Зоя Ножникова - Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев
«Дома в Московии строят из еловых бревен. В нижней перекладине вырубают желобок, в который верхнее бревно входит так плотно, что ветер никак не продует, а для большей предосторожности между бревнами кладут слой мху. Форма зданий четвероугольная; свет входит через узкие окна, в которые вправляется прозрачная кожа. На стенах ставят стропила и покрывают их древесной корой. В комнатах к стенам прикрепляются широкие лавки, на которых обыкновенно спят, потому что постели не в употреблении. Печи затапливаются с самого утра, так что всегда можно теплоту увеличить и уменьшить».
* * *Не всем пришлись по душе русские дома. Например, австрийский посланник в Москве Даниил Принтц фон Бухау, который побывал при русском дворе в 1576 и 1587 годах, писал:
«Дома даже знатных городских жителей малы и по большей части крыты соломой. Все комнаты, которые мы видели по всей Московии, печей не имеют. Так как у них печи бывают только для приготовления пищи и хлеба, то все помещение наполняется дымом. А так как люди и скот находятся вместе, то все очень грязно. Вместо окон они употребляют льняной холст, пропитанный маслом, для того, чтобы туда проникало больше света, либо бычьи пузыри, потому что стекла у них совсем нет».
* * *Барон пожал плечами. Он не видел в зажиточных городских домах скота — ни своими собственными глазами, ни глазами тех, чьи записки и дневники читал. Конечно, все бывает, не в первый раз подумал он, но описанное фон Бухау вряд ли встречалось часто.
Даже Турбервилль, никогда не скрывавший, что ему не нравится в Московии абсолютно все: «Люди там чудовищны, мужчины вероломны, женщины развращены и вдобавок холод там исключительный!», однажды, описывая другу, оставшемуся в Англии, жилища русских, нечаянно создал хвалебную поэму:
Они совсем не используют камень при строительстве жилищ.
Они строят стены из бревен, больших и мощных, как мачты,
А между бревен прокладывают мох. Для спасения от плохой погоды
Трудно представить себе более надежное устройство.
Они кровлю складывают из досок и плотно пригоняют их друг к другу,
На кровлю они насыпают толстым слоем кору,
Чтобы спасала их от ливней и снегопадов.
В каждой комнате у них печь, которая служит зимою;
Они имеют большой запас дров, столько, сколько смогут сжечь.
У них нет английского стекла, и оно им не требуется,
Так как у них есть прозрачные куски породы,
Называемой слюда, которую они используют для окон,
Нарезая ее очень тонко и сшивая нитью красиво, наподобие рамы,
Чтобы устроить повседневную жизнь.
Никакое другое стекло не даст лучше света.
Всем было известно, что слюда добывалась в Московии в большом количестве. Ее тонкие, гибкие и упругие листочки стоили дешево, но ценились высоко. В Англии ее называли «московитским стеклом»[40]. Русские вывозили слюду за границу, где ее охотно покупали.
* * *Один из приезжих, сын антиохийского патриарха Макария, которого отец брал с собой в Москву дважды, в 1655-1656 и 1666-1669 годах, архидьякон Павел Алеппский, подметил совершенно необычную вещь:
«Зимою русские вставляют в окна, по их размеру, куски льда с реки в виде оконниц, они просвечивают лучше хрусталя».
* * *Иностранцы живо интересовались строительством жилищ в Московии. Многие из приезжих понимали, что создать теплый дом в такой холодной стране, где суровая зима стоит по полгода, задача нелегкая. Британцы или, к примеру, жители альпийских глубоких и сырых ущелий, настрадавшихся от промозглого холода у себя дома, были готовы перенять приемы русских мастеров. Подробнейшим образом описывал московские дома Петр Петрей де Ерлезунда, посетивший город в 1617 году:
«Дома строят у них чрезвычайно высокие, из простой сосны, в три или четыре комнаты, одна под другой. И тот, кто выстроит себе самые высокие хоромы, с крышею над лестницею крыльца, тот и считается в городе самым пышным и богатым тузом. Такие дома особенно стараются строить богатые дворяне и купцы. Кровли опускают на обе стороны вниз и кроют древесною корою, снятою с берез и сосен, а доски приколачивают железными гвоздями.
У небогатых и бедных в обыкновенном употреблении курные избы; точно так же и у крестьян в деревнях; когда топят эти избы, там быть никому невозможно — все должны оттуда уходить, пока не прогорит огонь; тогда опять входят в избы, которые теплы и жарки, точно баня.
А знатные и богатые — те кладут у себя в домах печи изразцовые; строят также на своих дворах каменные домики и склепы, где сохраняется от пожара их лучшее оружие, домашняя рухлядь, хорошее платье и разные товары. На дворе у них строят также и другие покои, где живут и спят они в жаркую летнюю пору».
* * *Еще некоторые уточнения касательно особенностей строительства домов внес приезжий немец из Нюрнберга, наблюдательный Ганс Мориц Айрман:
«Свои дома они перекрывают, как это в большинстве всюду можно видеть, сначала, как и мы — прибивают на стропила тесины, на них укрепляют длинные доски, на эти доски плотно накладывают кору берез или других деревьев, а поверх кладут большие куски дерна, свежевырезанные из земли, кусками около пяди толщиной, в полторы пяди шириной и длиной; и это они тщательно укладывают так, что оно от дождя сращивается и выглядит как крепкий и цельный дерн или сплошной кусок земли; через подобное покрытие нелегко внутрь дома проникает дождь, и строение не загнивает.
Их дома большей частью низки и построены в два-три этажа. Внутри у них большой и широкий очаг, которым они пользуются вместо печки для обогревания и стряпни. Это относится только к простым людям, а печей у них нет. В каждом доме у них каморки и чуланы, устроенные прямо в земле; а для стряпни они не применяют глиняных горшков, а одни только котлы, сделанные из меди или железа; горшки являются их лучшей утварью; обычно пользуются четырехугольными деревянными тарелками».
* * *Даже Мейерберг, как бы сквозь зубы, одобрил русские дома:
«Дом для нашего помещения отведен был довольно просторный и каменный, а это редкость в Москве, потому что большинство москвитян живет в деревянных. Только несколько лет назад многие из них стали строить себе дома из кирпича, либо по тщеславию, либо для того, чтобы безопаснее жить в них от очень частых пожаров. Со всем тем строят себе спальни из сосновых бревен, а для связи прошивают их мхом, говоря, что известка всегда имеет вредное свойство для здоровья, что и правда. Тамошние зимние холода имеют такую пронзительную силу, что пробираются сквозь самые толстые каменные стены вместе с сыростью и, замораживая ее, покрывают снеговою корой: это видал я много раз сам».
Посольский дар царю Михаилу Федоровичу * * *Послы и их свита в ожидании приема в Кремле не могли пользоваться свободой передвижения по городу, но они могли на досуге изучать то, что было им доступно: внутренность жилищ и еду. Досуг часто тяготил, однако его можно было использовать для отдыха после долгой и тяжелой дороги, для обдумывания речей, которые вскоре предстояло произносить перед лицом русского владыки, для разбора громоздкого багажа и подарков. Это было тонким делом, и посольские не всегда с ним справлялись.
Витсен, например, писал:
«Приставы пришли с приказом его Царского Величества, чтобы им показали все подарки, что и было сделано. Они все открыли и тщательно просмотрели, очень внимательно пробовали все съедобное и справлялись о свойствах и питательности. Аккуратно запакованные шелковые мешочки пришлось развязать. Серебро они взвешивали, и так как у нас больше внимания обращали на искусство изделия, чем на его вес, то было сделано много замечаний о легком весе множества вещей; русский не ценит искусство и смотрит только на стоимость. О серебряном жемчужном ларчике они сказали:
— Полагается, чтобы он был наполнен драгоценностями.
То же и о других пустых ларцах; умалили они и ценность узкой золотой парчи. Да, они рассматривали все так тщательно, что даже проверили пробу серебра. Пряности им, правда, понравились, но, когда мы сказали, что они привезены из Ост-Индии, кто-то спросил, какая это страна, как далеко от России и как туда попасть, удивились, когда им сказали, что на корабле. Когда все потрогали пальцами и ощупали так, как даже самые осторожные купцы не осматривают товар, тогда все подарки были унесены в одну комнату, ее опечатали посольской печатью и поставили своих караульных, которым под угрозой телесного наказания было приказано не осквернять печати; офицеры всякий раз показывали ее вновь прибывшим часовым. Теперь они рассказывали нам о себе, каждый о своем почетном титуле и положении, о значении своей персоны, желая подчеркнуть тем самым милость царя, направившего к нам столь знатных людей. Когда русский пристав узнал, что у нас сдохла одна лошадь, он сказал, что по милости царя здесь продаются дешевые лошади, и что мы можем купить другую. Лакированные ларчики они приняли за стеклянные; сказали, что все вещи из меди должны были быть из золота, а все оловянные — из серебра, включая даже и замки. О фарфоровых чашках сказали: это глина, у нас-де ценится дешево. Об инкрустированном столе сказали — это дерево.
