Антон Горский - Русское Средневековье
Очевидно, что в послании Сильвестра и «Казанской истории» события московско-ордынских отношений при Иване III (от вступления Ахмата на ордынский престол, происшедшего во второй половине 60-х годов XV века, до гибели Орды в 1502 году) не расчленены во времени, и освобождение от «ярма» связывается не с одним из них, а с их совокупностью.
Если же обратиться к источникам конца XV столетия, обнаруживаются известия, никак не согласующиеся с тезисом о «ликвидации ига» в 1480 году.
Польский хронист Ян Длугош, умерший в мае 1480 года (т. е. до событий на Угре — они происходили осенью), в своей «Истории» под 1479 год поместил (в связи с темой отношений Польши и Литвы с Москвой) весьма панегирическую характеристику великого князя московского Ивана III. Начинается она с утверждения, что Иван, «свергнув варварское иго,[71] освободился со всеми своими княжествами и землями, и иго рабства, которое на Московию в течение долгого времени… давило, сбросил». Итак, «стояния на Угре» еще не было, а в Польше уже существовало убеждение, что Иван III покончил с властью Орды…
В 1474 году Иван III провел переговоры с правителем Крымского ханства Менгли-Гиреем, враждовавшим с Ахматом. Был составлен проект договора о московско-крымском союзе. В нем не только нет намека на зависимость Москвы от Большой Орды, но Ахмат фигурирует как «волчий недруг» Ивана и Менгли-Гирея. При этом московская сторона не соглашалась прекратить обмен послами с Ахматом, но примечательно, с каким обоснованием: «Осподарю моему пословъ своих к Ахмату царю как не посылати? — должен был сказать Менгли-Гирею посол Ивана III Никита Беклемишев, — или его послом к моему государю как не ходити? Осподаря моего отчина с ним на одном поле, а кочюет подле отчину осподаря моего ежелет; ино тому не мощно быть, чтобы межи их послом не ходити». Обмен посольствами не может быть прекращен, поскольку волею судеб Ахмат — сосед великого князя московского, кочует и кочует себе рядом с его владениями; никакой ссылки на многолетнюю зависимость… Поскольку правящие круги Крымского ханства о факте этой зависимости не могли не знать, следует полагать, что московская сторона дала понять — она более не признает отношений такого рода с Большой Ордой.
Наконец, в Вологодско-Пермской летописи (созданной современниками событий) говорится, что в 1480 году Ахмат в ходе переговоров упрекал Ивана III в неуплате дани («выхода») девятый год. Это означает, что дань перестала выплачиваться в 1472 году. Здесь пора наконец вспомнить, что поход Ахмата 1480 года был вовсе не первым походом хана Большой Орды на Ивана III. До этого уже имели место два такого рода предприятия — в 1465 и как раз в 1472 году.
Ну и что тут такого, может спросить читатель. Ведь согласно традиционному представлению о русско-ордынских отношениях хищники-ханы только и думали о том, как сходить походом на Русь, поразорять и пограбить, устрашить население… Однако факты говорят о другом.
Походы на Москву, возглавляемые самим правящим ханом Орды («самим царем», по выражению русских источников), — явление не просто редкое — уникальное. До эпохи Ивана III был всего один такой поход — Тохтамыша в 1382 году.[72] Итак, один поход «самого царя» за 220 лет, прошедших между основанием Орды и вокняжением Ивана 111(1462 год), и три за 18 лет его правления! Вообще любые походы на Русь, санкционированные правителями Орды, были вызваны конкретными причинами — в первую очередь теми или иными нарушениями вассальных обязательств со стороны русских князей. Чисто грабительские набеги имели место, но исходили от ордынских группировок, не подчинявшихся центральной власти (в XV веке, после распада Орды, таких было немало). Для правителя же, власть которого признается и которому исправно платится дань, посылать войска на верного вассала — нонсенс. Что уж говорить о походе, возглавляемом самим ханом, — для этого требовались более чем веские основания.
Поэтому факт выступления в 1465 году на Москву хана Махмуда, старшего брата Ахмата (именно он тогда правил Большой Ордой), скорее всего, объясняется тем, что ранее, в 1463 году, Иван III присоединил к Москве без ханской санкции Ярославское княжество. Этот поход был сорван из-за нападения на Махмуда тогдашнего крымского хана Хаджи-Гирея (отца Менгли-Гирея). В последующие годы, когда к власти в Большой Орде пришел Ахмат, дань ей продолжала выплачиваться. Тем не менее в 1472 году Ахмат двинулся на Москву. В чем причины этого шага?
В конце 1460-х годов Казимир IV, король польский и великий князь литовский, стал претендовать на сюзеренитет над Новгородом Великим (традиционно признававшим своим верховным правителем великого князя владимирского, т. е. в XVвеке — фактически московского). В Новгороде было немало сторонников перехода под «руку» Литвы; они, в частности, кричали на вече: «Не хотим за великого князя московского, ни зватися вотчиною его; вольные есмя люди Велики Новгород, а московъскии князь велики многи обиды и неправду над нами чинит!» (запомним на всякий случай эти слова). В 1470–1471 годах Казимир добивался у Ахмата союза против Ивана III и признания своих прав на Новгород. Летом 1471 года в Краков прибыло посольство хана, по всей вероятности, с положительным ответом. Но было поздно: Иван III, о реакции хана на претензии короля не знавший, в июле 1471 года нанес поражение новгородцам на реке Шелони и вынудил их признать его власть. Воля хана оказалась, таким образом, пустым звуком. После этого Ахмат и решил наказать своевольного вассала.
29 июля хан с крупными силами подошел к городу Алексину на правом берегу Оки. Гарнизон Алексина оказал упорное сопротивление и задержал противника на два дня. Когда город был взят и сожжен, на левом берегу Оки появились московские войска. Попытка татар переправиться через реку была отбита. И в ночь на 1 августа Ахмат поспешно отступил. Это отступление летописцы 1470-х годов связывали с невиданным явлением — страхом «царя» перед русскими войсками: «и се и сам царь прииде на берег и видев многые полки великого князя, аки море колиблющися, доспеси же на них бяху чисты велми, яко сребро блистающи, и въоружены зело, и начат от брега отступати по малу в нощи тое, страх и трепет нападе на нь»; «и бе видети татаром велми страшно, такоже и самому царю, множество воа русского». Результат конфликта великокняжеские летописцы охарактеризовали как «победу» и «избавление» (замечу, что после «стояния на Угре» писали только об «избавлении»).
Именно после отражения похода 1472 года Иван III перестал выплачивать дань и начал переговоры с Крымом о союзе против Казимира и Ахмата. Это решение далось непросто — есть сведения о наличии в окружении великого князя лиц, выступавших за сохранение прежнего положения дел; сломать более чем двухвековую традицию признания хана Орды верховным владыкой Руси было трудно. Но для этого представился хороший повод — действия Ахмата выглядели как несправедливые, предпринятые при отсутствии какой-либо вины со стороны великого князя. Ведь поход Ивана III на Новгород московская сторона не могла рассматривать в качестве вины перед «царем», поскольку Новгородская земля издревле считалась «отчиной» великих князей, и Орда всегда это признавала. Вспомним теперь резоны, выдвигавшиеся в Новгороде в качестве оснований непризнания власти Ивана III: если носитель верховной власти чинит неправду и обиду, отношения с ним могут быть разорваны.
Однако, фактически прекратив отношения зависимости с Большой Ордой и заявляя об этом в контактах с третьими странами (Крымом и, судя по известию Длугоша, Польско-Литовским государством), московский князь стремился не делать резких движений в отношениях с самой Большой Ордой, рассчитывая оттянуть новое столкновение. В 1473–1475 годах продолжался обмен послами с Ахматом. Но в 1476 году, когда пошел уже пятый год неуплаты дани, посол хана приехал в Москву с требованием Ивану III явиться к нему в Орду (вызова великого князя к хану не случалось до этого почти сто лет, со времен Тохтамыша). Великий князь не поехал, и тогда конфликт стал неизбежным.
Памятуя о неудаче 1472 года, Ахмат не выступал во второй поход до 1480 года, пока не договорился о военном союзе с Литвой. Но в Москве о предстоящей отсрочке, естественно, не знали. И нашествие ожидалось уже летом следующего, 1477 года. Как раз к началу лета была завершена работа над великокняжеским летописным сводом. Ее возглавлял виднейший писатель той эпохи — Пахомий Серб, автор многих житий святых. В этом своде последовательно проводилась антиордынская позиция. Были опущены имевшиеся в более ранних летописях — его источниках — места, указывающие на зависимость Руси от Орды; в Повести о нашествии Тохтамыша были пропущены слова, мотивировавшие отъезд Дмитрия Донского из Москвы в Кострому нежеланием противостоять «самому царю»; появились уничижительные эпитеты по отношению к основателю Орды Батыю (чего ранее в литературе Северо-Восточной Руси не было), Тохтамышу (ранее также не встречаются) и к современному, ныне находящемуся у власти «царю» (что прежде также не допускалось) — Ахмату. Помимо этого, в свод 1477 года были включены две особые повести, рассказывающие об отражении нашествий могущественных восточных «царей».
