Георгий Холопов - Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)
Они были друзьями. Кауфман всегда называла его "начальником", а это льстило его самолюбию.
- Начальником!.. Этого начальника ни во что не ставят, отменяют его законные действия и поступки. Вот сейчас, например, иду на свидание с проклятыми артистами театра. Надо вернуть им занавес и всякую там бутафорию. Муторно на душе, Кауфман, так бы и запил с горя.
Кауфман ничего не поняла из слов Бондарева, и ему пришлось коротко рассказать всю неприятную историю с театром.
- Я и не знала, что с тобой такое несчастье! - с той же наигранной тревогой в голосе сказала сестра. - Боюсь, что это цветочки, ягодки будут впереди.
- Я тоже так соображаю, - сказал Бондарев. - Но меня не проведешь. Бондарев - истинный пролетарий, потомственный бондарь. Вот, потрогай мозоли!.. Отец мой был бондарем, дед и прадед тоже. Мы бондарева рода, Кауфман!
- Чего уж там говорить! Тебя знает вся Астрахань, ты - признанный вождь форпостинского пролетариата! А вот, поди, не признаёт тебя ревком!..
- Не признаёт... Но ничего, - с угрозой проговорил Бондарев, признает! Бондарев еще покажет себя. Он еще наведет в Астрахани порядок. Он стиснул руку Кауфман и ушел, скрипя сапогами.
Зная характер Бондарева, Кауфман с удовольствием представила себе, какая пойдет смута по Астрахани против ревкомовской власти.
Еще недавно Бондарев жил на Форпосте, среди бондарей, рыбаков, таскалей и извозчиков. Имел небольшую мастерскую при доме, где работала вся его многочисленная семья, племянники-сироты, два слепых старца. Бондарев выгодно сплавлял товар подрядчикам. Но выбиться "в люди" ему так и не удавалось: работа бондаря грошовая, весь Форпост был в бондарных мастерских, конкурировавших друг с другом. Тогда он забросил бондарное дело, взвалил всю работу в мастерской на жену и долго пропадал где-то в верховьях Волги. Войну просидел в тыловых частях. После Октябрьской революции вернулся в Астрахань с отрядом анархистов и некоторое время "наводил анархию в городе". Потом анархисты уехали "подкормиться" на Кавказ, и Бондарев долго не знал, чем заняться, к кому примкнуть, пока дальновидные форпостинские дельцы не надоумили его войти в доверие к большевикам. Вскоре как раз представился подходящий случай: январский мятеж 1918 года. В боях с белогвардейцами Бондарев отличился и с этого времени при помощи дружков из Форпоста пошел в гору, стал по каждому поводу произносить громовые речи.
Его продвигали в "вожди форпостинского пролетариата". За него драли глотку владельцы рыбных садков, таскали и извозчики. Его тайно поддерживали хозяева бондарных мастерских, все эти горюновы, заваруевы, фатькины, федичкины и тишечкины. На первых порах Бондарев стал начальником районного отделения милиции. Потом друзья выхлопотали ему место помощника коменданта гарнизона Астрахани.
Не веря ни в белых, ни в красных, втайне мечтая лишь об одном выбиться "в люди", Бондарев вскоре кое-что уразумел в "политических делах" и вдруг, на удивление астраханцам, на некоторое время затих: не появлялся на митингах и собраниях, не произносил речей, от которых у слушателей мурашки бегали по спине. Это было в период дружбы Бондарева с Кауфман, когда она вбивала ему в голову идею самостийности города Астрахани и Астраханского края. Бондарев загорелся бредовой мыслью создать в дельте Волги "царство рыбников и бондарей", обособить это "царство" от России, объявить Астрахань вольным городом и торговать белорыбицей и паюсной икрой со всем миром. У него даже был заготовлен герб будущего государства, нечто напоминавшее этикетку с консервной банки: перекрещенные севрюги на фоне приземистой дубовой бочки, символ "союза рыбников и бондарей".
Через черный ход Кауфман прошла в шляпный магазин мадам Сильвии. Прежде чем войти, она постучала и сказала пароль, как это было условлено между друзьями мадам Сильвии. Ей открыла татарка-служанка.
Антресоли гремели от шума и смеха. Играл граммофон. По винтовой лестнице Кауфман поднялась наверх. Там было полно народу. За столом играли в лото.
Мадам Сильвия с очаровательной улыбкой поднялась из-за стола навстречу Кауфман. Она всегда и всем улыбалась. Это была дама в туго затянутом корсете, с пышным, высоким бюстом, как у манекена. Она игриво взяла Кауфман за руку и повела на свою половину, за тяжелые цветастые портьеры, щебеча на невыносимом жаргоне - смеси русского, французского, немецкого и черт знает каких еще языков, без устали рассказывая сплетни, пикантные истории о княгине Тумановой, устаревшие анекдоты и сомнительной достоверности новости.
Кауфман тоже улыбалась и ждала. Она хорошо знала, что не из-за этих пустяков пригласила ее мадам Сильвия на лото.
"Что на этот раз нужно мадам Сильвии? - гадала Кауфман. - Бриллианты? Но она достаточно скупила их еще прошлым летом. Хрусталь? У нее пять ящиков хрусталя. Картины? Черная икра? Мука?.."
Нет, мадам Сильвии, оказывается, нужно было совсем другое: баночка цианистого калия и список коммунистов Астрахани.
Кауфман догадалась, в чем дело, и заказ приняла. Она могла все достать. Тем она и славилась. К тому же мадам Сильвия была щедрой женщиной и имела самую различную валюту, которую ей доставляли персидские купцы, привозившие в Астрахань сушеные фрукты, рис, хлопок.
Вдруг портьеры разлетелись в стороны, и на пороге появились знакомые лица:
- Начинаем новую игру! Просим за стол.
Дамы пошли к столу.
Банкомет объявил условия игры.
Карта стоила десять рублей николаевскими, тысячу рублей керенками. Десятая доля выигрыша шла в пользу хозяйки дома на оплату керосина.
Контролер, старый, плешивый господин, банковский служащий, с мешком в руке обошел игроков, роздал карты, собрал плату в мешок и под дружный хохот собравшихся водрузил мешок на стол, объявив астрономическую сумму банка.
Банкомет вытащил "бочку", и игра началась.
В первую же игру Кауфман выиграла.
"Счастлива, - сказала она себе, - я сегодня поразительно счастлива!"
Контролер выложил перед ней из мешка пеструю груду денег, она запустила в них руки, долго шуршала бумажками. Мадам Сильвия принесла ей наволочку.
Во вторую игру Кауфман снова выиграла и почти до отказа набила деньгами наволочку. На нее, как на героиню, смотрели игроки, и она всем улыбалась, счастливая и растерянная.
Потом выиграла дама с тройным подбородком, сидящая напротив мадам Сильвии. От радости с нею стало худо, она упала в обморок.
- Воды, воды! - закричали все вокруг стола.
Пока приводили счастливицу в чувство, банкомет объявил перерыв.
Мадам Сильвия снова увела Кауфман за портьеру, шепнула ей на ухо:
- К тебе, голуба, имеет интерес один важный господин.
- Да что вы, мадам Сильвия! - с притворным удивлением произнесла Кауфман.
- Да, да, голуба, очень важный господин!
- Интересно, зачем я ему понадобилась? Кауфман не красавица, да и не так уж молода...
- Но Кауфман - великая женщина! - сказала мадам Сильвия самым серьезным тоном.
Кауфман подкинула наволочку с выигрышем:
- Деловой человек?
- О да.
- Богатый?
- О да!
- И давно вы его знаете?
Мадам Сильвия отвела глаза. Кауфман захихикала, прикрыв ладонью рот. Потом сказала:
- Я догадываюсь, я, видимо, знаю его!
Мадам Сильвия замахала руками:
- Нет, голуба, вы не можете его знать, он из другого города, а не из этой паршивой Астрахани.
- Он немец из Сарепты, продавец горчицы Фриц Кениг, не так ли?
Потрясенная мадам Сильвия только простонала:
- Голуба...
- Вы удивлены? Сказать вам больше? Фриц Кениг - такой же продавец сарептской горчицы, как я китайская принцесса.
- О, я вас не понимаю! - отшатнулась от Кауфман мадам Сильвия.
- Не понимаете? - Кауфман снова захихикала. Потом, прищурив левый глаз, правым, сверлящим, как бур, впилась в мадам Сильвию. - Вы всё прекрасно понимаете... А не знаете ли вы Адама Фокленда?
Услышав имя английского разведчика, мадам Сильвия упала в кресло, скрестив руки на своей пышной груди.
Кауфман решила сразить мадам Сильвию.
- Я знаю также, - продолжала она жестко, - что вы совсем не мадам Сильвия и что вы умеете делать не одни только французские шляпки. Но об этом потом, потом...
Мадам Сильвия закрыла лицо руками.
- Не надо, больше не надо, я боюсь вас, - простонала она.
Кауфман могла бы совершенно сразить мадам Сильвию, если б сказала, что хорошо знает и выполняет поручения и мистера Хоу, и мистера Чейса, представителя фирмы по производству холодильных машин... Но она предусмотрительно промолчала, подумав: "Бог ее знает, кому она еще служит, кроме англичан!"
- Я пошутила, - сказала Кауфман и похлопала мадам Сильвию по спине. Я ваш старый друг. Нам долго еще вместе работать. Приходите завтра на чай. На five-o'clock... Впрочем... Вы ведь "француженка", а это английский обычай. Захватите и вашего "Фрица Кенига - немца из Сарепты". У меня безопасно. Списки коммунистов и цианистый калий - сущая ерунда! Для вашего Фокленда у меня есть кое-что поважнее. - Она подумала о Лещинском и Буйнакском.
