Ларри Коллинз - О, Иерусалим!
Сначала Шахам хотел, чтобы автоколонна провела в кибуце около часа. Ицхак Леви, офицер разведки в штабе Шалтиэля, с гневом возразил:
— Дайте арабам час — они мобилизуют сотни людей, и вся дорога будет завалена камнями!
Настойчивый и упрямый Ицхак Леви буквально вырвал у Шахама минуту за минутой, и в конце концов было решено, что автоколонна не должна оставаться в Кфар-Эционе больше пятнадцати минут. Группами по пять человек поселенцы должны выстроиться вдоль дороги, чтобы водители выбросили груз из кузовов ещё до того, как автоколонна остановится. Четыре бронированных автомобиля должны остаться позади автоколонны на дороге и сдерживать арабов, пока грузовики полностью разгрузятся в кибуце.
Выезд автоколонны был назначен на шесть часов утра в пасхальную субботу 27 марта в надежде, что операция, предпринятая в священный для евреев день, застанет арабов врасплох. Во дворе школы Шнеллера всю ночь кипела работа, однако к шести часам утра ещё не все машины были загружены; только около восьми автоколонна наконец двинулась в путь.
Арбель уже в который раз показывал на карте командиру вооружённого конвоя наиболее опасные места дороги. Палец Арбеля уткнулся в точку около Соломоновых прудов, где дорога сужалась на повороте и к ней вплотную прижималась высокая стена.
— Вот! — сказал Арбель. — Здесь арабы попытаются с вами расправиться.
Однако против ожидания автоколонна без приключений достигла Эционского четырехугольника; за всё время пути по ней не было сделано ни одного выстрела. Но если ничто не помешало машинам въехать в Кфар-Эцион, это не означало, что никто их не заметил. Из окна монастыря Святого Ильи за автоколонной, злорадно ухмыляясь, внимательно наблюдал Камал Иркат, бывший инспектор палестинской полиции, а ныне один из сподвижников Абдула Кадера Хусейни.
Едва автоколонна достигла кибуца, посланники Ирката помчались от деревни к деревне, призывая всех вооружённых людей к нападению; сам Иркат вскочил на мотоцикл и понёсся к месту будущей засады. Когда он добрался туда, была половина десятого. По Хевронским холмам раздавалась перекличка муэдзинов, люди сновали между Нахлином, Бейт-Фаджаром, Артасом, Бейт-Сахуром и Бейт-Джаллой на машинах новейших марок и на раздрызганных рыдванах, на ослах и пешком.
Захватив старую винтовку да горсть патронов, арабы выбегали из своих домов. Никто не думал о воде, о пище, о медикаментах. Никто толком не знал, где намечена засада, как туда добраться и что надо будет делать. Приказ передавался тому, кто был старше других годами или быстрее всех бегал.
Люди всё прибывали и прибывали, сначала их были десятки, потом сотни и, наконец, тысячи. В Вифлееме и Хевроне, заслышав призывные гудки грузовиков, охотники до лёгкой наживы выбегали из лавок, кофеен, покидали рынки и, беспорядочно паля в воздух, мчались к дороге, соединяющей Иерусалим с Хевроном.
Облетая окрестности на разведывательном самолётике Ҳаганы, Даниэль Векштейн глянул вниз и охнул. На расстоянии многих километров толпы людей двигались по Хевронской дороге. В сильнейшем возбуждении он радировал в Иерусалим, чтобы автоколонне, ради Бога, приказали поторопиться.
Тем временем в Кфар-Эционе с отправкой автоколонны возникла непредвиденная задержка. Шахаму было приказано погрузить и отвезти в Иерусалим остатки самолётика Ҳаганы, разбившегося недавно при посадке в кибуце. Но основная трудность заключалась в том, что племенной бык Зимри, которого надо было перевезти на безопасные пастбища Шарона, решительно отказывался влезать в кузов грузовика. Пока в кибуце воевали с заупрямившимся быком, английское командование получило донесение о прибытии автоколонны в Кфар-Эцион и о готовящейся арабской засаде. Англичане потребовали, чтобы автоколонна осталась в поселении: «В противном случае пеняйте на себя». Шалтиэль колебался, но в конце концов решил продолжать операцию.
Прошёл час, потом полтора. Наконец из Кфар-Эциона сообщили, что машины трогаются в обратный путь. Вместо пятнадцати минут автоколонна пробыла в поселении почти два часа — ровно столько, сколько, по расчётам Камала Ирката, требовалось, чтобы отрезать автоколонне дорогу назад в Иерусалим.
Радист автоколонны всё время держал связь с Шалтиэлем.
Бульдозер, шедший во главе автоколонны, разрушил первую баррикаду, затем вторую, третью, затем ещё три. Впереди высилась седьмая баррикада — самая прочная и высокая.
Подогнём арабов бульдозер двинулся на заграждение.
Неожиданно с горы на бульдозер обрушился огромный валун.
Тяжёлая машина дрогнула и, опрокинувшись набок, рухнула в кювет. Огонь усилился, грохот пулемётных очередей сливался со взрывами лопающихся шин. Ловушка захлопнулась.
— Где вы? — спросили по радио из Иерусалима.
— Около Неби-Даниэля, — ответил радист автоколонны.
Услышав эти слова, Арбель помрачнел. Так называли старый арабский дом, находившийся на склоне холма возле Соломоновых прудов — как раз в том месте, которое Арбель отметил на карте.
На прорыв баррикады не было больше никакой надежды.
Автоколонна доставила в Кфар-Эцион всё необходимое, однако путь назад был закрыт. Арабы находились уже в какой-нибудь сотне метров от машин, и водители в кабинах слышали, как они переговариваются друг с другом. Чтобы предотвратить полную катастрофу, командир автоколонны приказал всем машинам, которые оставались ещё на ходу, не мешкая возвращаться в Кфар-Эцион. Однако для большинства было уже слишком поздно.
Только пять бронированных автомобилей с тридцатью пятью людьми и пять грузовиков сумели пробиться назад. На одном из этих грузовиков в Кфар-Эцион вернулся Зимри — племенной бык, чьё упрямство задержало автоколонну.
Для ста восьмидесяти мужчин и женщин, оказавшихся в ловушке Камала Ирката, единственной надеждой на спасение было укрыться за толстыми стенами заброшенного арабского дома, который дал название этому страшному месту. Грузовики, которые ещё могли двигаться, приблизились к Неби-Даниэлю и кольцом окружили его, точно фургоны пионеров американского Запада, собирающихся отразить нападение индейцев. Ворота были выбиты. Люди ринулись внутрь, забаррикадировали окна и двери и установили на крыше четыре пулемёта. Броневики, которые ещё были на ходу, сновали вдоль дороги от одного грузовика к другому, подбирали людей и свозили их в осаждённый двор Неби-Даниэля. До людей, оставшихся внутри бульдозера, никому добраться не удалось. Всё утро они отражали непрекращающиеся атаки арабов, и среди них были раненые.
Через шесть часов кончились боеприпасы, усталые и ко всему безразличные, люди лежали на полу кабины. Перед заходом солнца в машину попали две бутылки с горючей смесью. Тогда Зерубавель Горовиц, командир экипажа, спокойно сказал своим людям, что они вольны выбирать себе путь к спасению, кто как сумеет. Он остаётся с ранеными. По одному бойцы стали выбираться из машины. Последнее, что увидел Яаков Айзи, выскакивая из кабины, был Горовиц, «стоящий среди раненых, точно капитан тонущего корабля, отказавшийся покинуть беспомощных пассажиров». Через несколько секунд пылающая машина взорвалась.
Положение осаждённого дома становилось всё отчаяннее.
Шалтиэль связался с Тель-Авивом и попросил прислать на помощь авиацию Ҳаганы, чтобы «разбомбить» арабские позиции.
Авиаслужба Ҳаганы сделала всё, что могла: из окон своих «кукурузников» Узи Наркис и Амос Хорев сбросили несколько обрезков труб, начинённых динамитом и снабжённых особым механизмом, которые, как они надеялись, взорвутся при ударе о землю.
Слухи о несчастье быстро облетели весь еврейский Иерусалим.
У многих среди осаждённых были родные или друзья. В квартале Бейт-Хакерем каменщик Беньямин Голани возился с самодельным приёмником, стараясь поймать голос сына, радиста Ҳаганы, находившегося в осаждённом Еврейском квартале Старого города. Голос, который он услышал в эфире, не принадлежал его сыну, однако он был знаком Беньямину: говорил его зять Моше, которому накануне он одолжил свой превосходный парабеллум. Из слов зятя Голани узнал, что еврейская колонна попала в засаду менее чем в 15 километрах от дома каменщика.
Иерусалимский гарнизон Ҳаганы послал в Кфар-Эцион практически все свои мобильные силы. В городе почти не осталось резерва, способного прорваться к осаждённым. У Шалтиэля был теперь только один шанс спасти жизнь ста восьмидесяти человек и драгоценные машины: обратиться за помощью к англичанам.
Британское командование отнеслось к просьбе Шалтиэля без энтузиазма. Комиссар округа Джеймс Поллок уже имел случаи убедиться в том, что палестинская полиция не склонна вызволять евреев из беды. Группа полицейских не подчинилась, когда Поллок приказал им «изучить ситуацию».
