Николай Коняев - Романовы. Творцы великой смуты
Как мы уже говорили, первым делом патриарха Филарета было проведение переписи.
Объяснялось это заботой о людях Московского государства, многие из которых действительно потерпели разорение и нуждались в льготах, и еще многие терпели насилия и обиды от бояр и всяких чинов и нуждались в обороне, но, как и всегда в фискальных мероприятиях, благотворительность служила лишь прикрытием.
На самом деле перепись призвана была выявить тех, кто уклоняется от платежа податей.
Мероприятие само по себе разумное и необходимое, хотя, может быть, и не самое первоочередное.
Но тут уже сказался характер новых правителей страны.
Разухабистости и беззаконию русской смуты, заваренной по сути дела ими же самими, они могли противопоставить только железный орднунг. И опять-таки, все было бы ничего, если бы с помощью порядка Романовы восстанавливали лишь государственное управления.
Увы…
Любимый ими прусский орднунг они пытались внести в само сокровенное бытие Святой Руси…
Митрополит Макарий в своей «Истории Русской Церкви» справедливо отмечает, что вторым вопросом, на который патриарх Филарет обратил свое внимание, был вопрос «о невинных страдальцах за исправление церковных книг».
В нашем повествовании нет никакой нужды вникать во все тонкости этого дела и рассуждать, насколько правильными были исправления в церковных книгах, сделанные старцем Арсением и священником Иваном Наседкой…
Скажем о другом…
Все те исправления, которые намеревались вносить те или иные справщики, надобно было выносить на Соборное усмотрение и утверждать Собором, а не решать такие вопросы самостоятельно.
И то, что Филарет оправдал Арсения Глухого и Ивана Наседку, по сути дела узаконило келейный порядок исправления церковных книг.
Какой национальной катастрофой обернулось это уже в следующем царствии, мы еще будем говорить… Пока же скажем, что сделано это было Филаретом не из соображений гуманности, а из-за тяготения Романовых все к тому же немецкому порядку.
Но если и было что-то, что не поддавалось жесткому зарегулированию, то это православие Святой Руси. Ни на миллиметр не отступая от догматики, в обрядовости православная жизнь на Руси приобрела немалое своеобразие, чрезвычайно раздражала этим приезжающих за милостыней иерархов восточных Церквей…
Повторим, что мы не обвиняем Филарета в том преступлении, которое было совершено его внуком, царем Алексеем Михайловичем. Он только начал насаждение орднунга в православную жизнь Руси… Он не подозревал о том, какой трагедией, какой национальной катастрофой это обернется…
Патриарх Филарет сделал лишь самые первые шаги в этом направлении, и шаги эти сами по себе никакой опасности не представляли.
Филарет, например, упорядочил и регламентировал те церковные праздники и торжества, которые совершались в Москве при участии самого патриарха и царя. Речь в составленном Филаретом Уставе шла, помимо важнейших праздников, о престольных праздниках главных московских церквей, праздниках в честь московских святителей, московских крестных ходах и т. д. Судя по тому, что замечания Устава иногда сводились к краткому упоминанию, откуда и куда совершается крестный ход, а иногда довольно подробно определяли все патриаршее священнослужение, описывали, как встречал патриарх царя и что говорил ему, можно не сомневаться, что описанные в Уставе чины и порядки постепенно вводились еще при прежних патриархах…Филарет Никитич был не только патриархом, но и «великим государем»… И не по одному имени, но и в действительности. Вместе с сыном правил он Московским государством. «Подданные, – пишет митрополит Макарий, – писали и подавали свои челобитные не одному царю, но вместе и великому государю святейшему патриарху, бояре делали свои доклады о государственных делах пред царем и патриархом, многие указы издавал царь, многие грамоты жаловал не от своего только имени, но и от имени своего отца, великого государя и патриарха. Иностранные послы представлялись царю и патриарху вместе в царских палатах, а если патриарх почему-либо там не присутствовал, то представлялись ему особо в патриарших палатах с теми же самыми церемониями, как прежде представлялись царю. Из переписки, какую вели царь и патриарх, когда один из них отлучался из Москвы на богомолье, видно, что они извещали тогда друг друга о текущих государственных делах и спрашивали друг у друга совета, что царь охотно принимал советы своего отца и иногда отдавал на его волю поступить, как признает нужным, и патриарх действительно распоряжался иногда по своему личному усмотрению без указаний от царя».
Патриарх Филарет управлял Русским государством и Русской Православной Церковью четырнадцать лет.
В конце жизни он с царем Михаилом попытался освободить Смоленск, воспользовавшись смертью польского короля Сигизмунда.
Смоленск освободить не удалось.
1 октября 1633 года русская армия Шейна, осаждавшая Смоленск, была окружена армией королевича Владислава и капитулировала.
Получив это известие, 7 октября 1633 года, восьмидесяти лет от роду, патриарх Филарет скончался.Существует предание, что якобы он за всю свою жизнь ни разу не огорчился…
Воистину дивно, если еще раз вспомнить, какую жизнь прожил он.
Боярин и первый щеголь, двоюродный брат царя, в неумеренной жажде власти воспитывает самозванца и за это платится лишением всех богатств и пострижением в монахи. Но из рук этого взращенного им самозванца получает Филарет сан митрополита, из рук другого самозванца, неизвестного ему шкловского еврея, – патриаршее достоинство. А потом были девять лет польской неволи и, когда уже казалось, что это навсегда, – известие об избрании на московский престол сына…Умирая, Филарет сам указал и благословил себе преемника на патриаршей кафедре.
«В лето 7142 (1634) поставлен бысть на великий престол Московского государства в патриархи Пскова и Великих Лук Иосаф, архиепископ по изволению царя Михаила Федоровича всея Русии и по благословению Филарета патриарха, понеже был дворовой сын боярской (выделено нами. – НК ), во нравах же и житии добродетелен был, а ко царю не дерзновен».
И тут он оказался верен своей любви к орднунгу и своему тяготению к продвижению на высоты власти дворовых людей.
Григорий Отрепьев, напомним, тоже был сыном боярским, его, Федора Никитича, дворовым человеком…
5Через два года после кончины Филарета был заключен с поляками вечный мир. Дабы закрепить вечный мир присягою, ездило в Польшу посольство князя Алексея Михайловича Львова-Ярославского.
Послы отобедали у нового польского короля, посмотрели «потеху», как приходил к Иерусалиму ассирийского царя воевода Олаферн и как Юдифь спасла Иерусалим, и после потехи начали выпрашивать у короля в честь вечного мира тела Шуйских, царя Василия и его брата.
– Отдать тело не годится… – заартачились польские паны. – Мы славу себе учинили вековую тем, что московский царь и брат его лежат у нас в Польше… Надобно помников нам дать, иначе мы не согласны.
В наказе, данном послам царем Михаилом, говорилось:
«Если за тело царя Василия поляки запросят денег, то давать до 10 000 и прибавить, сколько пригоже, смотря по мере, сказавши, однако: «Этого нигде не слыхано, чтоб мертвых тела продавать, а за тело Дмитрия Шуйского и жены его денег не давать: то царскому не образец».
Из этих расчетов и было дано тогда коронному канцлеру Якобу Жадику десять сороков соболей, и другие паны тоже получили соболей на 3674 рубля.Тела Шуйских были погребены в каплице…
Посольские дьяки велели взломать пол и увидали под ним палатку каменную, а «в палатке три гроба, один на правой стороне, а два на левой, последние поставлены один на другом; одинокий гроб на правой стороне был царя Василья, на левой, наверху, – князя Димитрия, а под ним – жены его».
Сделаны были хорошо просмоленные новые гробы, в них и поставили старые гробы. Польский король, чтобы обить гроб царя Василия, прислал золотного турецкого атласа, кружев и серебряных гвоздей… На гроб князя Дмитрия прислано было им зеленого бархата, а на княгинин гроб – зеленой камки.«10 июня с утра в Кремле московском загудел реут [34] , – пишет С.М. Соловьев, – и народ повалил к Дорогомилову навстречу телу царя Василия. От Дорогомиловской слободы до церкви Николы Явленного на Арбате тело несли на головах дети боярские из городов, а за телом шли Рафаил, епископ коломенский, архимандриты, игумены и протопопы, которые были назначены встречать тело в Вязьме; за телом шли послы, князь Львов с товарищами.
У церкви Николы Явленного встречал тело Павел, митрополит Крутицкий, и Новоспасский архимандрит Иосиф, с ними всех церквей деревянного города попы и дьяконы со свечами и кадилами; тут же встречали бояре, князь Сулешов да Борис Михайлович Салтыков, да окольничий Михаила Михайлович Салтыков в смирном (траурном) платье, служилые люди, гости и купцы, встречавшие вместе с боярами, были также все в смирном платье.
