Люсьен Мюссе - Варварские нашествия на Европу: германский натиск
Какой вывод можно сделать из этого большого спора — впрочем, вовсе не бесплодного? Вполне возможно, что все зависело от плотности франкских поселений при жизни первых поколений. Поблизости от отправных точек и там, где дезорганизация римских структур открывала дорогу для прямой аграрной колонизации, германские элементы пустили корни и, пользуясь своим социальным и политическим преимуществом, более или менее быстро ликвидировали романские элементы. На большем удалении и там, где лучше сохранился костяк античного общества, франкские крестьяне-воины могли создавать только небольшие разрозненные поселения, которые держались некоторое время благодаря родовым связям; некоторые проникли до самого сердца парижского бассейна. Франкского «напыления» на поверхности общества, связанного с присутствием по всей Северной Галлии иммигрировавших аристократических элементов, оказалось недостаточно, чтобы спасти эти островки от быстрой ассимиляции.
Таким образом, в конечном счете лингвистическая граница зависела от двух главных факторов: расстояния (она в общих чертах повторяет линию limes IV в., проходившую в 100 км к востоку и ставшую отправной точкой завоевания) и степени опустошенности сельской местности в V в. (но этот факт трудно проверить; однако относительно долины Мозеля можно отметить, что сохранение там на протяжении всего VI в. villae urbanae совпадает с длительным употреблением романского диалекта). Это не более чем еще одна гипотеза, просто более скромная, чем большинство ее соперниц.
Понятно, что можно вспомнить еще и о другом факторе: важную роль на локальном уровне могло и должно было сыграть наличие германских поселений, военных или гражданских, возникших еще до франкского завоевания. Но до согласия в вопросе о распространении и вкладе этих колоний еще очень далеко. Дискуссия вращается в основном вокруг двух проблем: присутствие германского языка по левую сторону Рейна в эпоху Империи и поселения «летов», обнаруженные в результате археологического исследования.
В период римского завоевания на левом берегу Рейна встречались германцы, особенно среди вангионов, неметов и трибоков Пфальца и рейнского Гессена, а также убиев в районе Кельна. К тому же германское племя батавов упорно удерживало область в нижнем течении реки. Принадлежность этих племен к германцам в римскую эпоху не слишком очевидна (между I и V вв. примерно на 150 топонимов едва ли приходится дюжина германских); но она должна была сохраняться в сознании некоторых консервативных кругов (имена большинства местных божеств (Matres) являются германскими). Принято считать, что романизация Рейнской области была глубокой и что ее избежали только небольшие сельские районы: голландский Брабант и Кампен, районы Кельна и Ксантена. Города были полностью римскими. Следовательно, франки могли опереться на некоторые германские пункты к западу от Рейна, но речь идет об ограниченных зонах и о социальных кругах, не обладавших ни престижем, ни влиянием.
К проблеме «летов» нужно подходить осторожно. Так называли (об этом все еще спорят) поселенцев-варваров центральных районов Галлии, посаженных на землю и поставленных императорами под военный надзор. Нарративные источники упоминают о их существовании начиная с 287–288 гг. почти на всем севере и северо-востоке. Должно быть, они образовывали достаточно замкнутые поселения, поскольку им было запрещено вступать в брак с римскими гражданами. Эти данные, безусловно, проверены с помощью топонимического метода (такое название, как Allemagne, могло означать колонию аламаннских летов). Но когда с летами связывают археологические слои, характеризуемые тесным синтезом германских и римских элементов в захоронениях, это делается почти наугад. В конце IV в. кладбища этого типа встречаются в На-мюруа (Фюрфоц), в Шампани (Вер-ла-Гравель) и до самого Орлеане (Котрат). Ничто не гарантирует того, что эти поселения — без сомнения, гражданские — пользовались юридическим статусом летов. Но нельзя усомниться в том, что именно здесь находился «авангард» германского языка. Некоторые археологи (И. Вернер) приписывают ему решающую роль в формировании меровингской цивилизации, что не выглядит таким уж невероятным. Сомнительнее то, что этот «авангард» мог серьезно повлиять на лингвистическую географию.
На юго-востоке франкской территории события приняли совершенно иной оборот. Проникновение аламаннов за Рейн началось около 400 г. — то есть заметно позднее, чем нашествие франков, — но не прекращалось до XIII в. Таким образом, поступательное движение аламаннских диалектов охватывает гораздо более долгий период, чем распространение франкского языка. Если на западе в конце концов установилась относительно простая лингвистическая граница с французским — от Донона до Гран-Сен-Бернара, то на юге и востоке этого так и не произошло: лингвистическое размежевание в Центральных Альпах осуществилось только в современную эпоху вдоль линии, проведенной, исходя из наиболее заметных особенностей рельефа.
В Вогезах основные контуры современной лингвистической границы (которая часто проходит к востоку от горного хребта), по-видимому, остаются неизменными с раннего средневековья, как и во владениях франков. Однако, начиная с района Базеля, эта устойчивость пропадает: с каролингской эпохи верхнедревненемецкий язык добился заметного успеха вокруг Мора и Фрибурга, в бернском Оберланде, а главное, в Верхнем Валлисе; к XIII в. он преодолел горный хребет, чтобы захватить Вал Грессони, на итальянском склоне. В отношениях с романским диалектом, в конце концов, наступила настоящая анархия, принесшая немецкому все города и несколько долин посреди романской территории: это единственная лингвистическая граница романских языков, на которой еще и сегодня имеются нестабильные участки.
Кроме того, достаточно долго (до конца VIII в.) просуществовали романские очаги к югу от озера Констанц, в кантоне Санкт-Галлен и в Форарлберге, правда, на низшем социальном уровне.
Этот продолжительный натиск аламанского диалекта облекался в разные формы. В VII в. на западном фланге, где приходилось иметь дело с бургундами, он носил военный характер. Некоторые передовые отряды в конце концов были разбиты, например вараски в области Безансона в конце VI в.; другие одерживали победы. В 610 г. аламанны уничтожили в Вангене у Солера двух франкских графов и воспользовались этим, чтобы разграбить город Аванш (к северо-западу от Фрибурга), являвшийся центром романского сопротивления с тех пор, как там нашел убежище епископ Виндиша. Натиск на юг и юго-восток, начавшийся позднее, в VIII в., больше походил на мирную колонизацию, осуществлявшуюся широким фронтом, но все же преимущественно в альпийских долинах.
Нам мало известно о том, при каких условиях аламанны германизировали редкие города, сохранившиеся в этой зоне. Страсбург, безусловно, сохранял романские элементы на протяжении большей части VI в. Базель был окружен примерно с 550 г. В Кайзераугсте (Castrum Rauracense) и Обербурге (Castrum Vindonissense) латынь дожила, по крайней мере, до конца VI столетия. У римской цивилизации остался всего один городской оплот, Кур, под властью любопытной династии князей-епископов Викторидов; впрочем, очень скоро германское меньшинство просочилось и сюда.
Дальше на восток в провинциях Реции второй, Норике и Паннонии характер этой эволюции снова меняется. Здесь Romania подверглась почти полному уничтожению, которое больше напоминает события на Балканах, чем в Галлии. Однако бавары, более всего выигравшие от этого массированного отступления Romania, низведенной до уровня мелких разрозненных островков, не были его истинными виновниками. Они воспользовались работой, проделанной другими народами, будь они германскими или нет, с начала V в., то есть задолго до той эпохи, когда они переправились через Дунай (не раньше 500 г., может быть, даже второй четверти VI в.)[156].
Племена захватчиков этой первой волны не были достаточно многочисленными, чтобы надолго оккупировать страну. Германский язык совершил решительные шаги вперед только с прибытием баваров, которое, к несчастью, приходится на период ненарушимого молчания источников. Когда около 565 г. Венанций Фортунат впервые снова заговорил о Норике, эта область уже сделалась полностью германской.
В действительности многие романские элементы сохранились, но утратили свое политическое и культурное значение. В Баварии и Верхней Австрии каролингские документы часто упоминают о Romani (нем. Walcheri), а топонимика подтверждает значимость этих островков[157]. Речь идет о сельском населении, разбросанном по плато, главным образом в долине Инна, а также к северу и западу от Зальцбурга (ср. карту 5). Кроме двух альпийских убежищ, Walchengau в Верхнем Изаре и Vintschgau в Верхнем Адидже, оно утратило всякую сплоченность, как и всю социальную элиту (кроме, быть может, окрестностей Аугсбурга, где сохранилось епископство). В Баварии на романском языке говорили, по крайней мере, до IX в. В Альпах произошло слияние с элементами романша, которые еще сохранялись в верховьях Инна и Адидже. Несмотря на зачатки политической организации, возникшие вокруг Кура, никакая лингвистическая граница не смогла возникнуть. Кроме ничтожных исключений, германский язык почти повсеместно пришел в соприкосновение с итальянским.
