Юлиан Семенов - Майор Вихрь
Берг мельком глянул на девушку: он хотел видеть ее реакцию. Если она связана с тем бежавшим от гестапо русским, она не может не прореагировать. Но лицо ее осталось спокойным, никак не напряглось, и руки тоже спокойно лежали на коленях.
"Значит, она не связана с тем человеком, - решил Берг, - видимо, это другая группа. Через нее я все выясню о Мухе. По его описаниям, это, конечно, она".
(Конечно, если б Вихрь сказал Ане про свой арест, она бы дрогнула. Когда человек арестован, он перестает бояться за себя - он боится за друзей. Но Вихрь ничего никому не сказал, потому что отдавал себе отчет: скажи он, и все его подчиненные шарахнутся от него как от возможного агента гестапо - просто так из гестапо не уйдешь. Он решил открыться потом, когда задание будет выполнено.
Так сложное взаимосплетение случайностей спасло Аню - а этих взаимосплетений случайностей окажется в ближайшие дни столько и значение их будет так велико, что существенным образом перекорежит судьбы многих людей, в той или иной степени связанных с операцией "Вихрь".)
- А где гарантия, что русская разведчица не получит пулю в спину? спросила Аня.
- Ну, это уже смешно, - ответил Берг, прихлебывая чай. - Первая гарантия - возможность пустить ей пулю в лоб, а не в спину. Как русскому шпиону - здесь, в тюрьме, даже без суда.
- Что, многие у вас поняли - крышка? Да?
- Я же не задаю тебе прямых вопросов, золото мое. Я же с тобой фантазирую, а ты требуешь ответов, которые могут стоить мне головы.
- Ладно, - сказала Аня, допив чай. - Я согласна попробовать.
Берг тоже допил чай, аккуратно поставил чашку на тоненькое блюдечко саксонского фарфора и сказал:
- А где гарантия, что я не буду тобой продан, если побег по каким-либо причинам не состоится?
- Вы не будете от меня ничего требовать - здесь, заранее?
- Буду.
- Чего же именно?
- Твоего согласия поехать в наш радиоцентр и передать своим, в штаб, несколько дезинформаций.
- Не получится.
- Погоди. Не горячись. Ты передашь две-три дезы, а потом я тебе устрою побег и ты сможешь связаться со своими людьми и передать в Москву, что такие-то и такие-то сведения не что иное, как дезинформация. Во-вторых, после того как ты это передашь своим, они смогут начать игру против нас, "поверив" нам, а на самом деле они будут знать всю правду. Это выгоднее Москве, чем Берлину, уж послушай меня, я в разведке не первый год.
- Зачем нужен такой трудный путь для побега?
- Затем, что оттуда можно бежать. Радиоцентр - не тюрьма.
- Я должна подумать.
- Думай.
- Нет, не здесь.
- Ты хочешь вернуться в камеру?
- Да.
- Ладно. На, поешь, - сказал Берг, достав консервы, - мажь на хлеб, это свинина.
- Спасибо.
- Теперь вот что: при допросах я, возможно, буду на тебя кричать и топать ногами. Это необходимо, понимаешь? Так что не обижайся.
- А почему бы вам не бежать вместе со мной?
- Чтобы быть у вас расстрелянным? Не хочу.
- Я даю вам гарантию.
- Душечка ты моя, - улыбнулся Берг, - гарантии могу дать только один я - себе самому. Для этого мне надо передать здесь твоим людям такие сведения, которые покажут вашему начальству, что я собой представляю. Мне нужен связник, который будет сразу связываться с вашим Центром.
- А почему вы решили говорить обо всем этом со мной?
- Ты думаешь, мы каждый день ловим русских разведчиков? И потом - ты идеальный случай, ты радистка, я могу забрать тебя на радиоцентр, понимаешь? Отсюда я тебе побега устроить не смогу ни при каких обстоятельствах.
- Я хочу подумать, - повторила Аня.
В камере она упала лицом на нары и завыла, как от боли.
"Дура, дура, набитая дура! - думала она. - Ничего не знаю, ничего не понимаю! Дура! Мамочка, как мне быть-то, мамочка?!"
И - заплакала, как от злой обиды в детстве.
ВСЕ ПЛОХО
Карл Аппель уехал с офицерами куда-то в сторону Закопане. Поэтому Вихрь и Коля решили остаться ночевать у Степана: дом Крыси был надежен - в здешнем гарнизоне все знали, что хозяйка любит солдата вермахта.
Крыся поставила на стол большой чайник и творога, а сама ушла спать.
- Вот так! - сказал Вихрь. - Вот так, братцы...
- Погубят девку, - сказал Коля. - Хороший она человек.
- Не сломится? - спросил Степан.
- Нет, не сломится, - ответил Вихрь.
- Не сломится, - повторил Коля.
- Мы теперь без связи, - сказал Вихрь, - дело - швах. Думаю, не пришлось бы идти к своим - за рацией. Правда, Седой обещал подумать, может, будем передавать через партизан.
- Армия Людова?
- Да. Хлопски батальоны. По-моему, у него есть связь. Но об этом будем думать. Пока вот что... Последняя фраза от Бородина была такая: "...быть в костеле, а потом в отеле "Французском". Именно там был в эти дни фон Штирлиц...
- Ну? - спросил Коля.
Вихрь долго молчал, а после сказал, не глядя на Богданова:
- Степан, ты б пошел в сени, - может, кто слушает нас.
Богданов усмехнулся и вышел.
- Ты что, не веришь ему? - спросил Коля.
- Почему не верю... Верю... Если б не верил - не пришел бы. Просто сейчас надо вдвоем подумать - что это значит.
- Ты как считаешь?
- Я только начну об этом думать - сразу на Анюте замыкаюсь. Я у нее последнюю неделю жил, у Войтеха, пасечника. Она, знаешь, как песенка легкая такая, веселая, нежная. Утром встанет - глазищи громадные припухли со сна, ямочка на щеке, как у младенца... Мужика можно пытать болью, это, конечно, страшно, но, как все, связанное с телом, можно перенести. А вот девушку могуть замучить позором. Меня иногда ужас берет: живут на земле люди - все по одному образу и подобию созданы, и недолго в общем-то живут, а поди ж ты - тюрем понастроили, пытать выучились, стреляют друг в друга, детишек делают несчастными... Какую ж еще им правду надо всем рассказать, чтоб наступило братство под этим небом?
- Сначала надо повесить Гитлера.
- Понимаешь, каждая новая жертва сама по себе делает еще большее количество людей обреченными: пепел Клааса стучит в сердце.
- Ты что это, милый? Против того, чтобы вешать Гитлера?
- С ума сошел! Я не об этом. Да и потом, Гитлер, по-моему, не вправе считаться человеком. Человек может ошибаться, делать глупости, может стать невольным виновником несчастий, но человек - двуногое позвоночное, получившее в дар возможность осознанно рассуждать и проводить в жизнь задуманное, - не имеет права обосновывать физическое уничтожение себе подобных только тем, что у них окающий язык, горбатый нос или страсть к таборной жизни. Гитлер - это патология. Войну мы уже выиграли. Как дальше будет жить мир - вот о чем я. Знаешь, я отношусь к той категории людей, для которых все наши жертвы - это не повод слезливо вспоминать прошлое, а встряхивающий шок, заставляющий думать - как будет дальше, как будет в том мире, ради которого наша Анюта сейчас обречена на мучения.
- Что-то тебя в минор потянуло. Вихрь?
- Говорят, страдания делают человека черствым... Не знаю... Наверное, это не совсем так. Страдание калечит психику. Я в сорок втором, в Кривом Роге, расстрелял одного предателя... Он был у гестаповцев агентом. В газетенке пописывал. Вильна Украина, проклятые москали, жидивска коммуна... Словом, все как полагается, большой джентльменский набор. Одно б дело - просто пописывал, а то играл в националиста-антигитлеровца. Несколько наших клюнули, ну и погибли в тюрьме. Я к нему пришел, а он молоденький паренек, красивый, вокруг жена воркует, ласковая, добрая... А он назначил свидание трем мальчишкам-студентам из патриотической группы: они у нас на сводках Совинформбюро сидели. Значит, не убей я его сейчас, завтра трое наших пареньков будут висеть в камере пыток. И знаешь, что страшно: я даже про тех, кого он уже продал, тогда не думал. Я думал о тех, кого он продаст завтра, а видел его жену... Когда мы с ним вышли, он на колени упал, мычит и все повторяет: "Лелечка у меня, Лелечка сиротой останется, пощадите ради Лелечки, я вам отслужу... Лелечка не виновата, что у нее муж слабым оказался..." Я потом три ночи не спал.
- Ты ее любишь, - тихо сказал Коля, - я понял тебя. Вихрь.
- У тебя нет детей, тебе этого не понять. Ладно. Давай будем думать про Штирлица. Люди Седого подтвердили, что он - большая фигура.
- Эсэсовца, видимо, надо либо угробить, либо выкрасть. Таких нельзя пропускать.
- Видимо. Но это большая разница: выкрасть или ликвидировать. Ты "Французскую" гостиницу хорошо знаешь?
- Знаю.
- Туда имеют право входа цивильные?
- Я пройду.
- Не хвались, едучи на рать...
- Я пройду, - упрямо повторил Коля. - Для такого дела пройду.
- Тогда посмотри за ним денек. Теперь дальше. Седой работает по связи с тюрьмой.
- Нужны деньги?
- Да. Возможно, понадобятся.
- Достанем.
- Стоп. Я .поэтому и хотел поговорить с глазу на глаз. Ты держишь нити интенданта Курта и боевой группы плюс часть связей Седого. Если ты загремишь - мы провалим всю операцию. На экспроприацию, если она вообще будет нужна, должен пойти Богданов.
- Один?
