Люсьен Мюссе - Варварские нашествия на Европу: германский натиск
Городское население пострадало гораздо сильнее, поскольку с III в. ему пришлось тесниться в ограниченном пространстве за городскими стенами, не обеспечивавшем ни удобства, ни — если не считать налогового ведомства — серьезной экономической активности. Когда же горожанам удалось пережить бурю, они выиграли сразу несколько преимуществ: установление мира (относительного), расширение рынков (в сторону некогда свободной Германии), возможность выйти за пределы своей тюрьмы-крепости. К тому же этому классу не приходилось опасаться соперничества: завоевателям была неведома городская жизнь.
Убедительные примеры мы вновь находим в Галлии и Рейнской области. Они подтверждают сохранение на древних limes примечательных городских сообществ — состоявших главным образом из ремесленников и, естественно, церковнослужителей, — верных римскому образу жизни и способных поддерживать, если не развивать, свои традиционные занятия. Исчезновение государственной экономики поздней Римской империи принесло новые возможности некоторым купцам — отнюдь не латинам, но все-таки римлянам, поскольку, будучи сирийцами, анатолийцами или евреями, они тем не менее оставались подданными империи.
Случай Трира, известный лучше всего[165], является скорее исключением из правила, так как, утратив статус столицы (в конце IV в.), город пострадал от этого больше, чем собственно от нашествий, правда весьма интенсивных. Из Сальвиа-на известно, что к середине V в. Трир уже захватывали четыре раза (около 406, 411, 419 и 440 гг.); примерно в 475–480 г., во всяком случае до 496 г., имел место и пятый — окончательный — захват. Благодаря своему рангу, Трир избежал худших последствий кризиса III в.: в V в. он сохранял свою огромную крепостную стену, внутреннее пространство которой равнялось 285 гектарам.
Аристократия там, несомненно, более многочисленная, чем где-либо, в массовом порядке отбыла на юг (Сальвиан достиг Марселя), миграции благоприятствовал перевод галльской префектуры в Арль. Имперские здания, сильно поврежденные, отошли меровингским королям. Базилика, где восседал на троне император, по-видимому, была заброшена; термы, без сомнения, сделались резиденцией франкского графа; казенные склады (для рейнской армии) к VII в. были предоставлены монастырю. Городская стена сохранялась, но стала слишком велика, и, вероятно, большая часть окруженной ею территории стала необитаема. Однако по-прежнему существовало население, достаточно многочисленное, чтобы поддерживать в порядке сеть важных улиц с соблюдением античного шахматного плана, а главное, чтобы сохранить внушительную череду святилищ и кладбищ (эти последние были вынесены за пределы стен согласно римскому праву). Кафедральный собор Константина уцелел. Непрерывное использование кладбищ засвидетельствовано многочисленными памятниками; изобилие необычных надгробных надписей[166] демонстрирует сохранность римских традиций и даже примечательно глубоких связей с Востоком (стелы коптского типа, эпитафии сирийцев и греков). Здесь мы наблюдаем все переходы от латинской ономастики к германской: с IV в. солдаты гвардии носят германские имена (Flavius Gabso, Hariulfus), а группа латинских имен сохраняется до VIII в. главным образом среди духовенства (Aufidius, Ursinianus). Ремесленные цеха, очень активные в эпоху Империи, в конце V в. находятся в глубоком упадке вследствие исчезновения богатой клиентуры, но в VII столетии возвращаются к жизни.
В менее защищенном Кельне находки V–IX вв. настолько редки, что некогда даже бытовала уверенность в его полном запустении. Современные историки придерживаются совершенно иного мнения: если его термы и были заброшены, то сеть уличных дорог сохранилась, Капитолийский храм превратился в церковь, а дворец (praetorium), без особых изменений, стал резиденцией франкских графов. Раскопки в кафедральном соборе показали, что он функционировал бесперебойно (о чем свидетельствует, например, наличие в нем королевских захоронений VI в.). Григорий Турский, безусловно, подтверждает присутствие в этом городе около 520 г. языческого храма, но около 590 г. описывает величественную базилику Ad Sanctos Aureos (Сен-Жерегон). Таким образом, несмотря на то, что крупные стекольные мастерские были заброшены, здесь также имела место значительная преемственность.
Приводить другие примеры со всеми подробностями было бы излишне. В Вормсе пригородные кладбища действуют без перебоев, епископство сохраняется, и если южный район города наполовину обезлюдел, то север и центр остаются населенными по-прежнему. Страсбург был сожжен в начале V в., но горожане стали жить в зданиях, построенных кое-как из уцелевших во время пожара материалов, а епископ Арбогаст (около 550 г.), несмотря на свое германское имя, был достаточно знаком с римской традицией, чтобы выпускать кирпичи с клеймом «Arboastis epsfecit» («Арбогаст его сделал»).
Еще более информативно изучение участи vici (вика) и castella (крепости). Показательным является случай Андернаха на Рейне[167]. Примерно до 250 г. «Antunnacum» был крепостью лимеса (limes), возле которого существовал выделявшийся почти промышленной активностью ремесленный центр; через его порт экспортировались базальтовые глыбы из Майна и Нидермендига (Эйфель), а главное, гончарные изделия, выпускавшиеся крупной майнской мастерской. В начале V в. гарнизон исчез, но castrum (цитадель) сохранился: в VI в. эта штаб-квартира римского командования стала королевской резиденцией. Кладбища за пределами крепостной стены свидетельствуют о почти ненарушимой преемственности, а эпитафии — о сохранении римского населения, на протяжении долгого времени (Crescentius, Agriculus и т. д.) жившего бок о бок с носителями франкских имен (Adelbert, Austroald и т. д., впрочем, выгравированных на tituli римского образца). Все указывает на то, что работа в лавовых карьерах, гончарном и стекольном производстве продолжалась без заметных перебоев: их продукцию даже экспортировали на значительные расстояния, вплоть до Скандинавии. Это ремесленное производство легло в основу подлинного процветания: богатство захоронений Андернаха контрастирует с бедностью других кладбищ того же региона.
Понятно, что наряду с этим примером преемственности встречаются и случаи абсолютного и беспощадного разрушения, главным образом в военных поселениях. Военные лагеря и располагавшиеся по соседству экономические центры (сапаbаe) в Бонне и Нейсе прекратили свое существование, однако гражданский vicus (квартал) уцелел и дал жизнь средневековому городу.
Сказанное нами в отношении приграничной зоны применимо a fortiori и к внутренним районам Галлии. Некоторые города там исчезли, как, например, Нион (civitas Equestrium) на Лемане, но такие случаи редки и относятся главным образом к военным центрам (например, Баве). Другие перемещаются на небольшое расстояние, как civitas Vallensium (город Валленсий), жители которого бежали в крепость Сион (Валлис), а главное, Лион, переместившийся с плато Фурвьере на берега Соны. Но в абсолютном большинстве случаев наблюдается преемственность. Анри Пиренн доказал, что в Турне земельные угодья Римской империи перешли прямо в собственность меровингского, а затем каролингского государства, и это в том самом городе, где приказал похоронить себя Хильдерик[168]. В Париже левобережные предместья (гора Сен-Же-невьев, Сен-Марсель) быстро вернулись к жизни после катастроф III в. и в меровингскую эпоху пережили подлинный расцвет. Только нападения норманнов IX в. разрушили эти suburbia (предместья), намного более крупные, чем город собственно говоря[169].
Эти археологические находки, практически неоспоримые, позволяют исправить распространенную ошибку, которая возлагает основную ответственность за разрушенные города на нашествия V в., тогда как настоящие лакуны приходятся на III и, во вторую очередь, на IX столетие. Действительно, теперь сложно поверить в то, что «разорение и исчезновение среднего класса», преимущественно городского, произошло по вине нашествий. Но не вызывает сомнения следующий факт: в конце V и в VI в. экономическая жизнь отчасти переместилась из города в сельскую местность. Стекольное и оружейное производство при Империи преимущественно городское во франкскую эпоху стало в основном сельским (или, точнее, лесным).
Каково было отношение германцев к городам? Иногда можно наблюдать некоторое недоверие со стороны франкского правящего класса, но это, кажется, явление более позднего периода, отделенного от эпохи нашествий несколькими поколениями: возможно, то было просто желание избежать столкновений с Церковью (пример тому — Трир, откуда франкский граф в конце VI в. перебрался в Битбург). Часто франки размещали свои гарнизоны в старых римских укреплениях: например, в Руане осела группа seniores Franci (франкских сеньоров) (Григорий Турский. Н. Е, VIII, 31). Из-за единой веры никакая сегрегация не имела места.
