Филипп Дженкинс - Войны за Иисуса: Как церковь решала, во что верить
Около 430 года множество христиан оставались обращенными в первом или втором поколении, так что они боялись вернуться к своим прошлым верам. При этом лидеры церкви пытались установить практические повседневные рамки и границы допустимого для веры. Они постоянно спорили о том, какие элементы этих древних вер и обычаев может перенять церковь. (Как это часто бывает, эти споры V века напоминают то, что происходит в современной Африке.) Иногда, чтобы нанести сокрушающий удар по противнику, его оппоненты говорили: в данном богословском положении нет ничего христианского, это просто языческие или иудейские учения, контрабандой протащенные в церковь. В ходе богословских дебатов V века постоянно слышались обвинения в попытке возродить язычество.
Ментальность людей Античности или Средневековья радикальнее всего отличалась от нашей тем, что, как верили древние люди, земные ошибки влекут за собой космические последствия. Современный человек задается вопросом: почему церковь не могла терпимо относиться к разным представлениям и доктринам, дав возможность представителям разных школ вступить в соревнование, чтобы в итоге восторжествовала истина. Такая либеральная доктрина, в конце концов, находит подтверждение в Писании. В Деяниях иудейский мудрец Гамалиил предупреждает соотечественников: не надо преследовать христиан, поскольку, если их идеи ложные, они будут забыты, а если истинные, им не следует противостоять. Но, придя к власти, церковь начала давать иной ответ на вопрос «Чем и кому это повредит?». Если, думали христиане, ошибки проистекают из греховной гордыни или по внушению дьявола, тогда терпимое отношение к ним влечет за собой гнев Божий в форме различных мировых катастроф: голода, засухи, поветрий, потопов, землетрясений или поражений в битвах. В Древнем мире было несложно указать на событие такого рода в каком-то месте, а в V веке катастрофы сыпались на империю в таком изобилии, что бойцом мог бы себя почувствовать даже самый умеренный проповедник.
Режим, который терпит ереси, распущенность нравов и ошибочные мнения, обречен на бедствия, и тогда уже никто не вправе упрекать Бога в несправедливости. Но борьба с подобными отклонениями ведет к процветанию и победам и империю, и ее население. Как заявил представитель императора в 449 году на Втором Эфесском соборе: «Дьявол, родоначальник всякого зла, никогда не прекращает свою войну против святых церквей. Благочестивейший император всегда противостоял его неправедным нападениям, справедливо понимая, что если он сам возьмет оружие в битве за веру, у его империи появится заступник». Сам Несторий, обращаясь к императору, просил: «Господин, дайте мне землю, очищенную от еретиков, и взамен я дам вам небо. Помогите мне разгромить еретиков, и я помогу вам покорить персов»[177]. Косвенно из этих слов вытекает и такой отрицательный вывод: при терпимом отношении к еретикам Бог даст победу персам или гуннам. Быть христианским императором – великая привилегия, но на нем лежала ужасная ответственность.
2. Соборы в хаосе
Я склонен избегать любых собраний епископов, потому что ни разу не видел, чтобы собор имел благое окончание или нашел бы лекарство от какого зла. Напротив, он обычно усиливает зло.
Григорий Назианзин5. Не Матерь Бога?
Кирилл председательствовал, Кирилл был обвинителем, Кирилл судил! Кирилл был епископом Рима! Кирилл был всем!
НесторийИмя Нестория связано с самыми яркими страницами истории христианства. На протяжении Средних веков великая многоязычная церковь осуществляла миссионерскую деятельность на огромных территориях Азии, и ученые называют эту церковь «несторианской». Многие восточные христиане почитают Нестория как блестящего учителя, ставшего жертвой ужасной несправедливости со стороны Римской империи. Даже сегодня Ассирийская церковь востока – прямая наследница великой несторианской церкви – служит литургию освящения, носящую имя Нестория. Однако сам Несторий был и величественнее, и скромнее, чем его легендарный образ. На самом деле он не был ересиархом, который разделил как Христа, так и его церковь, и, несомненно, он оказался жертвой закулисных игр и интриг. В то же время он сам был жестким и нетерпимым человеком, из-за чего его трудно представить себе невинной жертвой, последовавшей за Христом на крест: он также был готов приносить в жертву других[178].
Несторий – яркий пример человека, оказавшегося не на своем месте и не в своем времени
Несторий – яркий пример человека, оказавшегося не на своем месте и не в своем времени. Учитывая религиозную обстановку эпохи, о которой мы говорили, здесь трудно себе представить другой исход, кроме катастрофы. Став епископом Константинополя в 428 году, Несторий оказался в положении вора, вошедшего в хранилище банка, где в любой момент должна заработать та или иная система сигнализации – вопрос лишь в том, какая из них активируется первой и будет звучать громче других. Он был представителем антиохийской школы в то время, когда ее идеи навлекали на себя атаки церкви Александрии. Он настороженно относился к культу Девы Марии в тот момент, когда любое подобное сомнение неизбежно вызывало гнев императрицы Пульхерии, не говоря уже о ярости многих монахов и простых верующих. И все это происходило в Константинополе, где всего лишь за одно поколение до Нестория императрица вступила в союз с египтянами, чтобы низложить сирийского епископа. Все это делало ситуацию взрывоопасной. Можно было смело предположить, что падение Нестория – это лишь дело времени.
Труднее было предсказать отдаленные последствия события. Междоусобицы в Константинополе породили серию все более шумных богословских войн, в которых в итоге пали и многие враги Нестория, и многие его союзники[179].
Патриарх
Сириец Несторий родился на юге той территории, что сегодня зовется Турцией. Выдающийся слушатель школы Феодора Мопсуестийского, он прославился своими яркими проповедями. Благодаря общим корням в Сирийской церкви он подружился с Иоанном, новым патриархом Антиохии. Его перемещение в Константинополь свидетельствует о том, что он пользовался благорасположением со стороны императорской семьи, а в частности старшей сестры императора Пульхерии[180].
Нестория избрали в надежде, что он как человек посторонний сможет стоять выше отчаянного спора между отдельными группировками в столице, но он не оправдал этих ожиданий. С первых дней он начал принимать суровые меры, призванные устранить из столицы нехристиан и еретиков, что должно было нравиться его царственным покровителям. Уже через пять дней после своего рукоположения он распорядился разрушить арианскую часовню, что вызвало возмущение, сопровождавшееся рядом поджогов. В течение нескольких месяцев он занимался преимущественно борьбой с «неправильными» христианами – с новатианами, квартодециманами, последователями Македония, оставшимися приверженцами давно осужденных ересей или раскольниками. Несторий закрывал их церкви и запрещал им совершать богослужение. Он искренне верил, что богохульных соперников следует заставить замолчать, но у него были и другие скрытые мотивы. Он был чужаком в огромном городе, где многие священнослужители вовсе не были ему рады, и чтобы упрочить свое положение, он демонстрировал свою силу[181].
Кризис
По иронии судьбы, вскоре сам Несторий превратился в ересиарха. Все началось со споров о том, как следует обращаться к Деве Марии. С одной стороны, многие сильные люди в Константинополе стояли за титул Theotokos, Богородица или Матерь Божья, который уже использовался, возможно, два столетия, но теперь стал распространенным обращением. За это обращение стояли сама Пульхерия и важные духовные лица, такие, как Василий и Ипатий, бывшие архимандритами – то есть настоятелями над несколькими монастырями. Их поддерживали некоторые епископы, близкие к Пульхерии, такие, как Евсевий Дорилейский и Прокл Кизический. Напряженность положения усиливало то обстоятельство, что Прокл был кандидатом на константинопольский престол, но, к его разочарованию, архиепископом столицы выбрали Нестория[182].
Этот титул Марии вызывал опасения у служившего при Нестории священника Анастасия и у других клириков, которых Несторий привез с собой из Антиохии. Казалось, с богословской точки зрения титул Theotokos безупречен: если Иисус был Христос, а Христос был Богом, Мать Иисуса была фактически Матерью Бога. Но столь прямое отождествление Иисуса с Богом воспринималось как новая версия учения Аполлинария и противоречило учению антиохийцев[183]. Критика такого обращения к Марии для Нестория была прямым продолжением его борьбы с сохранившимися ересями. Но в этот раз он атаковал более зловредного врага – представления Аполлинария, которые все еще пользовались популярностью в Константинополе.
