсе не должны совпадать на 100%. Абсолютное единогласие очевидцев настораживает: оно может оказаться следствием сговора, либо может случиться, что сами свидетели ничего не знают, а говорят с чужих слов, пользуясь одним и тем же источником.
Расхождения в показаниях, если они истинны, должны быть ограничены некоторыми разумными пределами.
Приходится учитывать и такую человеческую слабость, как желание поставить себя в центр событий или продемонстрировать свою осведомленность (в нашем случае это характерно для Кемпки, Аксмана, Юнге).
С другой стороны, рассматривая показания, относящиеся к 1945—1946 годам, необходимо принимать во внимание стремление многих участников событий дистанцироваться от Гитлера и его соратников, чтобы избежать ответственности (как моральной, так и уголовной) за нацистские преступления.
Но даже с учетом всех этих обстоятельств, противоречия в показаниях по принципиальным моментам, с которыми нам пришлось столкнуться в данном случае, никак нельзя объяснить субъективными причинами и «естественным разбросом».
Следует либо признать, что часть свидетелей, входящих в ближайшее окружение Гитлера и являющихся непосредственными участниками событий («посвященные»), лжет, предварительно сговорившись, но не успев согласовать детали; либо прийти к выводу, что «случайные» свидетели (Кунц, Кернау, Бауэр) ошиблись. Но вот что странно: они видели Гитлера и Еву Браун в последний раз в разное время, но после их «смерти», последовавшей 30 апреля в 15.30!
Огромное значение имеет тот факт, что оба ключевых свидетеля, на показаниях которых держится версия СМЕРШа об идентичности обнаруженных останков, после возвращения из России в Германию отказались от своих показаний: зубной техник Эхтман — полностью, ассистентка-стоматолог Хойзерман — частично.
Для того чтобы вы, Читатель, наглядно представили себе складывающуюся в результате картину, показания свидетелей по основным вопросам сведены нами в табл. 3.
Прежде чем завершить допрос свидетелей, предоставим слово последнему из них — генералу артиллерии Вейдлингу, коменданту Берлина (см. гл. 18).
Напомним, что еще за неделю до самоубийства Гитлера Вейдлинг был скромным фронтовиком, носил звание генералмайора и командовал танковым корпусом. В фюрербункер он попал по недоразумению. Никогда раньше он не имел отношения к Гитлеру и его окружению, относился к ним критически. Короче говоря, это тот самый желанный объективный, не повязанный с гитлеровской мафией свидетель, которого так не хватало в данном расследовании.
К сожалению, ему мало что известно. Но зато исходящей от него информации можно доверять, а его оценки объективны. Из «собственноручных показаний» Гельмута Вейдлинга 4 января 1946 г. («дело Миф»): «…Находясь уже в плену, я слыхал, что труп Гитлера не был обнаружен. Это обстоятельство породило у меня сомнение, не является ли смерть Гитлера мнимой… Умер ли Гитлер, я не решаюсь утверждать, располагая только тем, что я видел и слышал (Вейдлинг был проинформирован о смерти Гитлера Кребсом в присутствии Бормана и Геббельса 30 апреля между 18.00 и 19.00. — Л. А.). Перебирая в памяти все разговоры Гитлера и моменты, связанные с его жизнью в последние дни, я задаюсь вопросом — что может говорить за то, что Гитлер еще жив? — и отвечаю себе: животный страх Гитлера перед смертью и нескрываемые заботы о своем «я»…
Деловитое поведение — без тени скорби — самых близких сотрудников Гитлера — Кребса, Бормана и Геббельса, когда они меня ставили в известность, что Гитлер умер.
Обязательство о сохранении в тайне смерти Гитлера, которое от меня потребовали. Это, конечно, могло быть сделано по военным соображениям, чтобы не вызвать беспокойства в рядах защитников Берлина. Но вполне возможно, что те, кто помогал бегству Гитлера, стремились выиграть время.
