Михаил Петров - Адмирал Ушаков
Ушаков принял решение сразу же. Личные обиды были отброшены в сторону. Русские не привыкли отворачиваться от союзников, когда те оказываются в беде. Он сообщил о том Нельсону письмом. "Поспешаю сим вас уведомить, - писал он ему, - что решился я отправиться в Мальту с большею частью моей эскадры, сколь скоро три батальона гренадеров под командою князя Волконского прибудут в Неаполь и вместе с ним находящиеся в Риме войска эскадры моей..."
Гренадеры князя Волконского, о которых упомянул Ушаков, были направлены в его распоряжение по повелению Павла I и должны были после освобождения Мальты составить русскую часть гарнизона морской крепости.
Пока князь Волконский со своими гренадерами добирался до Неаполя, Ушаков решил заняться проверкой состояния кораблей. То, что открылось в ходе проверки, сильно расстроило его. Многие суда, потрепанные последними штормами, оказались непригодными к боевому походу. Линейные корабли "Св. Павел", "Петр", "Захарий и Елисавета", "Мария Магдалина" имели неисправности еще и раньше, а после осенних штормов стали совсем плохими, течь в них усилилась. Все эти корабли, кроме "Св. Павла", не были килеваны уже четыре года. Верхняя обшивка оказалась настолько съеденной червями, что местами даже отпадала.
Для ремонта судов нужен был лес. Но разве его в Неаполе достанешь? Неаполитанцы даром ничего не давали, а денег в эскадре не было. Ушаков пустил в дело личные сбережения, но их оказалось мало.
Приготовления к походу на Мальту были закончены только к концу декабря. Гренадеры князя Волконского погрузились наконец на корабли. Можно было поднимать паруса, но тут подул сильный встречный ветер. Командам эскадры ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать перемены погоды.
- Не везет нам, - жаловался главнокомандующему вице-адмирал Карцов, то неполадки удерживали, а теперь этот противный ветер!..
Именно он, Карцов, должен был вести эскадру на Мальту. Сам же Ушаков имел намерение с кораблями, которые не удалось подлатать на месте, отбыть к Корфу, где для их ремонта имелись более благоприятные условия.
Ветер против парусов дул всю неделю, а когда он переменился, Ушаков вызвал к себе Карцова, чтобы проститься с ним и дать ему последние наставления. Но едва они начали беседу, как вошел адъютант с докладом о прибытии из Константинополя курьера со срочным пакетом от господина Томары.
- Где он, этот курьер? Пусть войдет, - разрешил Ушаков.
С русским посланником в Константинополе Ушаков переписывался довольно часто, и, принимая от курьера пакет, он ожидал найти в нем ответ на свои жалобы на плохое обеспечение эскадры денежным и прочими довольствиями. Но содержание пакета оказалось иным. Кроме письма самого господина Томары, он обнаружил в нем высочайший рескрипт, а также указ Государственной адмиралтейств-коллегии. Ушакову предписывалось отказаться от участия в военных действиях против Мальты и вернуться с эскадрой в черноморские порты.
- Неприятные вести? - спросил Карцов, наблюдая, как при чтении бумаг Ушаков менялся в лице.
- Скорее наоборот. Нам повелевают вернуться домой.
Ушаков посмотрел на курьера с таким выражением, словно надеялся получить от него устное добавление к тому, что уже было изложено в полученных бумагах. Курьер, однако, молчал. Еще совсем молодой, с отличиями капитана сухопутной армии, он выглядел сильно уставшим. По-видимому, длинная дорога досталась ему нелегко.
- Что у вас слышно нового? - спросил Ушаков.
Курьер отвечал, что знает не больше, чем, наверное, известно им самим.
- Что слышно от Суворова?
- Полагаю, что ему дано такое же высочайшее повеление. Есть слух, будто бы он уже уехал в Петербург и все войска наши возвращаются в Россию.
Ушаков отпустил курьера отдыхать. Когда тот ушел, Карцов спросил:
- Что теперь будем делать?
- Выполнять повеление, - пожал плечами Ушаков. - Дайте кораблям сигнал поднять паруса. Будем плыть к острову Корфу.
16
В письме, сопровождавшем высочайший рескрипт и указ Адмиралтейств-коллегии, посланник Томара советовал Ушакову не спешить с отплытием к родным берегам. Он предлагал провести зиму на Ионических островах и идти в обратный поход только с наступлением весны, когда море не так будет штормить. Собственно, у Ушакова другого выбора не было. Часть кораблей находилась в неисправном состоянии. Не оставишь же их в чужом краю! Чтобы подготовить суда в дальний путь, нужно было время.
На берег Корфу Ушаков сходил с подавленным настроением. Возможность скорого возвращения на родину не радовала его. У него было такое чувство, словно его в чем-то бессовестно обманули. Действуя с эскадрой в Средиземном море, он был уверен, что делает дело, очень нужное для России и ее союзников. И вот теперь к нему впервые вкрались сомнения... Неужели то, что он делал раньше, ради чего его матросы и солдаты проливали кровь, испытывали величайшие трудности и лишения, в глазах Петербурга потеряло прежнее значение?
Петербург не посвящал Ушакова в "карусель" внешней политики. В его положении можно было только догадываться, что в дружбе союзных государств возникли глубокие трещины. Трещины эти возникли еще до того, как Бонапарт из Египта вернулся во Францию и в результате переворота 18 брюмера стал военным диктатором, то бишь первым консулом. Переворот только ускорил назревание событий. Император Павел I, по всему, еще раньше разочаровался в своих союзниках, которые нередко проводили по отношению к русским недостойную политику, смысл которой можно легко обнаружить в известной русской поговорке: загребать жар чужими руками. Императору было трудно простить союзникам их предательские действия, и он мог поддаться мстительному желанию крепко "насолить" им. Ушаков боялся, что Павел I со своим неуравновешенным характером может пойти на большее - сблизиться с этим хитрецом Бонапартом, превратить нынешних союзников России в ее врагов.
В Корфу Ушакову была подготовлена теплая роскошная квартира, но он не пожелал даже осмотреть ее. Будучи в городе, он посетил сенат республики, узнал, как там идут дела, высказал свои соображения относительно этих дел, после чего прошелся по главной улице и вернулся на свой корабль, поставленный на якорь почти у самого берега. С этого момента он почти не делал больших "вылазок", разве что ездил иногда в городскую православную церковь да плавал на лодке смотреть, как идет работа на судах, поставленных на ремонт. Командиров кораблей и портовых служб обычно принимал в адмиральской каюте, которая была для него и спальней, и столовой, и рабочим кабинетом. Иногда наведывались сюда для решения своих вопросов и представители местной власти.
Дел было много, и все же, занимаясь ими, Ушаков не мог не почувствовать общего спада интереса к эскадре. Поток писем, различного рода повелений резко уменьшился. Раньше от курьеров не было отбоя, а сейчас они почти не показывались. Даже обидно как-то стало...
Вскоре после Рождества из Петербурга пришли наконец награды отличившимся при освобождении Ионических островов. Подобные события обычно вызывают всеобщее ликование. Но в этот раз люди вели себя сдержанно, радости особой не выражали. Награды оказались более чем скромными, во всяком случае, они не соответствовали заслугам героев войны. К иностранцам русский император отнесся с большей щедростью. Заслуги кардинала Руффо того самого Руффо, который ничего не мог предпринять без помощи русских, разве что чинить расправу над "якобинцами", - Павел I счел возможным оценить даже выше заслуг самого Ушакова. Если знаменитый флотоводец удостоился только бриллиантовых знаков к ордену Александра Невского, то Руффо за свои "подвиги" получил, кроме ордена Александра Невского, еще звезду Андрея Первозванного - самую высшую награду Российской империи.
Высшие награды получил не один только Руффо. Не было отказа в орденах и другим иностранцам, за которыми по воле высших правительственных чиновников "обнаруживались" вдруг заслуги перед Россией. Зная слабость русского двора к пресмыкательству перед иностранцами, Нельсон пытался исходатайствовать у Павла I высшую награду и для... леди Гамильтон. Сделай он это месяцем раньше, и его любовница тоже стала бы кавалером русского ордена, как и кардинал Руффо. Но лорд чуточку опоздал. К моменту получения его ходатайственного письма русский император уже охладел к англичанам как союзникам, и леди Гамильтон осталась без ордена.
Несправедливо, обидно русским... Но что поделаешь? Надо было терпеть. В конце концов он, Ушаков, его офицеры, матросы и солдаты, обойденные царскими милостями, старались не ради орденов, они выполняли долг свой перед великой Россией.
В середине февраля на остров Корфу неожиданно прибыл английский морской офицер, доставивший Ушакову сразу четыре письма - от короля Обеих Сицилий Фердинанда, командующего английским флотом в Средиземном море адмирала Кейта, а также русских полномочных министров при королевском дворе: по внешнеполитическим делам графа Мусина-Пушкина-Брюса, военным Италинского. Офицер довольно сносно говорил по-русски.
