Иван Беловолов - Истра 1941
Дорогие наши мужья! Мы сегодня с большой радостью прочитали в газете сообщение о том, что ваша дивизия отличилась в боях с врагом.
Дорогие мужья! Будьте и в дальнейшем стойкими, мужественными и бесстрашными героями в борьбе с озверелыми гитлеровскими бандитами!
Беспощадно громите вражеские полчища, стойко защищайте села и города любимой Родины! Мы уверены, что враг скоро найдет себе могилу и победа будет за нами.
С большим нетерпением мы и наши любимые дети ждем разгрома врага и вашего возвращения с победой.
По поручению собрания жен начсостава:
Вавилова, Осипычева, Зайцева, Есина,
Бордюкова, Жолнина, Барсукова, Казанцева и др.
Действующая армия
Командованию 9-й гвардейской стрелковой дивизии
Дорогие товарищи!
Мы, бойцы и младшие командиры части тов. Минашкина, воспитанники вашей дивизии, узнав о переименовании 78-й СД в 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию, восхищены героическим упорством и вашей отвагой в борьбе с германским фашизмом.
Переименование вашей дивизии в гвардейскую вливает в нас новые силы, умножает ненависть и презрение к заклятому врагу — германскому фашизму.
Мы верим, дорогие товарищи гвардейцы, что вы, как преданные патриоты Родины, утроите свою энергию в борьбе с гитлеризмом, еще упорнее будете бороться с врагами всего человечества.
Мы заверяем вас, что не пощадим своих сил, крови и самой жизни, когда партия прикажет грудью встать на защиту нашей Родины — СССР.
Мы заверяем вас, дорогие гвардейцы, что приложим все свои силы, чтобы заслужить такое же высокое звание.
Охраняя дальневосточные рубежи нашей Родины, мы повысим свою бдительность, поднимем качество учебы, будем добиваться только отличных показателей в учебе.
Да здравствует наша родная Коммунистическая партия!
Да здравствует наша Родина — СССР!
Вперед — к победе!
По поручению митинга части:
Акентьев, Тормозин, Чикуров, Баширов, Сапожки, Бучельников, Горбунов, Валиуллин, Чепкасов, Андрюков
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ВОЕННОГО КОРРЕСПОНДЕНТА
АЛЕКСАНДР БЕК
1
Первые дни ноябрьского наступления немцев на Москву, которое, как известно, началось шестнадцатого, я, военный корреспондент журнала «Знамя», провел в 78-й стрелковой дивизии.
К этому времени я уже не был новичком на фронте, много раз слушал рассказы участников войны, кое-что видел сам, но не подозревал, что люди могут драться так, как дрались красноармейцы 78-й. Там сражались, и не как-нибудь, а по всем правилам боевой выучки, не только строевики, но и ездовые, писаря, связисты, повара.
В эти дни я познакомился со многими людьми дивизии и провел несколько часов с ее командиром — полковником Белобородовым.
На войне люди сближаются быстро. На прощание полковник сказал: «Теперь будем друзьями». Он показался мне таким же необыкновенным, как и его дивизия, и каюсь — я влюбился в него.
Спустя несколько дней, когда сводки сообщали об особенно ожесточенных боях у города Истры, который, противостоя трем дивизиям Гитлера, в том числе и танковой, обороняла дивизия Белобородова, я, уже вернувшись в Москву, прочел в газетах, что в награду за мужество и стойкость 78-я стрелковая дивизия переименована в 9-ю гвардейскую, что полковнику Белобородову присвоено звание генерал-майора.
Растроганный, я читал и улыбался: мне казалось, что это моя дивизия и мой генерал.
Утром 7 декабря я случайно узнал, что в дивизию только что повезли гвардейское знамя, которое предполагалось вручить в этот же день с наступлением сумерек.
Недолго думая, я сел в метро и поехал к фронту. Поездки на фронт в эти дни не занимали много времени. На Волоколамское направление маршрут был таким: на метро до станции «Сокол», там пересадка на автобус № 21, курсировавший до Красногорска. Оттуда до линии фронта оставалось 12–15 километров.
К удивлению, я не сразу нашел 9-ю гвардейскую.
Грузовик, на который я пристроился, свернул близ станции Гучково в сторону, а я спрыгнул на шоссе.
К 7 декабря станция Гучково была последней на Ржевской железной дороге по нашу сторону фронта; дальше следовала станция Снигири, несколько дней назад взятая противником.
Чувствовалось, что фронт где-то рядом. Наша артиллерия стреляла откуда-то сзади; высоко над головой с нарастающим, а затем удаляющимся гулом пролетали наши снаряды в сторону противника; изредка и глухо доносились короткие очереди пулемета.
Дойдя до Гучкова, я вошел в первый попавшийся дом. В комнатах было полным-полно красноармейцев; они топили голландку и кухонную плиту; толстый слой наледи на окнах побелел и стал подтаивать; жилище было покинуто хозяевами. «Какой-то батальон на отдыхе», — подумал я и произнес:
— Здравствуйте. 9-я гвардейская?
— Нет.
— А где она?
— Мы сами тут ничего не знаем. Нынче прибыли. Новенькие.
— В боях бывали?
— Нет. Говорят тебе, новенькие.
В соседних домах я встретил то же самое: множество красноармейцев, только что прибывших, никогда не нюхавших боя. Никто из них не знал, где 9-я гвардейская.
Признаюсь, я был встревожен. Почему, зачем, каким образом эта часть — сырая, необстрелянная — попала сюда, на Волоколамское шоссе, на прикрытие важнейшей магистральной дороги на Москву?
Я знал суровую правду войны; знал, что через две недели, через месяц такая часть приобретет стойкость и ударную силу, станет твердым боевым кулаком, но сегодня… Странно, очень странно.
И куда делась 9-я гвардейская?
2
На поиски ушло несколько часов.
Из Гучкова я направился поближе к Москве, в поселок Нахабино, и узнал там, наконец, что штаб 9-й гвардейской расположен неподалеку в доме отдыха.
Смеркалось, когда я подходил туда. «Успеть бы до вручения знамени», — думалось мне.
Близ ворот, ведущих на территорию дома отдыха, у меня проверили документы и дали провожатого, который довел меня до штаба. Часовой вызвал дежурного, тот доложил, и через минуту я уже стоял в жарко натопленной комнате.
У окна на столе высился потрепанный брезентовый ящик полевого телефона, на табурете сидел связист, рядом стоял, прижав к уху трубку, начальник штаба дивизии полковник Федюнькин.
Он узнал меня и, не прерывая разговора, приветственно помахал рукой.
Дверь из соседней комнаты открылась, оттуда вышел генерал Белобородов. Он, словно дома, был без пояса; добротная гимнастерка, на которую не пожалели сукна, при каждом шаге свободно колыхалась вокруг приземистой фигуры; на отворотах расстегнутого воротника еще не было генеральских звезд — и там по-прежнему виднелись полковничьи четыре шпалы.
Расставшись две недели назад с Белобородовым, я много думал и иногда рассказывал о нем. Порой он непроизвольно вспоминался мне — в воображении ясно вставал его облик…
И все же сейчас, когда он вышел из соседней комнаты, первой моей мыслью было: «Какое удивительное лицо!»
В этом лице — широкоскулом, с небольшими круглыми глазами — было, несомненно, что-то бурятское, что совершенно не вязалось с чистым, сочным русским говором. Еще в первую встречу я спросил об этой странности. «Иркутская порода», — сказал Белобородов.
— Здравствуйте, Афанасий Павлантьевич. Разрешите…
Я хотел, поздоровавшись, поздравить его и дивизию, но Белобородов прервал на полуслове:
— Здравствуй! Уже знаешь?
Он пожал мне руку с каким-то особым оживлением.
— Что знаю? Насчет знамени?
Генерал расхохотался. Он любил смеяться громко, от души. Посмеивался и полковник Федюнькин. Почему-то улыбался и связист. Белобородов хохотал всего лишь несколько секунд. Потом резко, без перехода, перестал, словно отрезал.
— Вручение знамени отложено, — сказал он.
— Тогда почему же?… Почему вы все здесь такие веселые?
— Обожди немного. Скоро будем с тобой чай пить, тогда и расскажу. А сейчас тут мои орлы собрались. Сейчас у меня горячие минутки.
Круто повернувшись, он ушел к себе.
«Какой быстрый», — мелькнуло у меня. Движения и жесты Белобородова казались слишком стремительными для его плотной фигуры.
Вслед за генералом ушел и полковник.
За ними закрылась дверь. Я остался у полевого телефона.
3
Дверь иногда раскрывалась, входили и выходили командиры, тогда до меня долетали отдельные слова и фразы.
Впрочем, и через закрытую дверь я порой слышал голос генерала: не только в гневе, в споре, но и в минуты радости он любил говорить громко.
До меня доносилось: «Заруби себе — глубже обходить!», «Тогда здесь вот они дрогнут!», «И гони, гони — не слезай с хвоста!»
